Ее городская квартира находилась в самом центре Новгорода – огромная, светлая, с высоченными потолками. Рядом – детский сад. Совсем недавно она начала водить туда Танечку. Внучка привыкала хорошо, и Светлане Андреевне стало полегче.
Но сейчас, весной, перебрались они на дачу – девочке полезен был свежий воздух, парное молоко и деревенские продукты. А тому же здесь, по соседству у дачной приятельницы Анны, тоже отдыхали внучки. А ещё ...
Ещё, если честно, Светлана Андреевна пряталась. Она уже знала, что сын ее с женой разводится, и нисколько не удивилась самому этому обстоятельству – невестка ей не нравилась с самого начала.
Но теперь...
Теперь, когда она практически вырастила внучку... она понимала – с Танечкой придется расстаться. Она уже проглотила ком эмоций и взяла себя в руки: ребенок должен расти с матерью, как бы не хотелось ей Таню оставить себе.
Однажды вечером села и написала длинное письмо – послание. Всё о внучке. Плакала и писала. О ее слабых местах здоровья, об обследованиях и процедурах, о ее пристрастиях в еде, об интересах и достижениях. Перечитала – письмо показалось сумбурным, она переписала его. Вложила письмо в детский альбом с фотографиями и расплакалась вообще навзрыд. А потом ещё и ещё добавляла мелочей в это письмо – подробностей о внучке.
Здесь, на даче, была идиллия. Куклы и алюминиевые мисочки – во дворе, совместные чаепития и вечерние прогулки за село.
Как раз в один такой прекрасный тёплый день, когда дети играли во дворе, а они с Анной, усталые после грядок, присели на скамье, когда уже собирались идти по домам, кормить детей обедом и укладываться на дневной сон, к дому подъехало такси. Оттуда выскочила Ольга, она была в джинсах и черной кофте в обтяжку с красными звёздами на плече. Как завоеватель, – подумалось сразу.
– Здрасьте! – кивнула обеим, – Я за дочкой!
Она пронеслась мимо них во двор и позвала Таню. Танюшка, конечно, узнала маму, побежала навстречу. Соседка быстро забрала детей и удалилась. А Ольга затянула дочку в дом.
– Где твои вещи? Мы уезжаем ...
Конечно, маленький ребенок пошел за самыми важными вещами – за игрушками. Он не мог ведать, где его другие вещи. Тогда Ольга начала хватать первую попавшуюся под руку одежду Тани с вешалок и совать ее в сумку.
– Оля! Олечка! Мы все соберём. Ну, зачем же так спешить? – Светлана Андреевна по инерции начала вынимать вещи Тани из Ольгиной сумки, складывать их аккуратно, – Отпусти такси, Танечке пора обедать и спать. Она...
Ольга шагнула к ней, вырвала из рук кофту Тани и прокричала:
– Не троньте! Я не позволю Вам и Вашему сыну распоряжаться моим ребенком! Так и знайте! – она опять затолкала кофту в сумку, – Вы ее больше никогда не увидите!
– Что? Что ты такое говоришь, Оля! Я ... Я растила ее...
– И что? Мне теперь в ноги к Вам упасть? Она – моя дочь. И я имею право ее забрать, имею!
– Конечно, имеешь, но ...
– Никаких "но" не будет! Так и знайте! Скажите спасибо своему упрямому сынку. Это всё он... он довел дело до такого, – она перевела глаза на моргающую Таню и вдруг закричала и на нее, – А ты чего стоишь? Бабушку жалеешь? Лучше мать пожалей! Собирайся быстро! А, ну..., – и она подтолкнула дочку к ее уголку, – А где ее джинсовый сарафан?
Таня ничего не поняла и расплакалась, Светлана бросилась ее утешать, начала помогать собираться – спешно, суетно, неаккуратно. Она уже обиделась на сноху, на глазах стояли слезы, сердце бешено колотилось. Забирали ее внучку, Танечку, ей ещё и годика не было, когда привезли ее. И сейчас она переживала за нее, и смотрела только на нее – на внучку.
– Где сарафан, я спрашиваю!
– Какой? Господи! Он в Новгороде на антресолях. Он мал ей уже давно.
Таня плакала. Она была голодной, хотела спать, она испугалась ссоры. Досада Светланы вылилась в слова, о которых Светлана потом пожалеет:
– Ты – ужасная мать, Ольга! Ужасная! Ты и женой не смогла быть хорошей. Твое стяжательство и зависть тебя погубят. И я рада, что Леня с тобой расстается. Очень рада. Пусть ему встретится хорошая девушка, – сказала она тихо, но твердо.
– Да, пусть! Я разве против? И конечно она будет лучше меня. Только дочку он больше никогда не увидит! Никогда! Поняли? И Вы!
– Этого не будет!
– Ооо! Ещё как будет! – она грубо схватила Таню за ручку, подтянула к вешалкам, велела обуваться, – Я вас на километр к ней не подпущу, так и знайте! – а потом к Тане, – Завяжи шнурки!
Таня плакала, она не умела завязывать шнурки, Светлана наклонилась было, но Ольга отодвинула ее грубо, напористо и завязала сама. Потянула дочку на улицу, к такси. В одной руке – сумка, в другой – дочка. Светлана шла следом, Таня оглядывалась на нее, плакать уже не плакала, но смотрела на бабушку с надеждой – сейчас бабушка что-нибудь придумает и заберёт ее. Ужасная неоправданная ничем сцена.
– Таня, Танечка! – махала рукой Светлана через стекло дверцы, – Я приеду! Ты слышишь, я приеду к тебе.
Танюша смотрела на плачущую бабушку, хлопала глазками. Такси тронулось, запылило по грунтовке, и исчезло за поворотом, а Светлана Андреевна так и осталась стоять посреди дороги.
Три года... три года внучка была с ней. Ещё минуты назад – была с ней. И вот ... Не верилось. Она растерянно посмотрела на дом, как будто только сейчас осознала – где она. Оглянулась – к ней шла Анна.
– Забрала?
– Забрала, – кивнула растерянно, – Она нас нашла, Ань.
– Налетела, как ястреб. Надо же..., – качала головой соседка.
И тут Светлана вспомнила:
– Ах, Анечка! Я даже письмо не отдала! Я же там все перечислила! А как же...? – она оглянулась на дорогу, как будто могла догнать такси и отдать это сто раз обдуманное послание, – Как же теперь там Танечка?
Светлана упала на грудь соседки, и та долго ещё не могла ее успокоить.
***
Летом Тася, мама ее Людмила Ивановна и Юра гуляли на свадьбе Кати и Эдуарда. Не все так уж гладко было в их отношениях. Родители Эдуарда были против выбора сына. Их подающий надежды талантливый мальчик женился на медсестре – девушке из далёкой деревушки. Мать истерила, требовала отношения прекратить, плакала и теряла сознание.
– Жаль ее, – вздыхала Катерина, говоря о будущей свекрови.
– Чего тебе ее жаль? Стерва какая-то! – пожимала плечами Тася, – Разве можно судить о людях по месту рождения?
– Да я вот думаю: рожу сына, тоже такой стервой стану. Достанется же какой-то!
– Ты – прекрасный человек, Катя! Не зря же Эдик не сдается. Он любит тебя!
И свадьба состоялась. Странная была эта свадьба: чопорные интеллигентные родственники жениха и разухабистая деревенская родня невесты.
Эдик бледнел, опускал глаза, глядя на свою родню, понимая, что и так отрицательно настроенные на эти отношения родители, ещё больше уверяются в том, что девушка ему – не пара. Он был суров и бледен. Он тоже волновался за родителей.
А они подставляли свои бокалы под чрезвычайное желание будущих родственников чокнуться именно с ними, а потом пытались лишь пригубить налитое. Но, не тут-то было – на них наседали, заставляли пить до дна.
Катя была сама не своя. Щеки ее рдели ярче пышных роз, а глаза беспокоились. Это было заметно невооружённым глазом. И Тася делала все, чтоб подруге помочь.
Сценарий продолжался. Катя раздавала каравай " испечённый своими хозяйскими руками", гармонист, крепкий коренастый усатый мужичок – родственник Кати разводил меха, деревенская сваха держала какой-то свой мудрёный обряд.
Катя поглядывала на отца. Вначале свадьбы он ещё держался, но под конец – перебрал. И так благодарна была она Юре, который быстренько и незаметно увел его, практически унес, и положил спать где-то в подсобке.
А потом как-то все вошло в свое русло, смешалось, Людмила Ивановна сидела меж матерями Эдика и Кати, расхваливала жениха и невесту. У тети Веры, мамы Кати, наконец, ушла робость, начала говорить и она. А потом уж Тася увидела, что сама Катя сидит рядом со свекровью, слушает и кивает. И лицо у свекрови вполне смирившееся. И Тася подумала, что когда узнают свою сноху они поближе – обязательно полюбят.
А тетя Вера, прерывая похабные частушки, понимая, что тут они лишние, запела так, что все заапплодировали.
Все подружились и расставались с объятиями и зазыванием друг друга в гости.
– А вы когда уже, Тась? – спрашивала Таисью их с Катей бывшая сокурсница, кивая на Юру.
– Мы? Нет, мы очень хорошие друзья. Вот и все.
– Друзья? Ничего подобного. Твой друг на тебя так смотрит – огонь.
Тася училась уже на третьем курсе. Как и говорил Юра, всё оказалось возможным. Они с мамой экономили, старались не брать денег у Гриши, который их бесконечно предлагал.
Мама "обросла" учениками. Теперь уже результаты ее обучения впечатляли – ее ученики занимали первые места на конкурсах. Не все выдерживали, была она строга и требовательна, но если дети и родители были настроены на результат – он не преминул быть. Мама как будто помолодела с этой новой своей педагогической деятельностью.
Тася училась на повышенную стипендию, летом подрабатывала в больнице. Весной они сажали картошку на участке бабы Клавы. Не много, но и это было подспорьем. С бабой Клавой подружилась мама, завела у нее свои грядки, где росли укроп и сельдерей, клубника и огурцы, кабачки и морковка. Порой мама оставалась у нее с ночлегом.
Время шло. Юра приезжал в феврале и августе – в короткий курсантский отпуск. В феврале – частенько попадал на сессию Таси, а летом – она работала в больнице, а он без конца что-то ремонтировал – то у бабушки в доме, то у них в квартире. Отношения их носили больше эпистолярный характер. Писали об учебе, о друзьях, но не об отношениях личных.
– Господи! Весь отпуск проковырялся он с этим ремонтом, Тась. А отпуск – раз и пролетел. Вы даже не погуляли чередом.
– Да наобщались мы, мам. Нормально всё. И зачем нам гулять?
– Смотри! Упустишь такого парня! Холодная ты какая-то, Тася.
Тася и сама понимала, что их с Юрой отношения довольно странные. Она не то чтоб ждала каких-то шагов от него, она сама ещё не разобралась в своих чувствах. Она то вдруг страстно хотела его обнять, скучала по нему, представляла его рядом, то решала, что они просто друзья, и ее любовь, другая любовь – ещё впереди.
Любовь ведь не такая обыденная, она должна быть наполнена романтикой. А Юра... Когда он в грязи, в рабочих штанах, заходил на кухню, она поворачивала его спиной – толкала, заставляла мыть руки, усаживала есть. Когда прихватило его спину – лечила, втирала мази, приспуская штаны. Он путал героев книг и композиторов, и она наставительно его поучала. Он был, как брат. В доску свой, родной и домашний.
Не так представляла она себе настоящую любовь.
Всю себя она отдала учебе. Ее уже ценили в деканате, знали на кафедрах. Она читала доклады на студенческих научно-практических конференциях, организовывала культурные выходы и поездки факультета, на практике работала помощником врача. У нее уже были свои истории болезни, свои больные, свои врачебные выводы и небольшой опыт.
Будущая профессия не оставляла времени на думы о личном.
***