Я любила печь по пятницам, это был наш с Денисом маленький ритуал, знаменующий окончание рабочей недели и начало уютных выходных. За окном сгущались сумерки, роняя на город синюю прохладу поздней осени. Наша квартира на седьмом этаже казалась мне самым безопасным и теплым местом на свете. Мы купили ее два года назад, вложив все наши сбережения и мою долю наследства от родителей. Денис тогда тоже внес крупную сумму, продав свою старую «холостяцкую» однушку на окраине города. Я так им гордилась. «Это наше общее гнездо, Анечка, — говорил он мне тогда, обнимая за плечи прямо посреди голых бетонных стен, — все по-честному, кирпичик к кирпичику». Эти слова до сих пор звучали во мне музыкой.
Квартира была оформлена на меня. Так вышло почти случайно — у Дениса были какие-то сложности с документами в тот момент, и мы решили, что так будет проще и быстрее. «Какая разница, на кого записано? — смеялся он. — Мы же семья». Я и не видела никакой разницы. Я ему верила больше, чем себе.
В тот вечер он был на какой-то встрече с бывшими коллегами. Позвонил около девяти.
— Зай, привет! — его голос в трубке звучал бодрее обычного, немного громче. — Слушай, а ты не могла бы за мной заехать через часок? Мы тут посидели хорошо, а такси вызывать не хочется.
— Конечно, заберу, — без раздумий согласилась я. — Куда подъехать?
Он назвал адрес ресторана в центре. Час превратился в полтора, потом в два. Я сидела на кухне, пила остывший чай и смотрела на стрелки часов. Легкое беспокойство начало царапать душу. Обещал же через час. Что там можно так долго делать? Я позвонила сама.
— Да, Ань, мы уже почти-почти заканчиваем. Буквально пятнадцать минут, честное слово! Тут просто тост за тостом, не могу же я уйти, неудобно.
Его голос был все таким же громким, но теперь в нем слышались какие-то незнакомые нотки, будто он играл роль, старательно выговаривая слова. Я вздохнула и пошла одеваться.
Последние пару месяцев в нашем доме поселилась тень. Едва заметная, бесшумная. Ее звали Людмила Петровна. Моя свекровь. Она приехала к нам «погостить на пару недель», после того как продала свой старый дом в пригороде. Сделка прошла как-то скомканно, по ее словам — «за копейки», и теперь она искала новый вариант, хотела перебраться поближе к нам, к единственному сыну. Я приняла ее с открытым сердцем. Конечно, маме нужно помочь. Конечно, пусть поживет у нас, сколько нужно. Денис был так благодарен. Он обнимал меня и шептал: «Ты у меня святая, Аня».
Но недели шли, перетекая в месяцы. Вещи Людмилы Петровны медленно, но верно расползались по квартире. Сначала в гостевой комнате появился ее комод. Потом в нашей ванной — целый ряд ее кремов и лосьонов, вытеснивших мои. На кухне ее любимая турка для кофе заняла почетное место на плите. Она была мила, даже подчеркнуто любезна со мной. Постоянно хвалила мою стряпню, восхищалась моим вкусом в интерьере, называла не иначе как «доченькой». Но за этой сахарной глазурью я все чаще стала замечать что-то другое. Холодный, оценивающий взгляд, когда она думала, что я не вижу. Короткие, оборванные на полуслове телефонные разговоры с ее дочерью, сестрой Дениса. Едва слышный шепот: «…нет, пока терпим. Все идет по плану».
Какой план? О чем она? — проносилось у меня в голове, но я тут же отгоняла эти мысли. Наверное, обсуждают покупку новой квартиры. Что я себе накручиваю?
Я старалась быть идеальной невесткой. Вставала пораньше, чтобы приготовить завтрак на всех, после работы бежала в магазин, чтобы купить ее любимый йогурт. А Денис… он будто отдалялся. Все чаще задерживался на работе, ссылаясь на срочные проекты. Наши уютные вечера вдвоем почти исчезли. Теперь в центре нашей вселенной была его мама. Ее здоровье, ее настроение, ее желания. Если я робко предлагала сходить в кино, он отвечал: «Анечка, ну как мы маму одну оставим? Ей будет скучно». Если я хотела поговорить о нас, он переводил тему: «Слушай, а давай лучше подумаем, как маме помочь с поиском жилья».
Я чувствовала себя лишней в собственном доме. Не хозяйкой, а обслуживающим персоналом в гостинице, где остановились очень важные постояльцы. И это чувство росло день ото дня, укореняясь во мне, как сорняк.
Когда я подъехала к ресторану, Дениса на крыльце не было. Я прождала еще минут десять, разглядывая витрины соседних магазинов. Наконец, он вышел. Не один. Рядом с ним, приобняв за руку, шла его коллега, Марина. Я знала ее, мы пару раз пересекались на корпоративах. Она смеялась, запрокинув голову, а Денис что-то увлеченно ей рассказывал. Увидев мою машину, он по-дружески хлопнул Марину по плечу, быстро попрощался и направился ко мне.
— О, ты уже здесь! А я только вышел, — бодро соврал он, садясь на пассажирское сиденье. От него пахло дорогим парфюмом, но не его, а женским. Тем самым, которым всегда пользовалась Марина.
— Вы долго прощались, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Да так, болтали о проектах, — он отмахнулся. — Ты что, ревнуешь? Глупости. Поехали домой, я ужасно устал.
Всю дорогу он молчал, отвернувшись к окну. А я смотрела на дорогу, и перед глазами стояла эта картина: он и Марина, такие близкие, такие увлеченные друг другом. Это не просто коллеги. Так не прощаются с коллегами. Запах ее духов въелся в обивку сиденья, в воздух, в мои легкие. Я чувствовала себя так, словно меня обманули, но не могла понять, в чем именно. Это было что-то большее, чем просто флирт. Что-то системное, глубокое.
На следующий день я решила сделать генеральную уборку. Нужно было чем-то занять руки и голову. Разбирая старые бумаги на антресолях, я наткнулась на толстую папку, которую раньше не видела. На ней было написано «Документы. Старая квартира». Любопытство — не лучший советчик, — подумала я, но руки сами потянулись и открыли ее.
Внутри лежали не те бумаги, которые я ожидала увидеть. Вместо договора купли-продажи его старой однушки, там был... договор дарения. Аккуратно отпечатанный, с подписями и печатями. Денис дарил свою квартиру своей сестре. И дата на документе стояла за месяц до нашей с ним свадьбы. За месяц до того, как мы начали искать наше «общее гнездо».
Воздух вышел из моих легких. Я села прямо на пол, среди коробок со старыми вещами. Голова закружилась. Он не продавал квартиру. Он ее подарил. А деньги? Деньги, которые он якобы внес за нашу общую квартиру… Откуда они? И тут я вспомнила его слова: «Анечка, я вложу все до копейки, что получил от продажи». Но продажи не было. А это значит…
Это значит, что почти всю стоимость нашей квартиры покрыла я. Мои сбережения. И мое наследство. Все то, что оставили мне родители. Он не внес почти ничего. Он просто солгал.
Я сидела на полу, наверное, час. В ушах шумело. Все маленькие странности последних месяцев сложились в одну уродливую картину. Отдаление Дениса. Заискивающая любезность свекрови. Ее шепот по телефону: «Все идет по плану». Их план. Это был их план с самого начала.
Вечером я ждала его. Папка лежала на кухонном столе. Когда он вошел, веселый, с пакетом ее любимых пирожных, я молча показала на документы.
— Что это? — спросила я тихо.
Он взглянул на папку, и улыбка сползла с его лица. На секунду в его глазах промелькнул испуг, но он тут же сменился раздражением.
— Ты опять рылась в моих вещах? Аня, я же просил!
— Денис, ты сказал, что продал квартиру, чтобы мы купили эту. Но ты ее подарил. Сестре. Зачем ты мне солгал?
— Это не твое дело! — он повысил голос. — Это было до тебя! Какая разница, что я сделал со своим имуществом?
— Разница в том, что ты обманул меня! Ты сказал, что мы вкладываемся поровну, но это была неправда! Эта квартира почти полностью куплена на мои деньги!
В этот момент из своей комнаты вышла Людмила Петровна. Наверное, услышала наши крики. Она посмотрела на меня с плохо скрытым торжеством.
— Деточка, ну что ты так кричишь? Мужчина всегда глава семьи, он решает, как поступать. Ты должна доверять своему мужу.
— Доверять? — я горько рассмеялась. — Он врал мне два года! Вы оба мне врали! Я так понимаю, ваш переезд сюда, Людмила Петровна, это тоже часть «плана»? Занять квартиру, которая вам по сути ничего не стоила?
И тут Денис посмотрел на меня таким холодным, чужим взглядом, какого я никогда раньше не видела. Это был взгляд человека, с которого слетела маска. Вся его любовь, нежность, забота — все испарилось, осталась только ледяная сталь. Он сделал шаг ко мне, и я невольно отступила. Атмосфера в комнате стала густой и тяжелой, как будто воздух превратился в свинец. Я смотрела на него, на мужчину, которого любила больше жизни, и видела перед собой незнакомца. В его глазах не было ни капли раскаяния, только холодный расчет и злость от того, что его поймали. Людмила Петровна стояла за его спиной, как генерал за спиной своего солдата, и ее лицо выражало полное одобрение. В этот момент я поняла, что они — одна команда. А я — чужая.
— Ты не понимаешь, Аня, — процедил он сквозь зубы. — Это семья. Я должен был позаботиться о сестре. А теперь я должен позаботиться о матери.
— Позаботиться? — мой голос дрожал от обиды и гнева. — Позаботиться за мой счет? В моей квартире? Денис, твоя мама живет с нами уже три месяца! У нас была договоренность, что это временно! Она должна была искать себе жилье!
— Искать? — он усмехнулся, и эта усмешка полоснула меня по сердцу. — А зачем ей что-то искать? У нее есть сын. И у ее сына есть дом.
Я замерла, не веря своим ушам. Воздух застрял в горле. Я посмотрела на Людмилу Петровну, которая с видом оскорбленной добродетели поджала губы, а затем снова на Дениса. И тогда я произнесла роковые слова, которые стали последней каплей.
— Этот дом, Денис, юридически — мой. И я не хочу, чтобы твоя мама жила здесь постоянно.
Он смотрел на меня несколько секунд, а потом отрезал. Четко, громко, с уничтожающей уверенностью. Слова, которые стали приговором нашему браку.
— Совершенно неважно, на кого оформлена эта квартира. Моя мама всегда сможет здесь жить.
Тишина. Мертвая, звенящая тишина. Я слышала только, как гудит кровь в ушах. Эти слова ударили меня сильнее пощечины. Неважно. Мои деньги, мое наследство от родителей, мои бессонные ночи, когда я выбирала эту плитку в ванную и этот диван в гостиную — все это было неважно. Важно было только то, что он решил. Он и его мама. Я была лишь функцией, удобным приложением к квадратным метрам.
Я посмотрела на него, потом на довольное лицо свекрови, и внутри меня что-то щелкнуло. Словно перегорел предохранитель, отвечавший за любовь, терпение и всепрощение. Остался только холодный, звенящий металл.
И тогда случилось то, чего они оба никак не ожидали. Я не заплакала. Не стала кричать. Я просто спокойно и очень тихо сказала:
— Хорошо. Раз так, то у вас есть ровно один час, чтобы собрать свои вещи.
Денис опешил.
— Что? Аня, ты в своем уме? Что ты несешь?
— Я в своем уме, Денис. Впервые за долгое время. Вы оба. Собирайте вещи и уходите. Из моей квартиры.
Людмила Петровна ахнула и схватилась за сердце. Классический прием, который на меня больше не действовал.
— Ах, доченька, что ж ты делаешь! На улицу нас, на ночь глядя!
И тут в ее панике прорвалась еще одна ложь.
— Да я ведь ради вас свою квартиру сдаю почти даром, чтобы вам не мешать, чтобы быть поближе! И вот она, благодарность!
Сдает? — пронеслось у меня в голове. — Она ее не продала за копейки. Она ее просто сдает, получая доход, пока живет на всем готовом у меня?
Масштаб их аферы окончательно раскрылся передо мной. Это был не просто обман, это был хладнокровный, продуманный план по захвату моей территории и моих ресурсов.
— Сорок пять минут, — сказала я, глядя на часы. — Иначе я вызову полицию.
Весь следующий час напоминал дурной сон. Грохот ящиков комода, злобное шипение свекрови, которая швыряла свои вещи в чемоданы. Денис пытался то угрожать, то взывать к моей совести, но натыкался на каменную стену. Я сидела на кухне и молча пила воду. Внутри меня была пустота. Не боль, не гнев, а просто выжженное поле. Когда они, наконец, вышли за дверь, с чемоданами и сумками, Денис обернулся. В его глазах была ненависть.
— Ты еще пожалеешь об этом, Аня. Горько пожалеешь.
Дверь за ним захлопнулась.
Наступила тишина. Такая оглушительная, что заложило уши. Я медленно обошла квартиру. Вот ее комод в гостевой. Вот ее тапочки у порога. А вот на журнальном столике забытая чашка с недопитым чаем. Я взяла эту чашку, вылила содержимое в раковину и тщательно вымыла. Потом так же методично собрала все их оставшиеся вещи в большой мусорный мешок. Я выносила из своего дома не просто чужие предметы. Я выносила ложь, предательство, два года самообмана.
Когда я осталась одна, я села на диван посреди гостиной. Той самой, где он говорил, что это «наше общее гнездо». Квартира казалась огромной и пустой. Слезы, которые я так долго сдерживала, наконец-то хлынули из глаз. Я плакала не о нем. Я плакала о той наивной девушке, которой была. Которая верила в честность, в «кирпичик к кирпичику», в любовь, которая сильнее бумажек. Той девушки больше не было. Ее убили сегодня вечером, на этой самой кухне.
Я не знаю, что будет завтра. Будет развод, раздел имущества, которого почти не было с его стороны, будут новые звонки с угрозами. Будет больно и одиноко. Но когда я открыла окно и впустила в комнату свежий ночной воздух, я впервые за многие месяцы вздохнула полной грудью. Воздух пах дождем и свободой. Я была в своем доме. В своей крепости. И больше никто и никогда не посмеет сказать мне, что я здесь просто гость.