Андрей, мой муж, всегда говорил, что я создала здесь идеальный уют, но в последнее время этот уют казался мне стеклянным, хрупким. Он мог разбиться от одного неверного слова, от одного громкого звука.
Телефон завибрировал на столике из светлого дуба. На экране высветилось его имя. Я вздохнула и ответила.
— Да, дорогой.
— Забери меня через час, — его голос был резким, командным, как всегда, когда он звонил с работы.
— Что-то случилось? Ты же обычно на своей машине.
— У нас тут небольшое мероприятие с партнерами, я не хочу ехать отсюда за рулем. Буду ждать внизу, у главного входа. Не опаздывай.
И гудки. Он даже не попрощался. Как всегда. Я не жена, а функция. Функция «забрать», функция «приготовить», функция «создать уют».
Я посмотрела на часы. У меня было время. Я медленно оделась, выбрала удобные туфли, накинула легкий плащ. Когда я ехала по вечернему городу, я думала о нас. Мы были вместе уже пять лет. Первые два года казались сказкой. Андрей был внимательным, заботливым, он буквально носил меня на руках. А потом что-то изменилось. Началась его карьера, большие проекты, постоянные совещания. Он стал более требовательным, более раздражительным. Наши ужины превратились в его монологи о работе, а мои попытки поделиться чем-то своим натыкались на стену безразличия. «Лен, давай не сейчас, я устал», — была его коронная фраза.
Я подъехала к огромному стеклянному зданию его офисного центра. Он уже стоял на крыльце, высокий, в своем идеально сшитом костюме, и нетерпеливо постукивал дорогим ботинком по гранитной плитке. Рядом с ним стояла женщина. Я ее раньше не видела. Стройная, в элегантном брючном костюме, с волосами, собранными в тугой пучок. Они о чем-то оживленно говорили, и Андрей смеялся. Я не видела, как он так смеется, уже очень давно. Искренне, запрокинув голову.
Когда он заметил мою машину, его лицо мгновенно стало серьезным, деловым. Он коротко кивнул своей спутнице и быстро пошел ко мне.
— Наконец-то, — бросил он, садясь на пассажирское сиденье. От него пахло дорогим парфюмом и чем-то еще, чужим, незнакомым.
— Пробки, — тихо сказала я.
Он не ответил, уставившись в окно.
— Кто это был? — решилась спросить я.
— Ирина. Новый руководитель отдела. Очень толковая женщина, — он ответил так, будто это было самое скучное, что можно было спросить.
Всю дорогу домой мы молчали. Это молчание было тяжелым, вязким. Оно заполняло собой все пространство в машине, давило на уши. Я чувствовала себя водителем такси, который везет важного клиента. Неужели это теперь и есть моя жизнь? Молчать и возить? Улыбаться, когда нужно, и исчезать, когда не нужна? Я посмотрела на его профиль – красивый, волевой. И абсолютно чужой. В тот вечер я впервые почувствовала не просто обиду, а холодный, пронизывающий страх. Страх, что я живу с человеком, которого совсем не знаю.
Подозрения не приходят внезапно, как гром среди ясного неба. Они просачиваются медленно, как вода сквозь трещину в стене. Сначала одна капля, потом другая. Ты смахиваешь их, не обращаешь внимания, но они продолжают появляться, пока не замечаешь мокрое, расползающееся пятно на обоях, которое уже ничем не скрыть.
Первая капля упала через несколько дней после того вечера. Я разбирала вещи для стирки и вытащила из кармана его пиджака – того самого, в котором он был на «мероприятии» – сложенный вчетверо чек. Я никогда не лазила по его карманам, но в этот раз рука сама потянулась. Чек был из цветочного магазина. Букет из тридцати пяти голландских роз. На огромную сумму. И дата – трехнедельной давности. В тот день Андрей якобы уезжал в срочную командировку в соседний город. Вернулся поздно вечером, уставший, но довольный. Сказал, что заключил важный договор. Конечно, это не для меня. За пять лет он дарил мне цветы всего три раза. На дни рождения. И всегда это были стандартные, дежурные букеты, которые покупал по дороге его помощник. Я смотрела на этот чек, и у меня холодели руки. Кому можно подарить такой роскошный букет в день «срочной командировки»? Я спрятала чек в свою шкатулку с украшениями. Просто так. На всякий случай.
Следующая странность случилась через неделю. Мы ужинали. Андрей, как обычно, рассказывал о своих успехах.
— Представляешь, сегодня такая забавная ситуация была. Ирина, ну, ты ее видела, рассказывала, как на выходных ездила за город, в тот самый конный клуб, куда мы собирались, помнишь? Говорит, там потрясающе. Надо будет как-нибудь выбраться.
Я замерла с вилкой в руке. Мы никогда не собирались ни в какой конный клуб. Я боюсь лошадей с детства, и Андрей это прекрасно знал. Я смотрела на него, пытаясь понять – он ошибся? Оговорился? Или он просто… перепутал? Перепутал меня с кем-то другим, с кем он действительно собирался в этот клуб.
— Мы не собирались, Андрей. Я же боюсь лошадей, — сказала я так спокойно, как только могла.
Он нахмурился, на секунду растерялся.
— А, да? Точно. Что-то я заработался совсем. Наверное, с кем-то из ребят на работе обсуждали. Не бери в голову.
И он снова вернулся к своему рассказу, а я сидела и чувствовала, как внутри меня растет ледяной ком. Он не просто оговорился. Он проговорился. Он строил планы с ней. С той самой Ириной. «Очень толковая женщина». Настолько толковая, что с ней можно обсуждать конные прогулки, забыв, что твоя жена панически боится лошадей?
С того дня я стала замечать мелочи. То, на что раньше не обращала внимания. Он стал прятать телефон. Раньше он мог бросить его где угодно, теперь же аппарат всегда был при нем – в кармане, в руке, даже в ванной. Пару раз я видела, как он, получив сообщение, быстро убирал экран от меня и как-то напряженно улыбался. Когда я однажды спросила, кто пишет так поздно, он раздраженно бросил: «По работе, Лена, по работе! У меня нет выходных, в отличие от некоторых!»
Это было несправедливо. Я тоже работала, удаленно, вела несколько проектов по дизайну. Да, я не зарабатывала столько, сколько он, но я не сидела без дела. Но он давно обесценил все, что я делала. Его работа была важна. Моя – так, «хобби для души».
А потом была история с подарком. У него был день рождения, и я долго выбирала ему часы, о которых он мечтал. Потратила почти все свои сбережения. Когда я вручила ему коробку, он открыл ее, кивнул, сказал сухое «спасибо» и отложил в сторону. Никакой радости, никакого восторга. Просто вежливое принятие дорогой вещи. А вечером, когда он разбирал свой портфель, оттуда выпала маленькая коробочка. Он быстро поднял ее, но я успела заметить логотип известного бренда, который делал мужские браслеты.
— О, это мне ребята на работе подарили, — поспешно сказал он, пряча коробку в ящик стола.
Ночью, когда он спал, я не выдержала. Я была уверена, что поступаю низко, но не могла иначе. Я открыла ящик. В коробочке лежал стильный кожаный браслет с серебряной гравировкой. Три слова. «Моему. Моей. Навеки». И дата. Дата их знакомства? Я смотрела на эту гравировку, и мир вокруг меня сужался до этих трех слов. Это был не подарок от «ребят с работы». Это был интимный, очень личный подарок. Знак принадлежности. И он его принял.
Последней каплей, переполнившей чашу моих сомнений, стал его звонок в прошлую пятницу.
— Лена, планы меняются, — заявил он по телефону. — В эту субботу к нам приедет вся моя родня. Мама, сестра с мужем, племянники. Я давно обещал им устроить большой семейный обед. Так что будь добра, подготовься. Чтобы стол был как в лучшем ресторане. Ты же у меня умница.
Он говорил так, будто отдавал приказ подчиненной. Не спросил, удобно ли мне. Не поинтересовался моими планами. Просто поставил перед фактом. В эту секунду я поняла, что больше не могу. Не могу делать вид, что все хорошо. Не могу быть «умницей» и накрывать стол для его семьи, пока он живет двойной жизнью. Эта мысль была такой ясной и острой, что я даже удивилась своей решимости. Хватит. Хватит быть удобной. Хватит быть фоном для его красивой жизни. Мне нужна была правда. Болезненная, уродливая, какая угодно – но правда. И я знала, где ее искать.
Вечером в пятницу Андрей, как он выразился, «уехал на последнюю встречу перед выходными, чтобы закрыть все вопросы». Я знала, что у меня есть несколько часов. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его стук слышен по всей квартире. Я спустилась на подземную парковку. Его машина стояла в дальнем углу, под тусклой лампой. Его маленькая крепость, его личное пространство.
Я открыла машину своим ключом. Внутри пахло его парфюмом и еще чем-то сладковатым, женским. Я начала методично осматривать салон. Бардачок. Пусто. Стандартный набор: документы на машину, салфетки, фонарик. Под сиденьями – ничего. В кармашках на спинках кресел – тоже. Может, я все-таки сошла с ума? Может, я все придумала, накрутила себя? Эта мысль принесла секундное облегчение, но я отогнала ее. Нет. Слишком много «случайностей».
И тут я вспомнила. Как-то он хвастался, что в его новой машине есть потайной отсек в подлокотнике. Он показывал его мне, гордый, как ребенок. «Для особо ценных вещей». Я нажала на неприметную кнопку сбоку. Панель мягко отъехала в сторону, открывая небольшую нишу. И там лежал он. Второй телефон. Глянцевый, черный, незнакомый.
Я взяла его в руки. Они дрожали. Экран загорелся, требуя пароль. Четыре цифры. Я замерла. Что он мог поставить? Нашу дату свадьбы? Слишком сентиментально для нового Андрея. Мой день рождения? Вряд ли. А вот… Я вспомнила, как год назад он получил крупное повышение. Он носился с этой датой, как с главной победой в своей жизни. Десятое апреля. Я ввела: один, ноль, ноль, четыре. Экран разблокировался.
То, что я увидела, было страшнее любых моих догадок. Это была не просто переписка. Это была целая параллельная вселенная. Галерея была заполнена сотнями фотографий. Вот они с Ириной в ресторане. Вот он обнимает ее на фоне заката у озера. Вот они смеются в том самом конном клубе. Она была совсем не такой, как в тот вечер у офиса. На этих фото она была живой, счастливой, влюбленной. И красивой. Очень красивой.
Но самый страшный удар ждал меня в отдельной папке под названием «Наш дом». Я открыла ее и задохнулась. Это были фотографии стройплощадки за городом. Той самой, куда Андрей якобы вкладывал «наши общие инвестиции в будущее». А на фото, на фоне фундамента, стояли они. Обнявшись. И она держала в руках снимок УЗИ. Дальше были сообщения. Нежные, полные планов. «Любимый, рабочие сказали, что к осени закончат детскую». «Родной, не могу дождаться, когда мы переедем. Только ты, я и наш малыш». «Как скажем твоей? Она же тебя не отпустит». И его ответ: «Не переживай, котенок. Я все решу. Еще пара месяцев, и этот фарс закончится».
Фарс. Вот как он называл нашу жизнь. Пять лет брака. Моя любовь. Моя забота. Все это было для него фарсом. Я сидела в холодной, темной машине и не могла дышать. Меня не просто обманывали. Меня стирали, как ненужную запись. Готовились заменить, как старую мебель. И дом, который я считала нашим будущим, строили не для меня. Детскую комнату готовили не для нашего ребенка.
Я не плакала. Слезы кончились. Внутри образовалась звенящая пустота. Я положила телефон обратно, закрыла отсек. Вышла из машины. И пошла наверх. В нашу квартиру. В декорации для фарса.
Я вошла в квартиру и обвела ее взглядом. Все эти вазочки, подушечки, картины – все, что я с такой любовью подбирала, теперь казалось бутафорией. Я прошла в гардеробную. Его сторона. Ряды дорогих костюмов, рубашек, идеально отглаженных и развешанных по цветам. Я взяла три больших чемодана, которые мы покупали для путешествий. И начала методично, без эмоций, складывать в них его вещи.
Костюмы. Рубашки. Галстуки. Запонки. Его коллекция часов, которую он так любил показывать гостям. Его спортивная форма. Его книги по бизнесу. Я складывала его жизнь, аккуратно, слой за слоем, как будто хоронила ее. Браслет с гравировкой «Моему. Моей. Навеки» я положила сверху, на стопку рубашек. Пусть забирает.
Когда чемоданы были набиты, я с трудом выкатила их в коридор. А потом – на общую площадку, к мусоропроводу. Я поставила их ровным рядом, как солдат, отправленных в отставку. Вернулась в квартиру, закрыла дверь и повернула ключ в замке. Впервые за долгое время я почувствовала облегчение. Воздух в квартире стал чище. Я заварила себе чай и села на тот же подоконник, с которого все началось.
Прошло около часа. Я слышала, как в замке поворачивается ключ. Раз, два. Дверь не поддалась. Он попробовал еще раз. Потом в дверь забарабанили.
— Лена, открой! Что за шутки?
Я молчала.
И тут я услышала его голос, искаженный яростью, прямо у двери. Он орал так, что, наверное, слышал весь подъезд.
— Тупая курица, через полчаса приедет вся моя родня, а ты бездельничаешь! Я же сказал готовиться!
Дверь содрогнулась от сильного удара. Он думал, что я испугаюсь, брошусь открывать, начну извиняться и суетливо накрывать на стол. Но вместо этого за его спиной раздался удивленный голос его матери.
— Андрюша? Что происходит? Почему ты ломишься в собственную квартиру?
Я услышала шаги нескольких человек, голоса его сестры, детский смех. Они приехали. Как по заказу. Идеальный момент. Я подошла к двери, посмотрела в глазок. Андрей стоял красный от злости, за его спиной – вся его семья с растерянными лицами. Его мать заметила чемоданы.
— А это… это что такое? Вы куда-то собрались?
Андрей обернулся. Его взгляд упал на три чемодана у мусоропровода. Ярость на его лице сменилась недоумением, а затем – медленным, леденящим осознанием. Он посмотрел на дверь, за которой стояла я. И в этот момент он, кажется, все понял.
Я медленно повернула ключ и открыла дверь. На площадке воцарилась тишина. Вся семья смотрела на меня. Андрей смотрел на меня. В его глазах больше не было спеси. Только холодная, расчетливая злость и толика страха.
— Что все это значит, Лена? — спросил он тихо, почти шипя.
Я посмотрела на его мать, на сестру, на их озадаченные лица. И спокойно, ровным голосом ответила:
— Это твои вещи, Андрей. Я подумала, тебе будет удобнее забрать их сразу. Чтобы не возвращаться.
— Ты что, с ума сошла? — взорвался он. — Прямо перед приездом родных устраивать сцены?
— Сцены? — я горько усмехнулась. — Нет, Андрей. Сцены – это твой жанр. Фарс, как ты выразился. Он окончен.
Он побледнел. Слово «фарс» ударило его, как пощечина.
— Я не понимаю, о чем ты, — пробормотал он, бросая испуганный взгляд на мать.
— Правда? А может, Ирина тебе объяснит? Та самая, для которой ты строишь «ваш дом»? Та, что ждет от тебя ребенка? Фотографии на твоем втором телефоне очень красноречивы. Особенно снимок УЗИ. Очень трогательно.
Воцарилась мертвая тишина. Мать Андрея прижала руку ко рту. Сестра смотрела то на меня, то на брата, и на ее лице отражался ужас. Андрей стоял, как громом пораженный. Вся его уверенность, весь его лоск слетели в одну секунду. Он остался один, голый, жалкий, разоблаченный перед теми, для кого так старался поддерживать образ идеального сына и брата.
— Это… это не то, что ты думаешь! — залепетал он. — Она все врет! Она просто завидует моему успеху!
Но ему уже никто не верил. Я видела это по глазам его матери. Она всегда меня недолюбливала, считала слишком простой для ее гениального сына. Но сейчас она смотрела на него с таким разочарованием и презрением, что мне на секунду стало его почти жаль.
— Забирай свои вещи и уходи, — сказала я тихо, но твердо. — Ключи оставь на столике в прихожей.
Он метнул в меня полный ненависти взгляд, схватил чемоданы и, ничего не сказав ошеломленной родне, потащил их к лифту. Его семья так и осталась стоять на площадке в растерянности. Я молча закрыла перед ними дверь. Я больше ничего не была им должна. Ни объяснений, ни сочувствия.
Я вернулась в гостиную и снова села у окна. Город зажигал огни. В квартире было тихо. Но эта тишина была другой. Она не давила. Она была легкой, чистой, как воздух после грозы. Я знала, что впереди будет сложно. Развод, раздел имущества, новая жизнь. Но впервые за многие годы я не чувствовала страха. Я чувствовала только себя. Свою силу, свое право на правду, свое право на счастье. Фарс закончился. Теперь начиналась моя собственная история.