— Оксан, мне тут Алиска звонила, — начал Дмитрий вечером, даже не дождавшись, пока я сниму туфли в прихожей.
По голосу сразу поняла: сейчас будет что-то неприятное. Он всегда так делает — начинает издалека, голос становится каким-то участливым, мягким. Значит, сейчас попросит о чём-то таком, на что я точно не соглашусь.
— Ну и что она? — спросила я, проходя на кухню. Господи, как же я устала. Весь день в суде, потом клиентка истеричная до вечера терзала по телефону. Хотелось хоть чаю выпить спокойно, полчасика тишины.
— Она с Серёгой развелась. Окончательно, — Дмитрий пристроился у дверного косяка, заложив руки за спину. — Живёт сейчас у родителей с Тёмкой в двушке. Мама говорит, они там друг другу на головы наступают, жуть просто.
Я достала кружку из шкафчика и поставила чайник.
— Мне её искренне жаль. Но при чём тут я?
Он замялся, потёр затылок — верный признак, что щас будет просьба, от которой меня передёрнет.
— Ну, я подумал... У тебя же бабушкина квартира стоит. Пустая. Ремонт сделан, мебель завезена. Может, пустим их на время? Ну, пока Алиска на ноги встанет, работу нормальную найдёт?
Вот оно что. Так я и знала.
Я глубоко вдохнула, считая про себя до десяти. Психолог мне советовала — когда чувствуешь, что сейчас сорвёшься, сосчитай медленно. Помогает иногда.
— Дим, мы это уже обсуждали, — сказала я как можно спокойнее. — Я планирую эту квартиру сдавать. Мне нужен доход. Я туда восемьсот тысяч в ремонт вложила! Восемьсот, Дмитрий! Диван один тридцать стоил, обои дизайнерские, плитку из Италии везла. Не говоря про сантехнику и кухню.
— Так она же не навсегда просит, — он сделал такое лицо, будто я требую от него почку отдать. — Месяца на три-четыре, ну максимум на полгода. Пока она с жильём определится.
— Три-четыре месяца — это минимум сто двадцать тысяч упущенного дохода, — ответила я чётко. — Я там тридцать за аренду спокойно возьму, три риелторских агентства оценивали. Район хороший, дом кирпичный, парковка во дворе.
— Ну ты же не умрёшь без этих денег! — вспылил он, и лицо его покраснело. — А сестре моей реально помощь нужна! Или тебе плевать? Семья всё-таки, блин!
Я налила себе чай, взяла кружку и молча вышла из кухни. Разговор окончен. Если продолжать, начнём орать друг на друга, а мне это совершенно не нужно сегодня.
Но, как оказалось, это было только начало.
На следующий день, в обеденный перерыв, мне позвонила Людмила Петровна.
— Оксаночка, милая, ну что ты такая бессердечная? — заныла она в трубку таким голосом, будто я лично её обокрала. — У тебя целая квартира пустует, стоит без дела, а девочка с ребёнком мается! Тёма, представляешь, спит на раскладушке в коридоре! В коридоре, Оксана! Ему шесть лет!
— Людмила Петровна, я понимаю, что ситуация сложная, — начала я, стараясь не сорваться. — Но эта квартира — моё наследство от бабушки. Моё личное имущество. И я имею полное право сдавать её за деньги. Мне нужен доход.
— Да кто ж спорит-то! — тут же переключилась она на другой тон, задорный такой. — Пусти за плату, мы же не против! Никто и не говорит, что бесплатно!
— За тридцать тысяч в месяц?
В трубке повисла многозначительная пауза.
— Ну... это же для родных как-то слишком, правда? Мы думали, ну тысяч десять-двенадцать, максимум пятнадцать...
— Людмила Петровна, — сказала я очень отчётливо, — я не благотворительный фонд. Квартира после дорогого ремонта, в хорошем районе, рядом школа и метро. Рыночная цена — тридцать тысяч. Если вы хотите помочь Алисе — помогайте, пожалуйста. Но не за мой счёт.
Она вздохнула так тяжело, будто я её родного ребёнка бросила замерзать на улице, и бросила трубку.
Я вернулась к своим документам, но сосредоточиться уже не могла. Руки дрожали, в висках стучало. Ненавижу, когда меня пытаются продавить через жалость.
Прошло два дня. Я сидела в офисе, разбирала очередное дело о разделе имущества — ирония, правда? — когда мне позвонила Алиса.
— Оксаночка, привет! — защебетала она в трубку. — Слушай, я тут с подругой рядом с твоей конторой оказалась, можем заскочить? Хочу на квартиру посмотреть, чтоб понимать, за что буду платить.
Я насторожилась сразу. Но отказать как-то неловко было — всё-таки родственники, хоть и такие.
— Ладно, — согласилась я. — Встретимся там через час.
Приехала я первая, открыла квартиру, проветрила. Минут через пятнадцать появилась Алиса с Тёмкой и какой-то женщиной лет сорока пяти, в деловом костюме.
— Это Лена, моя подруга, — представила Алиса. — Она риелтор. Я подумала, пусть она оценит, сколько реально стоит аренда.
Вот оно что. Значит, заранее всё подстроили.
Алиса ходила по квартире, ахала над ремонтом, Тёмка носился из комнаты в комнату, а Лена деловито всё осматривала, что-то записывая в блокнот. Заглядывала в шкафы, щупала обои, даже в окно выглянула — посмотреть на вид, что ли.
Под конец она остановилась посреди гостиной, оглядела всё критическим взглядом и изрекла:
— Ну, реально за тридцать тут никто снимать не будет. Не обижайся, Оксана, но это факт. Район не топовый, дом старый, панельный, парковки толком нет. Тысяч двадцать пять — это максимум, что ты сможешь выручить. И то если повезёт.
Я просто опешила.
— Простите, что?! — переспросила я, не веря своим ушам. — Три риелторских агентства мне тридцать называли! Некоторые даже тридцать пять советовали поставить!
Лена скептически усмехнулась и махнула рукой:
— Да они тебе сказки рассказывают, чтобы в базу данных внести и комиссию содрать. Поверь мне, я в этом бизнесе двадцать лет. Реальная цена рынка сейчас — двадцать пять. От силы.
Алиса тут же подхватила, сияя улыбкой:
— Вот видишь, Оксан? А я вообще готова двенадцать платить — это же почти половина рыночной цены! Честно ведь, да?
Я посмотрела на неё, потом на Лену. У меня внутри всё закипело.
— Честно, Алиса, — сказала я медленно, сдерживаясь, — это тридцать тысяч. Рыночная цена, подтверждённая несколькими агентствами. А вы с подругой тут развели театр, чтобы меня продавить. Лена, спасибо за «оценку», но я как-нибудь сама разберусь со своей недвижимостью.
— Ну и зря, — фыркнула Лена, пожав плечами. — Будешь потом полгода жильцов искать.
Я выпроводила их и заперла дверь на оба замка. Села на диван, руки тряслись. Манипуляторы чёртовы. Думали, я поведусь?
Вечером Дмитрий вернулся домой радостный, потёр руки и объявил:
— Слушай, родители предложили отличный компромисс! Все довольны будут.
— Какой ещё компромисс? — спросила я, уже предчувствуя подвох.
— Ну смотри, — он присел рядом на диван, взял меня за руку. — Алиса снимает у тебя квартиру за двадцать пять тысяч. Мама с папой доплачивают ей — каждый по двенадцать с половиной тысяч. То есть ты получаешь свои двадцать пять тысяч регулярно, Алиса платит всего двенадцать с копейками, и всем хорошо! Видишь, как классно придумали?
Я медленно высвободила руку и отодвинулась.
— Дим, — начала я, стараясь говорить спокойно. — Ты сейчас серьёзно? Я должна потерять пять тысяч в месяц дохода, потому что твои родители решили помочь сестре?
— Ну всего-то пять тысяч! — он развёл руками. — Это же не деньги!
— Шестьдесят тысяч в год! — я уже не сдержалась и повысила голос. — За три года — сто восемьдесят тысяч! Если они так хотят помогать Алисе — пусть доплачивают ей до ПОЛНОЙ суммы! До тридцати тысяч! Почему я должна терять деньги?!
— Потому что ты семья! — рявкнул он, вскакивая с дивана. — Мать твою, Оксана! Ты стала какая-то жадная, мелочная! За пять тысяч рублей родным людям помочь не можешь! Я тебя не узнаю!
— А я тебя узнаю прекрасно, — ответила я тихо. — Идите все лесом со своими «компромиссами».
Я ушла в спальню и заперлась. Легла, уткнувшись лицом в подушку, и проревела минут двадцать. От бессилия, от обиды, от того, что даже муж не на моей стороне.
Думала, на этом история кончится. Не кончилась.
Через неделю, в субботу, Дмитрий объявил, что пригласил Алису с Тёмой «в гости» — типа на чай, поговорить, семейный вечер устроить. Я насупилась, но возражать не стала. Ладно, пусть приходят.
Пришли они часа в три. Алиса с тортом и улыбкой, Тёмка — с огромным пакетом «Сока-Сока» вишнёвого. Я сразу напряглась — не люблю, когда дети с соком носятся по квартире, особенно с вишнёвым. Но Дмитрий отмахнулся: «Да ладно тебе, он же аккуратный».
Аккуратный. Ага.
Тёмка носился по комнатам, прыгал, визжал, трясся этим соком. Я несколько раз просила его быть осторожнее, ставить стакан на стол. Алиса отмахивалась: «Да он же играет, не дёргай ребёнка».
И вот он разбежался, прыгнул на диван — на тот самый белый, который я месяц выбирала, который тридцать тысяч стоил, — и стакан с вишнёвым соком опрокинулся прямо на сиденье.
Ярко-красное пятно поползло по белоснежной ткани.
Я застыла.
— Ой, — только и сказала Алиса, даже не поднявшись с кресла. — Ну извини, Оксан. Он же маленький, не нарочно.
Маленький. Ему шесть лет, между прочим. Он прекрасно понимает, что можно, а что нельзя.
Я молча встала, пошла за тряпкой. Тёрла это пятно минут двадцать, заливая средством для обивки. Бесполезно. Пятно въелось намертво. Тридцать тысяч коту под хвост.
Дмитрий только плечами пожал: «Ну бывает. Не трагедия же».
Не трагедия.
Алиса с Тёмой уехали через час. Я весь вечер просидела на кухне, глядя в окно. Внутри всё кипело, но я молчала. Потому что понимала — если открою рот, начну орать так, что соседи сбегутся.
Прошла ещё неделя. Спокойная, тихая. Я почти успокоилась, думала — ну всё, отстали наконец.
В четверг мне нужно было съездить в бабушкину квартиру — проверить счётчики, проветрить, заодно прибраться. Риелторы обещали на выходных показы устроить, хотела, чтобы всё было идеально.
Подъехала, поднялась на четвёртый этаж. Подхожу к двери — и останавливаюсь как вкопанная.
У порога стоят два больших чемодана, три пакета с вещами и детская коляска складная.
Сердце ухнуло вниз. Руки похолодели.
Я достала ключ, но дверь открылась раньше, чем я успела вставить его в замок.
На пороге стояла Алиса. В домашних тапочках. В халате.
— А, Оксан, это ты? — улыбнулась она, как ни в чём не бывало. — Заходи, не стесняйся. Я как раз чай заварила.
Я стояла, не в силах вымолвить ни слова. В голове гудело.
— Что здесь происходит? — выдавила я наконец.
— Как что? — она удивлённо моргнула. — Я заселяюсь. Ну, мы заселились уже, если точнее. Дима дал мне ключи, сказал, что ты согласна. Мы с Тёмой уже две ночи тут ночуем, кстати. Классная квартирка, правда! Ремонт вообще огонь!
Земля уходила из-под ног.
— Дмитрий. Дал. Тебе. Ключи, — повторила я медленно, по слогам.
— Ну да. А что такого? — она пожала плечами. — Вы же муж с женой, он имеет право, нет?
У меня потемнело в глазах. Я развернулась, дрожащими руками достала телефон и набрала Дмитрия.
— Алло? — ответил он спокойно.
— НЕМЕДЛЕННО. СЮДА. АДРЕС ЗНАЕШЬ, — это всё, что я смогла выдавить сквозь зубы.
— Оксан, что случилось?
— ПРИЕЗЖАЙ. СЕЙЧАС ЖЕ.
Я отключилась и села прямо на пол в коридоре, прислонившись спиной к стене. Ноги не держали. Алиса что-то говорила, но я не слышала — в ушах шумело.
Дмитрий приехал через двадцать пять минут. Вошёл в квартиру бледный, виноватый, с потухшими глазами.
— Оксан, ну послушай...
— Ты дал ключи от МОЕЙ квартиры, — я встала и посмотрела ему прямо в глаза, — от МОЕЙ собственности, БЕЗ МОЕГО согласия?!
— Я думал, ты в конце концов согласишься! — он вскинул руки. — Ну что ты, правда? Она же моя сестра! Ей некуда было идти, у родителей теснота жуткая, Тёма болеть начал!
— А то, что это МОЯ квартира, МОЁ наследство, МОИ восемьсот тысяч, вложенные в ремонт — тебе в голову не пришло?!
— Ты изменилась, Оксана, — сказал он вдруг холодно, глядя куда-то мимо меня. — Тебе деньги важнее людей стали. Важнее семьи. Ты чёрствая стала какая-то.
Я вообще дара речи лишилась. Стояла и смотрела на него — и будто впервые видела.
Помолчала, собираясь с мыслями.
— Алиса, — сказала я наконец ледяным тоном, — собирай вещи. У тебя час.
— Ты не можешь меня выгнать! — взвилась она, выскакивая из гостиной. — Дима разрешил! Это его семья, он тут хозяин!
— У Димы, — ответила я очень чётко, — нет права ничего разрешать. Эта квартира оформлена лично на меня. Получена по наследству ДО брака. Она не является совместно нажитым имуществом. Это моя личная собственность. И сейчас я вызову полицию и грамотно объясню участковому, что здесь происходит незаконное проникновение в частное жильё. Хочешь проверить?
Алиса открыла рот, закрыла. Посмотрела на брата. Тот молчал, отвернувшись к окну.
— Гадина ты, — выдохнула она мне в лицо. — Бессердечная.
— Пятьдесят минут, — сказала я, глядя на часы.
Через сорок минут Алиса с Тёмкой, двумя чемоданами и тремя пакетами уехала на такси. Тёмка плакал. Мне было его жалко — ребёнок-то ни при чём. Но я не могла иначе.
Дмитрий уехал следом, хлопнув дверью так, что затряслась люстра.
Я осталась одна в пустой квартире. Села на диван в гостиной, обхватила колени руками. И просидела так до темноты.
На следующее утро вызвала мастера и поменяла замки на входной двери. Поставила усиленные, с защитой от взлома. Все ключи забрала себе. Запасных не оставила.
Потом начался ад.
Звонки. Бесконечные звонки.
Свекровь: «Бессердечная! Как ты могла! На улицу ребёнка выгнала!»
Свёкор: «Мы от тебя такого не ожидали. Совсем жадность одолела».
Какая-то тётка Дмитрия, которую я в глаза не видела: «Позор семьи! Муж небось с тобой разведётся!»
Алиса писала в вотсап: «Надеюсь, ты сдохнешь в своей квартире одна, тварь».
Я заблокировала её номер. Потом заблокировала свекровь. Потом свёкра. Телефон перевела в режим «только избранные контакты».
Дмитрий три дня вообще домой не приходил. Ночевал у родителей. Потом вернулся — молчаливый, мрачнее тучи. Спал на диване, демонстративно отвернувшись к спинке. Утром уходил, не попрощавшись. Вечером возвращался поздно, ел молча и снова уходил в гостиную.
Через неделю не выдержал.
Зашёл на кухню, где я пила чай, остановился в дверях.
— Ты правда не понимаешь, что наделала? — спросил он тихо. — Ты семью разрушаешь. Мою семью.
Я поставила кружку на стол.
— Семья, Дмитрий, — сказала я очень спокойно, глядя ему в глаза, — это когда уважают твои границы. Это когда не распоряжаются твоим имуществом за твоей спиной. Это когда не манипулируют чувством вины и не называют тебя бессердечной за то, что ты защищаешь своё. А то, что творите вы — это не семья. Это использование.
— Значит, деньги тебе важнее?
— Нет, — ответила я. — Уважение мне важнее.
Он постоял ещё немного, потом развернулся и ушёл. Хлопнул дверью в спальню. Через полчаса я услышала, как он что-то складывает, застёгивает молнию на сумке.
Он съехал к родителям. Насовсем, видимо.
Прошло две недели.
Алиса, как выяснилось, нашла себе жильё. Сняла однушку в соседнем районе за восемнадцать тысяч. Родители, конечно, помогают деньгами — я случайно узнала от общей знакомой. Так что вся эта история про «некуда идти», про «на улице окажемся» — была чистой воды манипуляцией, рассчитанной на мою жалость.
А я свою трёшку сдала через риелторское агентство. Молодая пара, врачи, снимают за тридцать две тысячи. Оказывается, спрос в нашем районе за последний месяц вырос — рядом новую поликлинику открыли, и народ потянулся. Так что «эксперт» Лена со своими двадцатью пятью тысячами просто нагло врала.
С Дмитрием... не знаю. Он звонил пару раз. Говорил, что я должна извиниться перед Алисой и родителями. Что если хочу сохранить брак — должна идти на компромиссы. Я сказала, что компромисс — это когда уступают обе стороны, а не одна жертвует всем ради другой. Он бросил трубку.
Сегодня пришло смс: «Подумай хорошо. Ты остаёшься одна».
Я ему не ответила.
Потому что знаете что? Лучше быть одной, чем с тем, кто не уважает тебя. Лучше сидеть в пустой квартире, чем рядом с человеком, который считает твоё — общим, а его решения — окончательными.
Моя бабушка всю жизнь вкалывала на заводе, копила каждую копейку, отказывала себе во всём — чтобы купить эту квартиру. Оставила её мне — не его семье, не «на общее благо». Мне. И я не обязана жертвовать тем, что она мне дала, чтобы кому-то было удобно за мой счёт.
Трещина в браке? Да. Большая. Может, непоправимая. Но она появилась не из-за денег. Она появилась из-за неуважения.