Двадцатилетняя Катя сияла, как бриллиант в оправе из белоснежного платья. Ее звонкий смех был музыкой этого дня. А вот ее двадцатипятилетняя кузина Женя, мать двоих детей-погодков, чувствовала себя на этой свадьбе птицей, вырвавшейся из клетки. Оставшись на день без мужа и детей, она жаждала одного — почувствовать себя не рабочей лошадью, а желанной женщиной.
Женя не была красавицей, но умела подать себя. Короткое черное платье, яркая помада и уверенность в глазах делали свое дело. Вокруг нее сразу же закружился рой друзей жениха — молодых, пахнущих ветром и свободой парней.
Свадьба гуляла в благоустроенном поселке при электростанции, в местном Дворце культуры. И пока молодежь веселилась, свекровь Кати, Ирина Павловна, вела свой собственный «ритуал». Это была полная женщина с жестким взглядом маленьких глаз, утопавших в складках мясистого лица. Ее волосы были убраны в тугую «бабетту», а в руках она сжимала, как скипетры и державу, две вещи: большую сумку из черного кожзама и футляр с подаренными молодым столовыми приборами.
К ней подошла соседка, суя в руки конверт:
— Ирина Павловна, передайте молодым.
Свекровь с деловым видом опустила конверт в недра своей сумки, приговаривая:
— У меня будут целее. Им, молодым да зеленым, такие суммы пока нечего доверять. Я все учту.
В разгар веселья кто-то крикнул: «Прячем невесту!» Подруги, с визгом и смехом, потащили Катю искать укрытие. Обойдя зимний сад с пальмами в кадках, они в итоге заперли ее в проходной комнате с клетками морских свинок, в глухой двустворчатый шкаф.
Катя, задыхаясь от резкого запаха зверьков, прильнула к щели. И тут ее взгляд уловил движение. В комнату вошли ее сестра Женя и Сенька Михеев, ее бывший одноклассник, недавно отслуживший и прославившийся как местный гуляка.
— Ну и где тут у вас это самое... укромное местечко? — с хищной улыбкой проговорил Сенька.
Женя звонко рассмеялась, похлопав ладонью по старому деревянному столу:
— А чем не вариант?
Катя не верила своим глазам. Стол под парой заскрипел и зашатался. Девушка не выдержала. С грохотом распахнув створки шкафа, она выскочила, как чертик из табакерки.
— Сенька! Ты что творишь?! — завопила она, краснея от стыда и гнева. — Одумайся, она же мать двоих детей! Постыдись!
Женя спрыгнула со стола, одним движением руки одернула платье. Ее глаза горели бешенством.
— Катька, ты кто у меня такая — мамаша родная или полиция нравов? — шипела она, подходя ближе. — Зря я, выходит, на твою свадьбу приперлась! Время зря потеряла! Дурочка ты необстрелянная, еще жизни не нюхала! Отстань от меня!
Катю бросило в жар. Она вспомнила, как час назад уже отчитывала другого парня, Ваньку Вшивцева, который пытался прижать Женьку в углу коридора. А Сенька тем временем, проворно как ящерица, юркнул в сторону зала.
В дверях появился жених. От него пахло вином, он покачивался, а за его спиной ухмылялись дружки.
— Катька! — проревел он хрипло. — А мы тебя ищем! Все «горько» кричат, а невесту кто-то в шкаф спрятал! Иди быстрее!
Он попытался обнять ее, сунув свои влажные, слюнявые губы к ее щеке. Катя с отвращением отшатнулась. В этот момент она с ужасом поняла, что он ей противен.
Поздним вечером, когда ветер гнал по асфальту пожухлые кленовые листья, гости разъезжались. Жениха, распластанного и бессвязно бормочущего, едва впихнули в машину. Ночь молодые должны были провести в доме у свекрови, в квартире молодых всё ещё шёл ремонт.
Комната была наполнена монотонным шуршанием. Ирина Павловна, сидя за столом, с маниакальным упорством вскрывала конверты, пересчитывала деньги и ворчала:
— Всего-то... Двумя тысячами больше, чем на свадьбе у Людочкиной дочки. Скупые... Жадины.
Катя, не раздеваясь, сидела на краю широкой родительской кровати, готовая расплакаться от усталости и тоски. Рядом, развалившись поперек, храпел ее муж. Он что-то пробормотал, повернулся набок и громко испустил га.зы.
— Фу... Какая гадость... — с неподдельным отвращением вырвалось у Кати.
Тут же, словно ее поджидали, из-за двери появилась Ирина Павловна. Ее лицо исказила гримаса материнской ярости.
— А зачем ты тогда замуж за него вышла, если он тебе так противен? — прошипела она, сверкая глазками-буравчиками.
Катя медленно подняла на нее взгляд. В ее глазах не было ни страха, ни смущения, только холодная, кристальная ясность.
— Вас, дорогая свекровь, забыла спросить, — отчеканила она тихо и отчетливо.
В комнате повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь храпом молодого мужа.
***
Прошло два года. Эти годы стали для Кати школой жизни, которую она прошла на отлично. Она видела, как ее муж проматывал их скромную зарплату, слышала вечные упреки свекрови и научилась давать жесткий отпор. Тот холодок в ее голосе, что появился в первую брачную ночь, больше не покидал ее.
Однажды осенью, в такую же ветреную погоду, как и в день их свадьбы, Катя пришла к свекрови. Ирина Павловна сидела на кухне и пила чай, макая кусок хлеба в блюдце с мёдом.
— Я подаю на развод, — спокойно сказала Катя, положив на стол заявление о расторжении брака. — Завтра пусть ваш сын заедет за своими вещами, ведь квартиру мои родители подарили, как вам известно!
Свекровь всплеснула руками, ее лицо налилось кровью.
— Как?! Куда?! И зачем? Он же хороший муж, не пьет, не бьет! Работает!
— Работает? — Катя усмехнулась. — Его последняя работа была три месяца назад. А я больше не хочу быть его нянькой и вашей жилеткой для слез. Надоело.
— Да кто ты после этого такая?! — взвизгнула Ирина Павловна, вскакивая. — Бросила мужа! Вас ещё в ЗАГСе надо было разворачивать!
Катя уже взялась за ручку двери. Она обернулась, и в ее глазах Ирина Павловна прочла все, что думала о ней невестка за эти два года.
— Я — та, кто вас забыл спросить два года назад. Больше такой ошибки не совершу.
На улице ее нагонял пронизывающий ветер. Катя закуталась в пальто и глубоко вдохнула. Воздух пах свободой. Впереди была ее, настоящая, жизнь. А та, первая свадьба, осталась далеко позади.
***