Часть 1
Раиса Семеновна стояла у преподавательского стола – деловая, строгая, натянутая и нервная, в свежих барашках химической завивки.
– Записали? Первая и вторая недели таковы. Десятый класс – это вам не шуточки! Впереди – выпускные экзамены! И надо доказать, что вы достойны школы!
Она стирала мел с тонких пальцев без маникюра. Маникюр – это не для школьного учителя.
Оля списала расписание с доски первая. Она вообще всё делала быстро. Посмотрела за окно. Лето прошло. А хотелось застыть в нем навсегда, как в сосновой смоле на стройных соснах. В парке напротив – уже кружат птицы, они чувствуют осень раньше всех.
Вот он – сентябрь, и десятый последний класс. Оля перевела взгляд на кабинет. Под потолком – в ряд на белом фоне большие портреты великих писателей, за партами склонились над дневниками ее одноклассники. С ними ещё год – бок о бок ...
Таська ... Таисья Заславская ... Ее подруга с пятого класса. Выводит старательно каждую букву, закусила губу. Фартук интересный, портфель опять не как у всех, с двумя застёжками, серый с черной отделкой. Впрочем, это привычно. Она же Заславская! Папа частенько в загранкомандировках.
Ритка Огородникова. Маленькая, неаккуратная, вечно вся в волнениях и сомнениях. Рева-корова с первого класса.
Стас Филимонов. Светлый чуб, прямой нос, томный взгляд. Девичьи грёзы. Но только не для одноклассниц. Знают они, какой бывает он хитрый и слабый, как только случаются в жизни его проблемы. Пусть красуется перед восьмиклассницами.
Сонька Переверзева. Банты шикарные. Прячет серьги, наверное. Заставят снять, если заметят. Школа – не дом моды, с серьгами сюда нельзя. Все помнили торжественное изгнание Соньки из класса в прошлом году. Отвели ее прямиком в туалет для устранения «безобразия» – Сонька накрасила ресницы.
Начитанный Ромка Афанасенко. Как-то он пытался ухаживать за Олей, но она быстро это пресекла – очкарик, да ещё и ниже ее ростом.
Ольга переводила взгляд с одного на другого, думая о каждом, но, в общем-то, размышляя о себе. Целый год ... Целый год до конца детства.
И Оля вдруг подумала, что девчонки из класса уже стали девушками. Да, именно девушками. В хлопковых чулках, белых фартуках, с идиотским бантами, белыми, коричневыми, но –девушками. Вон у полной Любки Панфиловой, которую присоединили к ним из "б-шников", крылья фартука не вниз идут, а вперёд торчат – так прет вперёд грудь. А Сонька вся в прыщах. Если верить в то, что каждый прыщ значит, что в тебя кто-то влюбился, то Соньку любит вся мужская часть комсомола школы.
И такое любопытство шевелилось внутри у Ольги от этих выводов – их расцвет обязательно приведет к любви. Должен привести. Только вот какая она будет?
– Открыли параграф. Смолянинов, читай, – командовала Раиса, и Ольга, как и все, открыла учебник, наклонила голову. Но не следила, она думала об их будущем.
Таська ... С Таськой всё равно ясно. Приведет однажды Дмитрий Константинович в дом молодого одаренного студента, или сразу сотрудника МИДа, Таська опустит свои длинные черные ресницы – и вопрос закрыт. Упакована. Станет женой специалиста по внешнеэкономическим связям. А там всё: связи, деньги, командировки, квартира. В общем, безбедная жизнь.
Ритку кто-нибудь пожалеет. Ей это надо. Первому, кто пожалеет, и отдаст всю себя.
Сонька найдет себе какого-нибудь работягу-грузчика. Эта точно в торговле будет. Все время намекает на то, что мамочка ее, торговый работник, "имеет" и помимо зарплаты. Но ещё она умеет шить – без куска хлеба точно не останется.
А она сама? Что и как у нее будет?
Ей бы такого папочку, как у Таськи!
С Тасей они дружили давно, и Ольга всем сердцем и душой была влюблена в Таськиного отца. Он был идеальным, таким, каким должны бы быть все отцы мира.
Большой, любвеобильный, обаятельный, блестящий дипломат, обеспечивший свою семью всем необходимым. Когда он обнимал Таську, прижимая к широкой груди, когда таяла она, целовала его в щетинистую щеку, Ольга переставала дышать – ее отчим вот так никогда ее не обнимал. Аж противно было думать о таком.
И дом Заславских ... Все это было какой-то мечтой. И высокие потолки, и книги, и просторная кухня, и аквариум с рыбками, и фортепиано.
А вот Таськину маму Ольга побаивалась. Была она строга и нехороша собой. Полная, чернобровая. Смотрела на нее из-под очков, задавала неприятные вопросы и, казалось, делала свои выводы. И Ольга чувствовала, что выводы эти не в ее пользу.
– Мартынова, продолжи чтение! – голос Раисы вернкл в реальность.
Таська тыкала пальцем в абзац – подсказывала.
– Плохо, Мартынова. Галок считать будешь – какое тебе сочинение!
Долго потом болтались у школы с одноклассниками. Обсуждали расписание. Потом разошлись – каждый в свою сторону.
Оля жила по другую сторону от дороги. Не здесь, в высотках, где кипела жизнь, а по ту сторону оврага. "По ту сторону оврага" – это выражение застряло у нее в голове с детства, и теперь разделяло не только пространство, но и весь образ жизни.
Этот овраг разделял район надвое. На одном - нищий район с бараками, на другом - проспект с новостройками громоздких дорогих многоэтажек. Вдоль оврага, на стороне с бараками, была проложена толстенная, чёрная, металлическая труба. И, чтоб далеко не обходить, все они, школьники, а порой и взрослые, лазили в школу под ней – кто-то сделал подкоп. После нужно было спуститься в овраг, вылезти с той стороны, и вот она через дорогу –школа.
Ольга выныривала из оврага, оправлялась и, казалось ей, возникала в другом мире. Можно жить по обе стороны оврага. Лучше, конечно, там, где живут такие, как Заславские. Но...
Их барак был одним из лучших –всего на шесть квартир. Квартира – это кухня и большая комната. У Ольги – младшие: брат Коля и сестра Маша.
Четыре грядки возле барака напротив окон – весь их огород на семью. Столько полагалось. Но был ещё и картофельный участок в поле. Картошка –адский труд. Скоро предстояло копать.
Отчим Ольги сидел четыре года– был осужден за драку. Вернулся три года назад. Тогда и родилась Машка. Ольга не понимала мать. Зачем? И так все в одной комнате – отчим, казавшийся чужим, дурно пахнущим табаком мужиком, девятилетний Колька, хулиганистый и вечно грязный. Ольге приходилось таскать его с собой в школу, а потом ещё и сестра.
Вообще, с матерью отношения не ладились. Она была трудным человеком – суетна и криклива, на Ольгу за что-нибудь постоянно обижена и прохладна с ней.
Ольга возвращалась из школы в заваленную тряпьем и игрушками комнату, валилась на диван. Она представляла себе, как мама Таськи, домохозяйка, встретила ту из школы, как расспрашивает ее о школьных делах, кормит сытным обедом. Ольга жалела себя. Ей предстояла уборка, мытьё горы посуды, а потом ещё нужно забрать Машку из яслей, слушать ее нытье, стирать колготки и хоть что-нибудь приготовить на ужин. Иначе будет худо: мать вернется и будет психовать из-за бардака в доме, упрекать, что взрослая дочь ничем не помогает.
А утром опять будет то же – тряпье, игрушки и гора посуды.
Она отвоевала себе угол. Там стоял письменный стол, тумбочка, и на гвоздиках в стене висела ее форма. Даже мать туда не совалась, и Машка с Колькой боялись туда приближаться – казалось, Ольга могла порвать на части за это.
Вечерами она закрывала уши руками, чтоб не слышать орущего телевизора и визга Машки – садилась учить уроки. Потом, под ворчание засыпающей уже матери, тщательно собиралась в школу.
Это свое право – выглядеть не хуже прочих, она отвоевала. На фартук выпросила деньги у деда, на школьное платье добавила сама – работала в деревне у бабки на ферме. Мать хотела взять платье подешевле, но она настояла.
– Перед кем ты там все выпендриваешься? Кому чего доказываешь? – ворчала мать, привыкшая экономить даже на мелочах.
Кому? Да никому ... Скорее – самой себе. Хотелось быть "по другую сторону оврага". Она выныривала, оправлялась, очищала обувь, отправляла вперёд Кольку, и шла уже по чистому городскому тротуару, высоко подняв голову.
***
Сентябрь стоял теплый, голубой и прозрачный. Но что-то случилось с их традицией – гулять, болтать и даже делать часть уроков в парке. И Тася, стыдясь, понимала, что есть тут ее вина. Что-то не клеилось у нее с любимой подругой Олей.
Стала та колкая, дерзкая, даже учителям грубит. Вчера со злостью раздавала тетради, чуть ли не бросая их на парты, и когда математичка сделала ей замечание, огрызнулась, бухнулась за парту и зло толкнула Сашку – соседа.
А у Таси музыка, английский, да и домашние дела никто не отменял, маме надо помочь. В средних классах Оля частенько бывала у них дома, они обедали, потом играли в Тасиной комнате, вместе учили уроки. Но теперь ...
Теперь, когда детские игры уже сменились девичьими разговорами, Тасе вдруг стало скучно. Обсуждать девчонок и их новые отношения бесконечно – надоело. Сейчас это было основной темой. Девчонки только и говорили, что о парнях, уже "гуляли", бегали на танцы. На днях Людка Брусникина явилась в капроновых чулках. Ее выгнали, и она вообще больше не пришла в школу. Говорили, что бунтует.
Эту тему обсудили вдоль и поперек, Тасю это утомляло. А папа доставал классные книги, приносил их ей, и каждую свободную минутку она ждала, когда можно будет уединиться и утонуть в новых строках.
Она наскоро обедала, а потом, как во сне, добредала до комнаты – читать.
– Тася! Тебе на музыку!
– Я помню, мам. Но ещё полчаса у меня есть...
Людмила Ивановна вздыхала – что поделаешь с ней, читает запоями.
– Тась, ты помнишь, что на выходные едем в Тулу?
– В Тулу? Ах да. А без меня никак?
– Не выдумывай! Неужели не хочется увидеться с Гришей?
– Хочется. Но у него сейчас Полечка на первом месте, – оставили б ее дома, книжку бы дочитала.
Ее старший брат Гриша работал на оружейном заводе в Туле. Женился он совсем недавно, жил с родителями жены Полины, ждали они малыша. Сидеть за столом с тётеньками и дяденьками не очень хотелось, но увы... Тася уже запланировала взять книгу с собой – с мамой не поспоришь. Да и не так все и плохо там– будет шашлык во дворе, гитара, баня и холодный бассейн.
– В Тулу? И чего там? – спросила Оля, когда Таська рассказала ей о планах на выходные – погулять не получится.
– Там? Посиделки... День рождения Гришкиной жены. Ну, предки, конечно, за жизнь будут болтать. Одно радует – будут Полины друзья-подружки. Классные ребята. Поют они здорово. Столько песен знают студенческих! Ну, и баня, бассейн. Только я туда не лазаю –холодный он.
– Клёво! Я б нырнула. Всем бы класс показала! Знаешь, как я в деревне у бабки ныряю. Везё-от, – вздыхала Ольга, – А мы ... Мы в выходные картошку копаем.
– Картошку? Да, точно... Ее же осенью копают.
– Ох, Таська, как ты жить будешь? Вообще от простой жизни отсталая.
И Тасе в очередной раз становилось стыдно. Только раньше она бросилась бы просить прощения, а сейчас просто пожала плечами – надоедо оправдываться за свою, по меркам Ольги, благополучную жизнь. Она что – виновата, что родилась в такой семье?
Да и не считала она свою жизнь такой уж беспроблемной. Вот и мама, и отец ее очень устают. На маме – хозяйство. Да, подруге кажется, что это и не хозяйство вовсе, но это как посмотреть. В доме частенько бывали гости и нужно было уметь всех встретить. А ещё общие семейные проблемы: дни рождения, поездки, праздничные столы. Мама крутилась: магазин – кухня. И Тася старательно помогала ей. Вот только мама не умела отдыхать – опять и опять находила себе дела.
– Ничего не выходит само по себе, Тасенька. Хочешь, чтоб твой дом был благополучным, красивым и уютным, чтоб в нем пахло пирогами – надо покрутиться.
А отец... Было и такое, что мама снимала ему ботинки – иногда он с трудом приносил домой ноги. Работа у него ответственная и волнительная. А ведь у него астма, сердце. Жалко его.
А Ольгу глодало чувство несправедливости. Она была уверена, что так жить, как живёт она – вроде как, незаслуженно. И Тася это чувствовала. Оттого и перестала на какое-то время звать Ольгу в дом. Мама любила все красивое, она старалась изо всех сил. Вот за лето сделали в ванной ремонт, поменяли плафоны в коридоре. И Тася стеснялась даже этих мелочей, как чего-то буржуазного и позорного.
В Тулу съездили прекрасно. Теперь и ее не считали таким уж ребенком, сокурсники Поли из политеха откровенничали при ней, только для Гришки оставалась она ещё младшей сестренкой.
В этот раз приехал к ним в гости новый коллега брата с оружейного – Леонид. Высокий черноволосый с разлитым румянцем, в черном костюме и синем галстуке. Остальные одеты тут были проще. Он занимал какую-то должность в конструкторском отделе и его "захватил" отец – все ему было интересно в деле изготовления каких-то орудий. А Леонид поглядывал в их сторону, и, когда наконец, пришел к молодежи, оказался очень весёлым рассказчиком. Голос у него был приятный, хрипловатый, и сам он создавал ощущение какой-то надёжности.
А вечером, когда пошли прогуляться в рощу, Тася нашла ему резиновые сапоги, а он, как ни в чем не бывало, взял ее под руку. И только на мгновение почувствовала она робость, а потом ухватилась за его плечо и висела на нем весь вечер. Потому что никто не видел в этом ничего особенного, такая душевная атмосфера.
Синее небо висело над полями, лес покрывался жёлтым бархатом, а вдали темнел ельник. И было спокойно и радостно на душе. Теперь уж Тася счастлива была, что все же. приехала сюда.
***
Картошку пришлось отложить – шел дождь. Полдня они с матерью делали уборку, стирали и готовили. Ольга устала. Нужно было куда-то уйти из дома, и она направилась к Соне Переверзевой.
Дождик закончился, висела знобкая сырость, на улицах людей было мало. Соня жила в частном доме, при желании можно было и уединиться.
С Сонькой они все же решили прогуляться в парк. Ходили по сырым аллеям и болтали.
– То картошка, то уборка. Надоело все, у Машки ухо заболело, ноет, мать бегает, суетится. Думаю – пойду.
– А мы сегодня капусту квасили. Достала мать. Скорей бы уж закончить школу и уехать, Оль. Так мечтаю.
– Ты в швейку? Не передумала?
– Наверное. Не решила ещё. А ты? – спросила Соня.
– Я? А я вот возьму и медицинский попробую.
– Это в училище? – открыла рот Софья.
– Чего это! В институт, – кивнула Ольга.
– Туда же Заславская собралась.
– А я чем хуже?
– Ну-у, не хуже. Просто ...
– Что просто? Что? – с обидой в голосе громко затараторила Ольга, – Чем? Ну, чем она лучше? И я учусь хорошо! И общественных нагрузок у меня побольше! Ей, значит, можно? А мне – нет? Почему? По какой такой причине? Потому что деньги у них есть, да? Потому что живу в трущобах? А где же тогда справедливость? Где она? – она кричала, махала руками.
Даже старушки оглянулись на них.
– Да чё ты, Оль? Успокойся! Я против что ли? – вытаращила глаза Софья.
Ольга замолчала, но обида ещё клокотала внутри. Ничуть не хуже она Таси, вот ничуть! И все равно в глазах других – второй сорт. Так считают все. Просто белых кровей эта Заславская. И не поймёшь, что между ними – не то дружба, не то соперничество.
– Вот скажи, Сонь, просто скажи: почему все считают ее такой уж достойной всех благ мира? А нас – нет, – уже спокойнее спросила Ольга.
– Ну-у, не знаю. Она в других кругах вертится, соответственно и жизнь там другая.
– В кругах? Ну, да. Это факт. У нас вчера в гостях был друг отчима – машинист с тепловоза, и то – у матери гордость. А у них – сплошь профессора да дипломаты.
– Вот-вот. И я говорю.
И вечером Ольга все думала о том, как формирует нашу жизнь окружение. А ведь Сонька, хоть и глупая, но права. С кем поведешься...
И решила Ольга, что с Таськой ссориться пока не стоит.
***