Знаете, что значит быть невидимой? Существовать, дышать, говорить — но для окружающих тебя будто не существует. Такова была судьба женщины на Кавказе, оставшейся без мужа. Ее не замечали, через нее перешагивали, как через пустое место. Мужчины могли не удостоить ее даже взгляда, когда она входила в комнату. Ее личность растворялась, стиралась одним лишь фактом ее одиночества.
Ислам, безусловно, видит в замужестве и материнстве предназначение женщины. Но жизнь — это лабиринт, где не каждому уготована прямая дорога. Ее имя могло быть запятнано сплетнями. Иногда судьба просто не сводила ее ни с кем. А иногда в ее груди жил слишком гордый и строптивый дух, чтобы принять навязанный выбор.
Итог же был неизменен, словно приговор: жизнь на обочине чужого мира, в тени, где тебя лишь терпят, но никогда не видят.
А теперь представьте: что, если в этом мире, полном строгих правил, находится та, кто решает бросить вызов самой судьбе? Но как это возможно?
Невидимая женщина Кавказа
Этнограф Никитин в позапрошлом веке открыл удивительный парадокс. Даже жена самого бедного хевсура, ютящаяся в убогой лачуге и живущая впроголодь, могла держать голову высоко. Ее уважали в селении.
Но взгляд общества становился холодным и безразличным, когда речь заходила о незамужней женщине, даже почтенной возрастом. Ее словно не замечали. В этом мире нищета не была позором. Позором было остаться одной.
Судьба в чужих руках
Судьба девушки решалась без ее участия. Если она была здорова и не запятнала семью, замужество ожидало ее очень рано. Порой родители договаривались о браке, когда дети едва начинали ходить. Красота не имела значения. Главными достоинствами считались трудолюбие и способность стать матерью.
Девственность была нерушимым правилом. Связь до брака каралась смертью, и община проявляла в этом жестокую изобретательность. Виновную могли забить камнями, сбросить со скалы или продать в рабство в Турцию. Это не древние легенды, такие обычаи бытовали еще в девятнадцатом столетии, а их отголоски слышны и поныне.
Впрочем, советский писатель Тембот Керашев описывал у адыгов и абхазов иные, более мягкие нравы. Если молва о красоте девушки выходила за пределы аула, к ней могли приехать знатные мужчины. Они вели изысканные беседы за чаем. Этнографы отмечали, что абхазские девушки танцевали с изяществом и грацией.
Но это было лишь исключением. Для большинства жизнь была иной. Девушка проводила дни взаперти. Выйти из дома без мужского сопровождения? Немыслимо. Заговорить с незнакомцем? Нельзя даже помыслить. Остаться наедине с посторонним мужчиной? Это означало бы полный крах репутации. Никаких отношений до брака просто не могло возникнуть, ибо для них не было ни малейшей возможности.
Бремя позора
Полагаете, у христианских народов Кавказа царили более мягкие нравы? Реальность была суровой. Участник кавказских походов Георгий Эристов писал о Сванетии, что если девушка беременела вне брака, церковная община отбирала ее и младенца у родителей. Семью же обязывали выплатить штраф, отдав общине поле, рощу или покос в качестве искупления за нанесенный позор.
А что ждало саму женщину? Ей и ее ребенку запрещалось переступать порог храма. Они становились изгоями, которых все сторонились. После смерти их ожидало погребение в неосвященной земле, рядом с самоубийцами и преступившими закон людьми. Таково было проявление христианской любви в тех краях.
Отказаться от замужества без веской причины, такой как болезнь или уродство, считалось безумием. Женщина, сознательно избравшая одиночество, вызывала всеобщее презрение. С ней прекращали общаться, на нее указывали пальцами, над ней смеялись за спиной.
Выбор ценою в жизнь
Среди суровых законов гор существовали и пути побега. У грузинского народа пшавы девушка, отвергавшая нежеланного жениха, могла уйти в молельню хати и принести обет безбрачия, становясь мицминдари. Это решение, освященное перед Богом, уже не мог отменить ни один старейшина. Однако это не приносило почета. К таким женщинам относились с еще большим опасением, чем к обычным старым девам.
Лишь в одной земле — Армении — к обету безбрачия относились с глубоким почтением. Почему здесь царила иная атмосфера, остается загадкой истории. Но факт неоспорим: армянская девушка, посвятившая себя Богу, не становилась изгоем. Ее уважали.
У других народов, например, у лакцев и цаухов, существовал обычай, дававший девушке право выбора. Она поднималась на крышу дома в центре села и трижды выкрикивала особое слово, а затем имя избранника. После этого мужчина не мог отказаться. Его судьба решалась чужим криком.
Брак по принуждению
В разгар Кавказской войны имам Шамиль столкнулся с тяжелыми людскими потерями. Ответом стала суровая мера — принудительные браки. Дважды в год всех незамужних женщин, будь то девушки, вдовы или разведенные, опрашивали об их выборе. Названный мужчина мог отказаться, но лишь заплатив солидный штраф. Из-за этого отказов почти не случалось. Зачем отказываться, если всегда можно было развестись спустя условленное время?
Впрочем, разводы осуждались обществом. К тому же, мужчина был обязан выплачивать бывшей жене алименты. После расторжения брака женщина возвращалась в дом отца. Дети, даже самые маленькие, всегда оставались с отцом. Мать теряла на них все права.
Исламские законы в какой-то мере защищали вдов. Родня покойного мужа должна была содержать их определенное время. Также женщине полагалась часть калыма, полученного за нее при свадьбе. На эти средства можно было приобрести землю, которая оставалась в собственности вдовы даже после смерти супруга или развода. Если, конечно, родственники не отбирали ее обманом или силой. Часто за вдовой закрепляли и долю имущества мужа, но только если ее собственная семья обладала влиянием, чтобы этого добиться. Без такой поддержки она рисковала остаться ни с чем.
Вечная опека
Судьба незамужней женщины находилась в руках мужчин. Пока был жив отец, забота о ней лежала на нем. После его смерти эта обязанность переходила к брату, который должен был предоставить сестре кров и проявлять к ней уважение, хотя на практике это уважение часто оказывалось весьма условным. Если умирал и брат, опекуном становился дядя, затем племянники, а потом и более дальние родственники. Суть оставалась неизменной: женщина не принадлежала себе.
Если женщина была физически здорова, ее ожидала участь, немногим отличавшаяся от доли замужней. Этнографы отмечают разительный контраст между беззаботной жизнью юной кавказской девушки и тяжелым существованием замужней женщины. Девочку баловали и лелеяли, но после замужества она превращалась в рабочую лошадь. Незамужняя же разделяла эту ношу: домашняя работа с утра до ночи, самая грязная и изнурительная, если только семья не могла позволить себе прислугу.
От нее ждали, что она будет нянчить племянников и воспитывать детей родственников, оставаясь бесплатной няней, которая всегда под рукой. Даже если она получала наследство от отца или брата, распорядиться им самостоятельно она часто не могла. Для всего требовалось разрешение опекуна. Захочет он — разрешит, не захочет — и она останется без гроша, даже имея в наследстве три дома.
Самое горькое заключалось в том, что незамужняя женщина никогда не знала того уважения, что выпадало на долю матери. Мать могла остановить кровную месть, разнять дерущихся, к ее словам прислушивались. Слово же старой девы не значило ровным счетом ничего.
Для незамужней женщины каждый выход за порог дома превращался в сложное испытание. Ей требовалось получить разрешение опекуна. И даже если такое разрешение выдавалось — например, для похода на базар, по делам или в мечеть, — считалось, что ей непременно должен был сопутствовать кто то из мужчин. Хотя бы мальчик. Выходить одной было неприлично.
Цена свободы
Так и складывалась жизнь незамужней женщины на Кавказе — жизнь, которую общество приговаривало быть жизнью второго сорта. Не вышла замуж — неполноценная. Дала обет — чудачка. Овдовела и не желаешь нового брака — обуза. Ее существование было лишено права голоса, возможности распоряжаться собой, места под солнцем. Оно вызывало насмешку, презрительную жалость, но никогда — уважение. Была ли она умна, добра или трудолюбива — не имело значения. Единственной мерой ценности был статус, а он определялся просто: есть у нее муж или нет.
Мир, конечно, повернулся. Многое изменилось… или только кажется? Отголоски тех устоев звучат в горах и сегодня. Незамужняя женщина в тридцать лет — все еще повод для перешептываний и сочувственных взглядов, что порою горше открытого осуждения.
Возможно, мы не так далеко ушли от тех веков. Возможно, мы просто научились искуснее скрывать эти мысли...