Молодая девушка просыпается в чужой квартире и понимает, что устала от собственных случайностей. Вика не ищет любви, она ищет тишину – и находит её там, где меньше всего ожидала.
***
Просыпаюсь от солнца. Оно лупит прямо в глаза, будто специально. Ноябрь, а небо чистое, ясное. Штор нет.
Комната не моя – белые стены, какой-то постер с горами, запах дешёвого дезодоранта и полной пепельницы. На тумбочке стакан с недопитым пивом. На пуфике возле дивана – мои колготки и его джинсы. Юбка свешивается с подлокотника кресла.
В ванной чужая зубная щётка, пятна от бритвенной пены, и лицо в зеркале – помятое, чуть опухшее, чужое.
Долго смотрю на себя, пока не становится неловко.
Смешно. Выгляжу как человек, который сам себе надоел. Хочется закрыть глаза и исчезнуть.
Парень дышит ровно, спит, отвернувшись.
Как же его… ну да, кажется, Егор. Или Илья? Нет, Егор. Милый, но никакой. Ни о чём и незачем. Как и все остальные, что приходили и уходили в последнее время.
Вчера был клуб, свет, музыка, танцы, потом – “поехали ко мне?”. “Ну поехали.” Я же почти никогда не отказываю. Не из-за какой-то особой распущенности – просто… зачем? Отказывать – значит объяснять, а я не люблю объяснять.
Быстро привожу себя в порядок – умываюсь, причёсываюсь, выдавливаю его зубную пасту себе на палец, чищу зубы. Надо щётку всегда таскать с собой в сумочке – для таких вот незапланированных ночёвок.
Захожу в комнату, одеваюсь. Он так и продолжает спать – утомился вчера, бедненький. В прихожей его кроссовки, мои – под ними. Дверь квартиры тихо защёлкивается, а подъездная, наоборот, хлопает громко и бесстыже, и я оказываюсь на улице.
Воздух свежий, ноябрьский, небо серое, но чистое.
Автобусная остановка через квартал. Я иду, кофе из автомата, руки мерзнут. Мир вроде бы тот же – только внутри будто кто-то выключил звук. Всё тихо.
Люди спешат, зевают, кто-то смеётся в наушники. А я думаю: “Ну вот. Опять”.
***
Пары в универе по расписанию.
Подруга Катя вечно что-то рассказывает – как парень ей написал, как она теперь “точно счастлива”. Я слушаю, киваю, улыбаюсь. Вроде даже смешно.
Но как-то... всё мимо.
Я даже не завидую – просто не понимаю, зачем.
На большой перемене идём в буфет. Катя спрашивает:
– Ты чего такая грустная?
– Не выспалась.
– Опять где-то ночевала?
– Ну.
– О, рассказывай! Кто хоть?
Я улыбаюсь:
– Не помню.
Она смеётся, а я понимаю, что это уже не шутка.
***
Вечером звонят друзья – зовут на тусовку, “будет весело, не сиди дома”.
Я говорю:
– Не хочу.
– Ты как, живая? – смеются.
– Угу. Просто не хочу.
Повисает пауза. Они не понимают.
А я сама не понимаю, что со мной. Просто… не хочу.
Вечер тихий. Сижу на подоконнике, смотрю вниз – двор, фонари, редкие прохожие. В окнах чужие жизни: кто-то готовит, кто-то смеётся, кто-то ссорится.
У меня – тишина. Даже музыка не идёт.
Ложусь на кровать в одежде, телефон гудит где-то под подушкой. Кажется, даже тело больше не хочет никуда идти.
Вдруг вспоминаю, что когда-то любила рисовать. Серьёзно. В школе даже на конкурс ездила, правда, ничего не выиграла.
Смешно. Потом всё куда-то делось – универ, тусовки, парни, вечная спешка.
А теперь – пустота.
Достаю старую коробку с акварельными красками. Полусухие, но ещё живые. Рисую прямо на листе из тетради – просто окно, как вижу сейчас: серое небо, тёмные ветки, фонарь.
Криво, неуклюже. Но мне почему-то спокойно.
***
На следующий день в универ не пошла. Просто выключила будильник и лежала, смотрела в потолок.
Катя писала: «Ты где? Мы тебя ищем!»
Я ответила: «В процессе самоидентификации».
Она поставила смайлик с сердечком. Никто ничего не понял – и слава Богу.
Целый день шёл дождь. Серый, как экран без сигнала.
Я делала чай, включала старый фильм и выключала через пять минут. Ничего не цепляло.
Ближе к вечеру решила выйти – просто так, пройтись.
Во дворе у подъезда – бабка с первого этажа, вечно ворчит.
Стоит с тяжёлой сумкой, ругается на дворовую собаку.
– Помочь? – говорю.
Она смотрит подозрительно.
– Помочь, говорю. Давайте я донесу.
– А… ну… ладно, – бурчит она, сдаваясь.
Поднимаемся вместе. Этаж хоть и первый, но высокий – восемь ступенек. Она дышит тяжело, но всё равно разговаривает – про цены, про сына, которому “всё некогда”, про кота, который нагадил под кровать.
Я слушаю и почему-то не раздражаюсь. Даже наоборот – спокойно.
Возле её двери она вдруг говорит:
– Спасибо, деточка. А то я уж думала, совсем никто не поднимет. Сейчас все только в телефонах, да в спешке.
– Да ладно, – улыбаюсь.
– Нет, ты не “ладно”. Запомни: пока можешь остановиться – останавливайся. А то потом не успеешь.
И начинает закрывать дверь.
И вдруг говорит:
– Я раньше тоже думала, что жизнь когда-нибудь начнётся. А потом – гляжу, она уже прошла.
Эта фраза прилипает ко мне, как репей. Вечером запишу её в блокнот.
Я стою минуту, глядя на номер её квартиры – “13”. Смешно. Потом спускаюсь вниз, и почему-то не хочется включать музыку.
***
С тех пор всё идёт по чуть-чуть.
Я не стала святым человеком – всё та же я, с теми же привычками, той же рассеянностью.
Но будто сбавила громкость.
Иногда могу просто сидеть в кафе, смотреть, как идёт дождь, и не листать телефон.
Иногда гуляю пешком от остановки до остановки.
Иногда просто молчу. И от этого не страшно.
Рисую теперь чаще. Не людей – они у меня не выходят. В основном окна, лампы, котов.
Иногда смешные, иногда грустные зарисовки.
Однажды Катя увидела и сказала:
– О, ты опять этим занялась?
– Ага.
– Зачем?
– Не знаю. Просто нравится.
***
Недавно утром проснулась – и впервые не хотелось закрыть глаза обратно.
То же солнце, но уже через мои шторы. Новые, белые, лёгкие. С улицы доносится лай собаки и звук машины. Мир тот же, просто я теперь другая.
На подоконнике чашка кофе, блокнот, краски.
Сижу, рисую. Без планов, без мыслей. Просто – такая, как есть.
Иногда думаю: странно, что можно жить рядом с собой и не замечать.
А потом однажды открыть глаза – и увидеть.
Вот и всё.
***
С приветом, ваш Ухум Бухеев