Игорь Моисеевич Бурштейн, будучи мужчиной опытным и в делах земельных поднаторевшим, случалось, совершал бытовые ошибки, не характерные его уровню. Что ж, у всех есть «слепая зона», в которой творится чёрт знает что… Ахиллесовой пятой Бурштейна был кот Борис со своим неизменным ударением на букве «о».
Первой ошибкой Бурштейна была безоговорочная капитуляция перед Борисом, вернувшимся из полугодового дезертирства с трофеем — изящной кошечкой Кляксой. Второй, и куда более серьёзной, стала наивная уверенность Игоря Моисеевича, что кот плюс кошка не всегда равно много котят.
Но биология, как и рынок недвижимости, сурова. После того как пятёрку юных спинокусов удалось с грехом пополам пристроить в контактное кафе, Бурштейн остро осознал: нужен план по недопущению повторного приплода.
Первым делом Игорь Моисеевич, сидя вечером дома, набрал номер друга Володи Сорокина, который был его штатным философом-консультантам по всем странным вопросам:
— Алло, Володя, привет!
— Здорово! — бодро откликнулся Володя, а означало, что Сорокин либо снова влюбился, либо крепко напился.
— Говорить можешь? — осторожно спросил Бурштейн.
— У меня от Люсеньки секретов нет! — игриво протянул Володя, и Игорь Моисеевич услышал звук смачного хлопка руки по коже, ну, ясно чьей руки и ясно по какому месту Люсеньки.
«Значит, влюбился», — сделал вывод Бурштейн.
А Сорокин добавил:
— Тем более, мы с ней такого коньячка сейчас скушали, м-м-м…
«И напился!» — восхитился Игорь Моисеевич и поторопился задать вопрос:
— Скажи мне как знаток природы и жизни, через сколько лет после окота кошка может снова забеременеть?
— Лет?! — переспросил, давясь от смеха, Сорокин. — Лет?!.. Люсенька, ты сейчас обхохочешься…
— Эй, эй! — запротестовал Бурштейн. — Володя, ответь, а потом ржите с Люсенькой хоть до пенсии!
— Ну, вот как только твоя кошка окотилась, это значит, что через месяц-полтора, а иногда и ещё раньше, у неё будет новая течка, и запускай кота! Ты решил на котятках бизнес замутить?..
— Что-то типа, — удручённо ответил Игорь Моисеевич и повесил трубку.
«Клякса родила… Родила Клякса… Чёрт, как быстро бежит время! — раздумывал Бурштейн. — А ведь она родила пять недель назад!!!..»
Игорь Моисеевич посмотрел на Кляксу и Бориса, мирно спавших на его кровати. Ничто не говорило о начале течки. Хотя как можно быть уверенным в таких вопросах?!
Тем не менее, проблема встала в полный рост, и времени на её решение практически не оставалось.
Бурштейн начал мозговой штурм.
Борис как актив был признан неприкосновенным — рисковать его повторным побегом Игорь Моисеевич не мог. Оставался вариант с Кляксой.
Что ж, предстояла стерилизация чёрной бестии!
Утром Бурштейн достал кошачью переноску из чулана с видом полководца, извлекающего из ножен проверенный клинок. Задача виделась простой: заманить Кляксу в клетку — отвезти в клинику — проблема решена.
— Кис-кис-кис, красавица, иди сюда, — зазывающе говорил Бурштейн, постукивая по решётке переноски куском недешёвой колбасы.
Клякса, сидевшая на диване, с интересом наблюдала за манёврами хозяина. Казалось, она вот-вот клюнет и в целом расслаблена. Но в тот момент, когда Бурштейн уже приготовился к решающему броску, с антресолей, словно рыжий спецназ, спикировал Борис. Он не нападал, нет. Он с грохотом приземлился прямо на крышку переноски, отчего та захлопнулась с оглушительным дребезжащим «бздынь!». После чего Борис развернулся, сел на несчастное сооружение задом и начал вылизывать под хвостом, поглядывая на Бурштейна победным, наглым взглядом. Мол, я тебя раскусил, хитрован! Клякса же фыркнула и грациозно удалилась в спальню. Операция кастрации провалилась.
Днём на работе не склонный отступать Игорь Моисеевич поразмыслил-поразмыслил и перешёл к плану «Б». Он открыл поисковик и засел за изучение рынка препаратов, подавляющих кошачье «хочу». Бурштейн с ужасом обнаружил, что предложение столь обширно, что, пожалуй, требует проведения тендера.
— Гормональные... на травах... «Секс-барьер», «Стоп-Интим», «Контр-Секс»... — бормотал он, вглядываясь в экран. — И почему они все в таких подозрительных упаковках? Словно для стриптиз-клуба «Пушистые ушки»...
Разнообразие препаратов настораживало. Были таблетки, но были и капли.
— Зашибись, — удивлялся Бурштейн. — Покапал на холку и кошка не хочет! Я знаю пару дамочек, которым имело бы смысл покапать… Но с другой стороны, как капли на загривке отсушат течку?! Какой-то развод, скорее всего… Нет, только таблетки!
Выбрав, наконец, самый солидный, по его мнению, препарат, Бурштейн сделал заказ с экстренной доставкой, и молодой человек в зелёной униформе доставил ему на работу маленькую коробочку и крошечный блистер с таблетками.
Вечером Игорь Моисеевич начал операцию «Подкладка». Размяв таблетку в порошок, он с хитрой улыбкой замешал его в самый дорогой и пахучий паштет Кляксы. Та приблизилась, обнюхала угощение и... отступила с таким видом, словно ей предложили сожрать содержимое лотка. Ни уговоры, ни попытки насильно впихнуть паштет ей в рот не увенчались успехом. Клякса плевалась и вырывалась с силой, несоразмерной её хрупкому телу.
В отчаянии Бурштейн бросил провалившуюся приманку в мусорное ведро. Утром он обнаружил, что паштет бесследно исчез. А на кухонном столе, развалившись, как султан, лежал Борис и с самодовольным видом умывал морду. От кота пахло паштетом. Игоря Моисеевича бросило в холодный пот.
— Борис! Это же не тебе! — возопил он.
Игорь Моисеевич судорожно начал листать инструкцию, выискивая пункт «последствия приёма самцом». Найдя, он побледнел. Побочные эффекты были расписаны так, что, казалось, речь идёт не о коте, а о космонавте, готовящемся к полёту на Марс. Идея с таблетками была с позором похоронена.
Впрочем, Борис не демонстрировал никаких признаков нездоровья. Ни утром, когда Бурштейн уходил на работу, ни вечером, когда Бурштейн вернулся.
За ужином, скептически глядя на аппетитно поевшую мохнатую парочку, усердно вылизывавшую себе ясно какие места (а когда же и где ещё, если не перед ужинающим хозяином!), Игорь Моисеевич вяло прикидывал, что делать. И тут его осенила гениальная мысль. Царь-мысль!
— Раз уж ты, Борис, так падок на лекарства, так и получишь! — провозгласил Бурштейн и заказал «Секс-барьер» для котов.
Несмотря на поздний час, доставщик в зелёном прибыл очень быстро и привёз решение проблем.
Следующие несколько дней Бурштейн с методичным упорством подмешивал отворотное снадобье в Борисову сметану. Рыжий дегустатор поглощал её с аппетитом, ни о чём не подозревая. А Игорь Моисеевич наблюдал за происходящим в квартире с чувством глубокого удовлетворения.
А потом Клякса начала беспрестанно ходить по квартире, мелодично мурлыкать, всё настойчивей терлась о Бориса и заглядывала ему в глаза с немым вопросом. А там уже и откровенно стала себя предлагать, как девушка с пониженной социальной ответственностью.
А Борис... Борис вёл себя как истинный аскет. Он с холодным безразличием взирал на ухаживания подруги, зевал, уходил на свой любимый шкаф и спал. Спал богатырским, беспробудным сном.
— Работает! — ликовал про себя Бурштейн, впрочем морщась от призывного Кляксиного мява. — Наука, ты двинулась вперёд!
Успокоенный, Игорь Моисеевич закрылся в спальне и лёг спать, впервые за долгое время не думая о надвигающейся угрозе кошачьего перенаселения.
Утром, придя на автопилоте в ванную, Бурштейн приоткрыл дверь и застыл на пороге. Картина, представшая его взору, была полной противоположностью вчерашнему аскетизму. Борис и Клякса были заняты яростным и даже лихим процессом продолжения рода. Причём Борис, заметив хозяина, на секунду прервался, повернул свою наглую морду в сторону Бурштейна и рявкнул хриплым, деловым басом:
— Дверь закрой! Не видишь, занято!
— Чё?! — заморгал спросонья Бурштейн.
— Мяу! — коротко повторил Борис.
Игорь Моисеевич механически притворил дверь и, пошатываясь, побрёл на кухню. Он сел на стул и уставился в стену. В голове, помимо прочего, пронеслись смета на корм для беременных кошек, хлопоты с родами, образы новых, ещё не рождённых спинокусов и тихая мысль:
— Подать бы в суд на этот «Секс-барьер»… Да только смеху будет…
