Глава 7. Снайпер Лия
17 декабря 1942 года. Рыбинск. Коридор горисполкома пропитанный резкими запахами карболки и дешевой махорки.
На жесткой скамье в углу, съежившись от холода, сидела хрупкая, почти ребенок, девушка. Алия. Ей едва исполнилось семнадцать. Рядом примостилась другая, такая же юная и по-военному решительная.
— Тоже на фронт? — шепотом спросила она.
— На фронт, — твердо кивнула Алия.
— Я — Надя Матвеева, — представилась девушка. — Нас... в снайперскую школу оформляют.
— Лия Молдагулова, — ответила Алия и впервые за долгие, страшные месяцы почувствовала укол чего-то похожего на родство душ.
Они еще не знали, что эта встреча в промозглом коридоре свяжет их судьбы до последнего патрона. Что им предстоит стать снайперской парой, прикрывая друг другу спины в смертельном бою.
Путь в подмосковные Вешняки, где на территории бывшей усадьбы Шереметевых раскинулись казармы Центральной женской школы снайперской подготовки, был коротким, но стылым.
Первое, что Алия ощутила по прибытии, был не героический подъем, а пронизывающий, до самых костей, холод. И голод. Конечно, не тот страшный, блокадный, а постоянный, ноющий, сосущий под ложечкой.
— Так, девчата, — рявкнул на новоприбывших дородный старшина. — Комиссия! Рост, вес!
Его взгляд остановился на Алие и Наде. Он оглядел их с ног до головы — маленькие, худенькие, почти невесомые.
— Так… — хмыкнул старшина. — Маловаты. Ну, ничего. Определим вас в отдельную роту. В четвертую.
Очень скоро девушки узнали, что их четвертую роту за глаза прозвали «ротой карандашей» — в ней собрали самых низкорослых. И «казарма», выделенная им, была под стать. Бывшая усадебная оранжерея — огромное здание со стеклянными стенами, напрочь не державшее тепла. Чтобы хоть как-то согреть этот «аквариум», «буржуйки» топили круглые сутки, но дров отчаянно не хватало.
«Спали мы с Лией рядом», — вспоминала Надежда Матвеева.
Бревенчатые трехъярусные нары. Алия, как самая легкая, спала на самом верху, под обледеневшей крышей. Холод был таким, что к утру волосы девчонок намертво примерзали к подушкам. Но страшнее всего была сырость — вечная, непроходящая. Негде было просушить ни одежду, ни мокрые солдатские портянки.
Но это было лишь начало. Впереди ждала муштра.
«В учебе Алия проявляла настойчивость, упорство», — сухо отметят позже в отчетах. Но за этими казенными словами скрывались пятнадцать часов ежедневного ада.
***
Глубокий, мокрый декабрьский снег. Они ползли. Ползли часами, пока гимнастерки не превращались в ледяной панцирь, а локти и колени не были стерты в кровь.
— Ниже! Ниже к земле, Молдагулова! — гремел над ухом голос командира. — Ты не на прогулке! Враг тебя видит!
Алия вжималась в снег, задыхаясь. Ей, девочке из степи, привыкшей к простору, было невыносимо трудно. Но она вспоминала Ленинград. И ползла дальше.
Их учили науке убивать. Заставляли зубрить баллистику, чтобы понимать траекторию пули и влияние ветра. Рассчитывать упреждение на бегущую цель. Они изучали военную топографию, инженерно-саперное дело, искусство маскировки и правила оказания первой помощи.
— Настоящий снайпер, — внушали им командиры, — это специалист высшей квалификации. Не просто солдат. Это художник и ученый в одном лице. Там, где работает снайпер, у врага нет ни минуты покоя.
Алия впитывала каждое слово. Она поняла: одного жгучего желания «стрелять в сердце убийцы» мало. Делать это нужно мастерски.
Однако на первом же занятии на стрельбище всё пошло не так. Алия, так отчаянно рвавшаяся на фронт, вдруг испугалась.
— Молдагулова! К бою!
Она легла, прижалась щекой к холодному дереву винтовки Мосина. Поймала в прицел мишень и, зажмурившись, нажала на курок. Грохнул оглушительный, резкий выстрел, больно ударив в плечо и по ушам. Алия вздрогнула всем телом.
— Куда стреляешь, боец?! В «молоко»!
— Она… уж больно оглушительно звучит, — покраснев до корней волос, прошептала Алия.
Командир взвода, наблюдавший за ней, подошел и присел на корточки.
— Звука испугалась? — он усмехнулся, но в глазах не было злости. — Так и враг тебя испугается. Ты не спеши. Винтовка — не палка. Почувствуй ее. Нажимай на спуск плавно-плавно, будто нитку в иголку вдеваешь. Не рви.
Алия снова прильнула к прицелу. Глубоко выдохнула. Перед глазами встали картины мертвого Ленинграда. Она плавно потянула спуск. Выстрел.
— В «десятку», Молдагулова! Вот так-то лучше!
Больше она не боялась. Она начала работать. Свою винтовку она берегла как величайшую драгоценность, держала в идеальной чистоте и вскоре стала бить по целям без промаха. Технику стрельбы освоила в совершенстве. Но оставалась одна проблема.
Однажды ночью дневальная обнаружила, что койка Молдагуловой пуста.
«ТРЕВОГА! КУРСАНТ ПРОПАЛ!»
Доложили дежурному, командиру роты. Подняли всех. Дезертир? В такое время? Немыслимо.
— Искать!
Ее нашли через полчаса в лесополосе за территорией усадьбы. На дереве.
— Молдагулова! А ну слезай! Ты что творишь?!
Дрожащая от холода, Алия неуклюже сползла на снег.
— Товарищ командир… — проговорила она, стуча зубами. — Я… я совсем не умею на деревья лазить…
— И что?!
— Так ведь аул у нас… степной, — с отчаянием в голосе сказала девушка. — Деревьев почти нет. А вы сами на тактике говорили, что снайперу надо уметь «кукушкой» на дереве сидеть! Вот я и…
Командир секунду смотрел на нее, потом резко отвернулся, пряча улыбку.
— Отбой тревоги. Нашлась, — бросил он бойцам. И уже тише, повернувшись к Алие.
— Ночью решила тренироваться? Похвально, Молдагулова. Но в следующий раз — делай это в увольнении. А сейчас — марш в казарму!
Об этом случае в роте еще долго ходили легенды. Алия стала своей.
Ее выносливость поражала. Начальник политотдела школы вспоминал, как морозным январским вечером роты возвращались с тактических занятий. Четвертая шла последней, а позади всех ковыляла одинокая, маленькая фигурка. Это была Лия. Новые сапоги страшно натерли ноги, до крови. Но она выдержала весь учебный день, не выйдя из строя. «Таков был у Алиички характер», — заключал политрук.
В редкие свободные минуты она писала письма тете Сапуре. Пронзительные строки, полные тоски по дому и неистовой веры в победу.
«Ох, как же хочется повидаться, побывать в родном ауле, — писала она. — Но ничего, придет час, когда мы будем праздновать нашу встречу. Возвращение на родину и победу, все вместе».
***
23 февраля 1943 года курсантки приняли военную присягу. Алия стояла в строю — маленькая, хрупкая, но уже не та девочка, что боялась звука выстрела. Она была снайпером. За отличное окончание школы ей присвоили звание ефрейтора и, как лучшей выпускнице, предложили остаться инструктором.
— Нет, — отрезала Алия. — Я приехала воевать.
Она решительно настаивала на отправке в действующую армию. В июле 1943 года ее просьбу удовлетворили. Алия, Надя и другие девушки из их набора получили приказ: направление в 54-ю стрелковую бригаду 22-й армии. Северо-Западный фронт.
Упаковывая вещмешок, Алия бережно уложила рядом со сменой белья и котелком то, что заслужила потом и кровью в Вешняках. Ее личное оружие. Именную снайперскую винтовку с гравировкой на металлической пластине: «От ЦК ВЛКСМ за отличную стрельбу».
Она ехала на фронт. Она ехала мстить.
😊Спасибо вам за интерес к повести и к нашей истории.
Отдельная благодарность за ценные комментарии и поддержку — они вдохновляют двигаться дальше.