— Это я с мамой живу, поэтому квартира по праву моя!
Кружка выскользнула из рук Елены и грохнулась об пол. Чай растёкся тёмной лужей между осколками, добрался до ножки стула. Наташа сидела, уткнувшись взглядом в клеёнку с выцветшими яблоками — ту самую, что лежала на столе уже лет двадцать.
Анна Петровна машинально потянулась за тряпкой, но замерла на полпути. В горле стоял ком. Она смотрела на младшую дочь и не узнавала — откуда эта жадность в голосе, эта хватка в сжатых кулаках?
— Значит, я тридцать лет маме помогала просто так? — Елена говорила тихо, но каждое слово било наотмашь. — Продукты, лекарства, ремонты...
Наташа дёрнула плечом, не поднимая глаз. На кухне пахло пригоревшей гречкой — Анна Петровна забыла выключить плиту, когда дочери начали делить её квартиру при живой матери.
***
Гречка так и осталась пригоревшей на плите. Анна Петровна выскребала чёрную корку со дна кастрюли, а дочери сидели по разным углам кухни, не глядя друг на друга.
Всё началось не вчера. Даже не год назад.
По утрам Анна Петровна вставала в шесть, тихо шаркала тапочками до кухни, варила овсянку на воде — молоко дорогое. Из комнаты Наташи доносился храп. Младшая могла спать до двух дня, потом выползала растрёпанная, жаловалась на головную боль и что опять не выспалась.
— Мам, а что на завтрак? — спрашивала она, роясь в холодильнике.
— Каша в кастрюле, разогрей.
— Опять овсянка? Может, яичницу сделаешь?
Анна Петровна не отвечала. Яйца она берегла — десяток на неделю, не больше.
В магазине у кассы она пересчитывала мелочь, откладывала обратно пачку печенья. Пенсии хватало впритык — коммуналка съедала половину, лекарства четверть, остальное на еду. Наташа в прошлом месяце устроилась в рекламное агентство, но через две недели уволилась — начальник, по её словам, придирался.
— Ну куда же она пойдёт, Лена? — оправдывалась Анна Петровна по телефону старшей дочери. — Это ведь моя младшенькая. У неё тонкая душевная организация, ей трудно...
Елена молчала в трубку. Потом коротко бросала:
— Мам, тебе семьдесят. Ты до каких пор будешь её кормить?
— Вот устроится на хорошую работу...
— Она десять лет устраивается.
Вечерами Наташа рассказывала, как в очередной конторе её не оценили. Как коллеги завидовали её таланту. Как начальство боялось конкуренции. Анна Петровна кивала, гладила дочь по руке, а сама думала — как дотянуть до пенсии.
***
Квитанция пришла в конце января. Анна Петровна развернула бумажку у почтового ящика и прислонилась к стене. Двадцать три тысячи за двухмесячную задолженность. Откуда? Она же платила в декабре... или в ноябре?
Дома Наташа смотрела сериал на кухне, грызла сухари прямо из пакета.
— Мам, ты чего такая бледная?
— Тарифы подняли. Опять.
— Ну и что? Заплатим как-нибудь.
«Заплатим». Анна Петровна молча прошла в свою комнату. Села на край кровати, достала из сумки квитанцию, разгладила на коленях. Цифры расплывались — то ли глаза устали, то ли слёзы подступили.
Вечером она сидела на кухне с пустой чашкой. Чай закончился три дня назад, до пенсии ещё неделя. В окне отражались огни соседней девятиэтажки — там в каждой квартире жили по две-три семьи, снимали комнаты приезжие. Может, и ей сдавать? Но кому нужна комната в квартире с двумя женщинами?
Анна Петровна взяла листок из блокнота, где записывала расходы. Почерк дрожал.
«Продать трёшку. Купить однушку — себе. Остаток поделить между девочками».
Перечитала. Зачеркнула «девочками», написала «дочерями». Они давно не девочки, хоть Наташа и ведёт себя как подросток.
Сложила листок вчетверо, спрятала в коробку с документами — между свидетельством о с мер ти мужа и своим пенсионным удостоверением. Руки тряслись. В груди было пусто и легко одновременно, как бывает после долгой болезни, когда наконец решаешься на операцию.
Из комнаты Наташи доносился смех — очередная серия, очередная комедия. Анна Петровна прикрыла дверь поплотнее.
***
Утром Анна Петровна позвонила Елене, попросила приехать вечером. Наташу предупредила за обедом — нужно поговорить всем вместе, важное.
В гостиной за овальным столом с потёртой скатертью они сидели как на совете. Анна Петровна покашляла, поправила очки.
— Девочки, я решила продать квартиру. Куплю себе однушку, а остальное вам поровну.
Елена выпрямилась, плечи расслабились — она словно сбросила невидимый груз. Наташа замерла с приоткрытым ртом. Тишина затянулась. На стене тикали часы — те самые, что покупал ещё отец.
— А где я жить буду?! — Наташа вскочила так резко, что стул качнулся. — Ты что, меня на улицу выгонишь?!
— Ты взрослая женщина, Наташа.
— Это я с тобой живу, значит, ухаживаю за тобой! Квартира — моя по праву!
Часы отстучали пять долгих секунд. Анна Петровна сняла очки, протёрла краем кофты.
— За мной? — голос дрогнул. — Так это я тебе готовлю и счета плачу...
Наташа развернулась, хлопнула дверью так, что задребезжала посуда в серванте. Елена и мать остались сидеть друг напротив друга. Часы тикали. В комнате Наташи включился телевизор — громко, назло.
***
Третий день после объявления. Наташа заперлась в комнате, выходила только в туалет. Елена приехала вечером после работы — мать позвонила, плакала в трубку.
На кухне горела только настольная лампа. Анна Петровна сидела, обхватив руками остывшую кружку.
— А может, я и правда виновата? — голос едва слышный. — Я ведь сама её разбаловала. После с мер ти отца так жалела...
— Мам, — Елена накрыла материнскую руку своей, — ты просто её любила. Но теперь ты должна подумать о себе.
— А вдруг она пропадёт? Куда ей идти?
— Не пропадёт. Ей просто удобно было.
Анна Петровна заплакала — тихо, беззвучно. Не от злости, не от обиды. От того, что приходится наконец признать — младшая дочь использовала её квартиру как бесплатную гостиницу.
За стеной грохнуло — Наташа швыряла вещи в сумку. Слышно было, как она кричит в телефон:
— Представляешь, меня мать с квартирой кинула! Сестра подговорила, я точно знаю! Лен, ты же понимаешь... Что? Нет места? Да ладно, на недельку всего...
Молчание. Потом снова:
— Алло, Марин? Это я... Да, опять. Слушай, тут такая ситуация...
Елена и мать переглянулись. Обе понимали — даже друзья устали от вечного нытья Наташи. Тридцать один год, а всё ждёт, что кто-то решит её проблемы.
***
Через неделю в прихожей стояли чужие ботинки. Риелтор, полная женщина с папкой документов, ходила по комнатам, фотографировала углы. Елена сидела рядом с матерью, перебирала бумаги — выписки, справки, квитанции за последние три года.
Наташа появилась с подносом. Три чашки чая, сахарница, даже печенье выложила на блюдце — то самое, юбилейное, что мать берегла для гостей.
— Мамочка, может, не надо торопиться? Давай ещё подумаем...
Анна Петровна взяла чашку, отпила. Чай был слишком сладкий.
— Доченька, я уже всё решила. Пора тебе самой жизнь устраивать.
Наташа застыла с подносом в руках. Риелтор деликатно отвернулась к окну.
Вечером Наташа сидела на полу своей комнаты между коробками. В одной — книги по дизайну, которые она так и не дочитала. В другой — старые журналы, вырезки, наброски проектов. На кухне мать объясняла покупателю про счётчики, про то, что батареи меняли два года назад.
Пахло жареным луком — Анна Петровна готовила ужин, как обычно. Только теперь в этом запахе было что-то последнее, прощальное. Наташа прижала колени к груди. В кармане телефон — три пропущенных от подруги, у которой можно пожить первое время.
***
Телефон зазвонил рано утром — Елена звонила предупредить, что приедет к обеду. Анна Петровна поставила турку на плиту. Новая кухня была втрое меньше прежней, но своя. Кофе теперь пила у окна — внизу начинался старый парк, по дорожкам бегали пенсионеры.
На стене висели фотографии: Елена с внуками, Наташа на выпускном. Больше ничего лишнего. Квартира-студия на пятом этаже хрущёвки — сорок два квадрата тишины и покоя.
Елена привезла шарлотку, пакет продуктов. Сели пить чай.
— Наташа звонила вчера, — сказала Елена. — Устроилась в мебельный салон. Продавцом-консультантом.
— Знаю. Мне тоже звонила.
— И что?
— Говорит, тяжело. Но работает уже второй месяц. Это рекорд.
Посидели молча. Елена нарезала шарлотку, положила матери больший кусок.
Вечером Анна Петровна села за стол, достала блокнот. Хотела написать дочерям длинное письмо — про жизнь, про любовь, про то, как важно не зависеть от других. Исписала страницу, перечитала, скомкала.
Взяла новый лист. Вывела аккуратно:
«Девочки мои. Главное — не квартира. Главное — научиться жить самостоятельно. Мама».
Запечатала в два конверта. Завтра отправит. А сейчас можно просто посидеть в тишине своей маленькой квартиры.
Рекомендуем к прочтению: