Ключ поворачивался в замке с особым, властным щелчком, который ей сразу не понравился.
Инна замерла посреди гостиной, сжимая в пальцах горячую кружку с чаем. Сердце екнуло и рухнуло в пятки. Она стояла босиком, в старых растянутых лосинах — внутри своей единственной зоны комфорта, своей крепости. И вот — неприятель не просто у ворот. Он уже внутри.
— Артем? — голос сорвался на шепот.
Из прихожей донесся знакомый, чуть хриплый тембр свекрови, от которого по коже бежали мурашки.
— Это я, родная! Не беспокойся, разуваться не буду, на минутку!
Лариса Петровна возникла в дверном проеме, как призрак. Привычный плащ от дорогого европейского бренда. Идеальная укладка, сохранившаяся несмотря на осенний ливень за окном. Ее пронзительный взгляд за секунду успел оценить все: немытую чашку на столе, разбросанные на диване подушки... И, наконец, саму Инну — без макияжа, с растрепанным хвостом.
— Я так и думала, что ты дома. Работаешь, наверное? — свекровь сделала паузу, позволив этому прозвучать как легкому упреку. — У меня к вам с сыночком маленькое дело.
Инна медленно поставила кружку. В висках стучало.
— Лариса Петровна… а откуда у вас ключ?
Вопрос повис в воздухе, тяжелый и непрошеный.
Свекровь отмахнулась, будто от назойливой мухи, и прошла на кухню, громко стуча каблуками по паркету, который она же сама и советовала им положить: «практично и солидно».
— Ключ? Да Артемчик мне еще весной дал. На всякий случай. Вдруг пожар, или трубу прорвало, а вас нет. А это что, новые обои? — Она окинула прихожую оценивающим взглядом. — Надо было посоветоваться: я одного мастера знаю, он со скидкой делает.
Инну будто обдали ледяной водой. Весной. Значит, все эти месяцы, когда она чувствовала себя в безопасности, когда радовалась, что наконец-то в ее доме нет незваных гостей с проверками… все это время у Ларисы Петровны был доступ. С молчаливого одобрения ее мужа.
— Я… я не в курсе была, — выдавила она.
— Да что ты волнуешься-то? Я же не чужой человек! — Лариса Петровна широко улыбнулась, демонстрируя безупречные виниры. — Я к вам по делу. Серьезному.
Она устроилась на кухонном стуле, как на троне, положила сумочку на стол — прямиком на только что распечатанные макеты клиента.
— Так. В общем, дело такое. У моего брата, дяди Коли, в общаге ремонт. На месяц. А жить негде. Совсем. Я сказала: «Не проблема! У Артемчика гнездышко свое, просторное, гостевая комната вообще пустует». Так что: комнату освободите, мой брат поживет.
Она произнесла это таким тоном, будто сообщала, что завезла им бесплатных кабачков с дачи. Не предложила. Не попросила. Поставила перед фактом.
Инна онемела. В ушах зазвенело. Гостиная… их с Артемом кабинет, место, где стоял ее мольберт, где по вечерам они смотрели кино, валяясь на огромном диване… «Освободите».
— Лариса Петровна, — голос Инны наконец-то обрел твердость, но внутри все дрожало. — Это моя квартира. Я ее от бабушки в наследство получила. Мы никого не можем просто так…
— Твоя, не твоя — какая разница? Вы же в семье живете! — свекровь искренне не понимала. — И что значит «не можете»? Мой брат — семья! Он в трудной ситуации. А семья должна помогать. Вы что, ему откажете? Дяде Коле? Он же Артема на руках носил!
В этот момент щелкнул замок, и в квартиру вошел Артем. Лицо усталое, после работы. Увидел мать — и все понял. По его лицу пробежала знакомая Инне тень: смесь вины и раздражения.
— Мам, ты что тут без предупреждения? — попытался он смягчить голос.
— А мы с невесткой беседуем по-женски! — Лариса Петровна сияла. — Объясняю ей, что дядя Коля к вам на месяц переедет. А она мне про какие-то свои права рассказывает.
Артем перевел взгляд на Инну. Она смотрела на него, пытаясь поймать его глаза: Поддержи. Скажи что-нибудь.
— Мам, ну как так сразу… — он вздохнул, поставил портфель. — Надо было обсудить.
— А что обсуждать? Я все уже решила. Он в субботу вещи привезет. Вам всего-то и дела — свой хлам из комнаты убрать. — Она встала, поправила плащ. — Все, я побежала, у меня маникюр в пять. Артемчик, поможешь дяде с переездом?
И, бросив «целую вас, детки», она выплыла из кухни. Снова щелчок замка. Тишина.
Артем первым ее нарушил.
— Инн, ну ты чего сразу напряглась? — он подошел к холодильнику, достал воду. — Мама просто не умеет просить, она умеет только ставить перед фактом. Дяде Коле правда деваться некуда.
Инна не верила своим ушам.
— Ты сейчас серьезно? Во-первых, откуда у твоей матери ключ от нашей квартиры? От моей квартиры?
— Ну… — он отхлебнул воды, избегая ее взгляда. — Она же мама. Она не будет ничего воровать или подглядывать. На всякий пожарный.
— На всякий пожарный?! Артем, она только что вломилась сюда без звонка и приказала мне освободить комнату для какого-то дяди Коли! Какого черта?!
— Он не «какой-то»! — Артем повысил голос. — Это мой дядя! И он поживет тут месяц, не умрем же мы! Ты можешь не драматизировать? Вечно ты все в черных красках представляешь.
«Вечно ты». Эти два слова повисли в воздухе тяжелым грузом всех прошлых ссор, всех ее попыток отстоять свое пространство, которые он называл «истериками».
— То есть, по-твоему, я драматизирую? — ее голос стал тихим и опасным. — Когда в мой дом без спроса вламываются твои родственники? Когда мне приказывают, что делать в моих же стенах? И ты… ты стоишь на их стороне.
— Я ни на чьей стороне не стою! Я за мир! — Артем взвился. — Но ты вообще понимаешь, что такое семья? Что такое помочь близкому? Или для тебя твой личный комфорт превыше всего?
Она посмотрела на него — на этого человека, за которого вышла замуж три года назад. Смотрела и не узнавала. Перед ней был не муж, не защитник. Он был просто сыном Ларисы Петровны.
— Выйди, — тихо сказала Инна.
— Что?
— Выйди из кухни. Пожалуйста. Мне нужно подышать.
Он что-то пробормотал про «ну вот, опять нервы», но вышел, хлопнув дверью.
Инна осталась одна. Она обхватила себя руками, будто пытаясь удержать рассыпающиеся на части границы. Ее дом. Ее крепость. В которой у врага был ключ, а у союзника — готовность капитулировать.
Она подошла к окну. За стеклами лил холодный осенний дождь. Он смывал пыль с города, с деревьев, с асфальта. Он был честным.
А потом ее взгляд упал на ноутбук, открытый на кухонном столе. Рядом с ним лежал блокнот, где она утром записывала идею для нового проекта.
Она медленно потянула его к себе. Открыла чистую страницу. Взяла карандаш.
И вместо эскизов начала писать. Крупными, четкими, почти чертежными буквами.
«СДАМ КОМНАТУ…»
Она на секунду задумалась, глядя в окно на мокрые крыши. Потом твердо вывела:
«…ТОЛЬКО АДЕКВАТНЫМ».
***
Инна не стала ничего вычеркивать. Она дописала объявление до конца.
«Сдам комнату 18 м² в 3-комнатной квартире в центре. Отдельный вход не предусмотрен, но соседи (хозяйка) адекватные, не шумят, уважают личные границы. Собственник. Без животных. Только адекватным. Заселение с сегодняшнего дня. Цена: 5000 руб./мес.»
Цена была смехотворной, почти символической. Именно это и было нужно. Она сфотографировала чистую, залитую вечерним солнцем комнату — ту самую, которую требовали «освободить». Выложила на трех самых популярных площадках. И поставила телефон на беззвучный режим, оставив только вибрацию. Пока смартфон замер в ожидании звонков, Инна быстро просмотрела входящие сообщения на сайте. Она искала отклики, которые можно было отфильтровать.
Первый звонок пришел через три минуты. Второй — почти сразу за ним. Инна наблюдала, как смартфон на столе шевелится и урчит, словно разъяренный шмель. Она не брала трубку. Она ждала.
Из спальни донесся голос Артема:
— Инн, ладно, я погорячился… Давай обсудим, как быть с дядей Колей? Мама звонит, я не знаю, что ей сказать.
Он вышел на кухню, увидел ее неподвижную спину и лежащий на столе «оживший» телефон.
— Это что еще такое? Кто звонит?
— Будущие арендаторы, — спокойно ответила Инна, не оборачиваясь. — Отбор начался.
— Ты что, обалдела?! — он рванулся к столу, схватил телефон. На экране мигало «Неизвестный номер». — Это что за цирк?! Ты выложила объявление?!
— А что тут циркового? — она наконец повернулась к нему. Лицо было уставшим, но абсолютно спокойным. — Вы же решили, что комната свободна и в ней будет жить посторонний мне мужчина. Я просто согласилась с вашим решением. Но раз уж сдавать — так сдавать. На нормальных условиях. И адекватным людям.
Телефон снова завибрировал у него в руке. Артем, не глядя, отклонил вызов.
— Ты с ума сошла! Какой-то непонятный мужик будет тут жить! Ты вообще думала о безопасности?
— О, — тонко улыбнулась Инна. — А дядя Коля — он не «непонятный мужик»? Он проверенный? От него я в безопасности? Интересная у тебя логика, Артем. Для своих родственников — одни правила, для всех остальных — другие.
— Это не те люди! — закричал он, ткнув пальцем в телефон. — Это будут какие-то алкаши и наркоманы за такие деньги!
— Напротив, — парировала Инна. — За такие деньги придут самые нормальные и адекватные: студенты, молодые специалисты, иногородние. Те, кто не может позволить себе рыночные цены. Я уже прочла три отклика. Один — аспирант политеха. Второй — бариста из кофейни рядом. Третья — девушка-флорист. Выбирай, кого предпочитаешь в соседи вместо дяди Коли.
Он смотрел на нее с таким непониманием, будто она говорила на древнекитайском. Его мир, где все решалось маминым словом и его собственным желанием «не раскачивать лодку», трещал по швам. И его разрушала она. Тихая, спокойная, с холодным огнем в глазах.
— Выйди, — тихо сказала Инна.
— Что?
— Выйди из кухни. Пожалуйста. Мне нужно подышать.
Он что-то пробормотал про «ну вот, опять нервы», но вышел, хлопнув дверью.
Инна осталась одна. Она взяла ноутбук, открыла чаты на сайте и быстро, сосредоточенно, назначила встречу троим кандидатам. «Приезжайте посмотреть комнату через час», — написала она, затем закрыла крышку. Она села за стол, положила голову на руки и просидела так, наверное, около часа. Когда она наконец подняла голову, за окном начало темнеть.
В этот момент в дверь позвонили.
Инна посмотрела на часы. Время, которое она дала кандидатам, уже истекало.
— Приехали, — тихо сказала Инна.
Она направилась к двери. В этот момент из спальни вышел Артем. Он увидел жену, идущую к двери, и замер.
— Ты куда? Кто там? — пробормотал он.
— Я сказала адрес и что дома кто-то есть. Иди открой. Невежливо заставлять людей ждать.
Артем, не дожидаясь ответа, рванул в прихожую. Он взялся за дверную ручку, затем резко обернулся к Инне.
— Что ты наделала?! Ты им адрес дала?! — зашипел он.
Он снова резко повернулся к двери и распахнул ее. На пороге стоял молодой человек в очках, с рюкзаком за спиной. Вежливо улыбнулся.
— Здравствуйте. Я по объявлению о комнате. Меня зовут Дмитрий.
— Комната уже сдана! — рявкнул Артем и попытался захлопнуть дверь.
— Артем! — с кухни прозвучал голос Инны, резкий и стальной. — Пригласите молодого человека в дом. Или мне выйти и извиниться перед ним за ваше хамство?
Артем застыл, будто его окатили ледяной водой. Он никогда не слышал от нее такого тона. Он медленно отступил, пропуская гостя.
— Извините, — пробормотал парень, смущенно переступая с ноги на ногу. — Если неудобно, я могу позже…
— Все удобно, — сказала Инна, появляясь в дверном проеме кухни. — Проходите, Дмитрий. Комната вот эта. Посмотрите.
Парень, кивая, прошел в гостиную. Артем схватил Инну за локоть.
— Прекрати этот балаган! Сейчас же выгони его!
— Нет, — она высвободила руку. — Ты и твоя мама решили, что в этом доме можно распоряжаться без моего согласия. Что ж, теперь я распоряжаюсь. По-своему.
Из гостиной послышался одобрительный возглас:
— Отличная комната! Очень светлая! Я бы с радостью…
Звонок в дверь прозвучал снова. На пороге стояла девушка с каштановой челкой и букетом хризантем.
— Здравствуйте! Я Анастасия, флорист. А, вы хозяин? Я по объявлению. Простите, что с цветами, я с работы.
И тут телефон Артема залился трелью. «МАМА». Он с отвращением посмотрел на экран и сунул его в карман.
— Комната… она еще не свободна, — выдавил он, пытаясь блокировать вход.
— То есть как? — удивилась девушка. — На сайте висело «свободно». Я уже от другой отказалась.
— У нас семейные обстоятельства! — почти взмолился Артем.
— Какие? — из гостиной вышел Дмитрий. — Вы мне только что сказали, что она сдана, а ей — что не свободна. Вы вообще ее сдаете?
Инна наблюдала за этой сценой, прислонившись к косяку. В груди было пусто и тихо. Вся боль, вся ярость ушли, оставив после себя лишь холодную, отполированную решимость.
— Комната сдается, — четко произнесла она, глядя прямо на Артема. — И будет сдана. Сегодня. Тому, кто пройдет мой отбор. А вас, — она перевела взгляд на растерянных гостей, — прошу на кухню. Обсудим детали.
Она развернулась и пошла на кухню, как капитан на свой мостик. Дмитрий и Анастасия, переглянувшись, неуверенно последовали за ней.
Артем остался стоять в прихожей один. В его кармане снова зазвонил телефон. «МАМА». Звонок был похож на сигнал тревоги. Тревоги, которую он больше не мог игнорировать. Он понимал: проиграл. Проиграл битву, которую даже не понял, что ведет. Его мама с ее «семейными узами» и его молчаливое согласие разбились о простую, железную логику объявления: «Сдам. Только адекватным».
Он посмотрел на закрытую дверь кухни, за которой слышался спокойный, деловой голос его жены. Его жены, которая больше не просила. Она действовала.
Артем так и не взял трубку.
Тот вечер закончился без скандала. Это было страннее любой ссоры. Дмитрий и Анастасия, почувствовав напряженность, вежливо ретировались, пообещав «подумать». Инна молча стояла, глядя в окно. Артем молча ушел в спальню.
Следующие несколько дней прошли в тяжелом, гулком молчании. Оно висело между ними, как стена из толстого стекла. Они двигались по квартире по разным маршрутам, как два корабля в тумане, стараясь не столкнуться.
Артем наблюдал. Он не мог не наблюдать. Он видел, как Инна с утра, не включая свет, выходила на балкон с чашкой кофе и стояла там, глядя на просыпающийся город. Раньше она варила кофе ему тоже. Видел, как она договорилась с тем самым аспирантом Дмитрием — тихим, вежливым парнем — и тот снял комнату в прошлые выходные. Слышал, как они изредка перекидываются парой слов на кухне: «Доброе утро», «Передайте, пожалуйста, соль». Звуки были мирные, бытовые. Но для Артема они были словно уколы.
Его мир, тот, в котором он существовал годами, рухнул. И рухнул не из-за крика, не из-за разбитой посуды или громких обвинений. Он рассыпался из-за объявления на Авито. Из-за спокойного взгляда его жены. Из-за того, что какой-то студент теперь жил в их — нет, в ЕЕ — доме, и это было нормально.
Он пытался говорить с матерью. Та кричала в трубку: «Она выжила тебя из твоей же квартиры! Она поставила тебя в один ряд с каким-то бомжом!» Но слово «бомж» не прилипало к Диме, который однажды вечером помог Инне починить заевшую дверцу шкафа и потом час что-то увлеченно паял у себя в комнате.
Артем ловил себя на том, что ждет, когда Инна начнет «истерить». Потребует извинений, покаяния, чтобы он сделал выбор. Но она ничего не требовала. Она просто жила. Жила в новой реальности, которую построила за три дня. И в этой реальности для него не было места. Не потому, что она его ненавидела. А потому, что он стал… неактуален. Как устаревшая программа.
Щелчок. Тишина.
Он проснулся среди ночи от собственного учащенного сердцебиения. Рядом, спиной к нему, спала Инна. Ровно дышала. Она спала спокойно. А он лежал и смотрел в потолок, и в голове стучало: «Чужой. Я здесь чужой».
Утром, за завтраком, он сказал это. Голос у него был сиплый, невыспавшийся.
— Я съезжу к маме. Поживу там. Помогу ей с дядей Колей… и… разберусь с собой.
Он не смотрел на нее, вертел в руках пустую кружку. Ждал взрыва. Ждал вопросов. Ждал хоть чего-то.
Инна отпила глоток воды. Поставила стакан. Посмотрела на него. В ее глазах не было ни злорадства, ни боли. Была… ясность.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Тебе помочь собрать вещи?
Это был не вопрос с намеком, не укол. Искреннее предложение. От одной взрослой личности — другой. И от этой простоты, от этой чудовищной нормальности его всего передернуло. Она уже отпустила. Еще в тот вечер, когда написала то чертово объявление.
— Нет, — он встал, отодвинув стул. — Я сам.
Он собрал чемодан быстро, почти не думая, запихивая внутрь все подряд. Кое-как. Он словно торопился убежать от самого себя, от этого нового ощущения — собственной нелепости и слабости.
Выкатив чемодан в прихожую, он увидел, что из гостиной вышел Дмитрий. Парень смущенно кивнул и быстро юркнул на кухню, давая им проститься.
Артем повернулся к Инне. Она стояла, прислонившись к косяку двери в гостиную. Руки скрещены на груди. Спокойная.
— Я… я позвоню, — пробормотал он, не зная, что еще сказать.
— Позвони от мамы, — поправила она мягко. — Скажи, что добрался.
В ее голосе не было злобы. Была правда. Горькая, отрезвляющая правда, которая обожгла его сильнее любой обиды.
Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Повернулся, взялся за ручку чемодана. Дверь закрылась за ним с тихим, но окончательным щелчком.
Инна осталась стоять. Она не подошла к окну, чтобы посмотреть, как он уходит. Не расплакалась. Не почувствовала триумфа. Она прислушалась к себе.
Тишина.
Не та, гнетущая, что была последние дни. А другая — легкая, просторная. Ее тишина.
С кухни донесся тихий стук дверцы шкафа и голос Димы, отвечающий на звонок: «Алло? Да, все нормально. Сделал вчера все, что планировал…»
Жизнь. Обычная, ненавязчивая, чужая жизнь, которая тихо пульсировала в стенах ее дома. И которая больше не требовала от нее оправданий, не пожирала ее пространство, не пыталась ее переделать.
Инна медленно выдохнула. Воздух был свежим и легким. Впервые за долгие-долгие месяцы ей не хотелось плакать. Ей хотелось… жить. Просто жить. В своей квартире. По своим правилам.
Она прошла на кухню, чтобы долить в чашку горячей воды. Дмитрий, улыбнувшись, отошел к столу, давая ей место.
— Хорошо, мам, — говорил он в телефон. — Да, все отлично. Место замечательное.
Инна поднесла чашку к губам. Чай был еще теплым. Как и надежда. Тихая, здравая, ее.