― Игорь, только на сегодня. Один день. Ну пожалуйста…
Марина говорила быстро, будто боялась, что если остановится ― заплачет. В голосе ― спешка, в глазах ― тревога.
На ее фоне Игорь выглядел как типичный айтишник вне зоны комфорта: спортивные штаны, футболка с надписью и чашка кофе, которую он так и не успел допить. Он смотрел на сестру с легким недоумением.
― Я же тебе говорил. Я не умею с детьми.
― Это не «с детьми». Это с Глебом. Он спокойный. Ну, тихий… ― Марина замялась. ― Ладно, странный. Но он просто... он боится чужих. А ты не чужой. Ты же его дядя.
Игорь фыркнул:
― Я ему формальный дядя, а не по сути. Он меня даже по имени называет, если ты забыла.
― Потому что ты исчезаешь на год, а потом появляешься с подарком и снова исчезаешь.
― Это был один раз, и подарок был нормальный, ― буркнул Игорь. ― Конструктор. Для развития моторики, как ты говорила.
― Ему тогда было три. Он съел половину деталей.
Повисла тишина. Марина выдохнула:
― У меня бабушка в больнице, мне нужно туда на весь день. У Глеба сегодня отменили садик. Няне не дозвониться. Глебу просто нужен… ну… взрослый рядом. Все. Он посидит тихо. Порисует. Может, посмотрит мультик.
― Мультики ― это зло.
― Игорь!
Он почесал затылок, раздраженно взглянул на время. Почта, код, баги ― все отодвигалось. А на пороге ― сестра, которой он, по факту, должен, если не по сути.
― Ладно. Один день. Сколько он весит?
― Что?
― Ну, в смысле ― если убежать захочет. Смогу поймать?
― Ты издеваешься, ― устало усмехнулась Марина и махнула рукой. ― Я оставила ему перекус, запасную одежду, карандаши. В рюкзаке. Поговори с ним. Не дави, ладно? Он просто… по-своему странный.
― Как и все в нашей семье.
― Вот именно, ― подмигнула она, обняла брата на ходу и скрылась в коридоре.
Игорь закрыл дверь. Повернулся. На пуфике в прихожей сидел Глеб ― маленький, с тонкими коленками и огромным рюкзаком за спиной. Глеб смотрел прямо на него, как сова: неподвижно, выжидающе. В руках ― тетрадка и карандаш. Никаких игрушек. Никакой мимики.
― Ну что, командор, ― пробормотал Игорь, ― ты и я. Один день. Выживем?
Мальчик молчал.
Игорь почесал подбородок. Потом сел на корточки и попытался изобразить что-то вроде улыбки:
― Я ― Игорь. Ты ― Глеб. Мы не друзья. Но мы родственники. Будем вести себя прилично и не обниматься. Договорились?
― Я не люблю, когда громко, ― вдруг тихо сказал Глеб, едва слышно.
Игорь замер.
― Не люблю, когда гладят по голове. И когда спрашивают: «Тебе весело?» ― это глупый вопрос.
― Ладно… ― протянул Игорь, сбитый с толку. ― Тогда просто… сиди где хочешь. Делай что хочешь. Только не разнеси квартиру. И не ешь ничего непонятного.
― У меня есть список. Мама положила. Там все, что я могу.
Он вытащил из рюкзака аккуратно сложенный листик. Список еды, питья и… эмоций?
«Если Глеб молчит ― это нормально. Если качается ― не мешать. Если рисует ― хорошо».
Игорь сел на диван и вздохнул.
Один день. Что может пойти не так?
* * *
― Ты точно не хочешь включить мультик? ― спросил Игорь, стоя у телевизора с пультом, как с оружием.
― Нет, ― коротко ответил Глеб, сидя на ковре. Он рисовал. Очень сосредоточенно. Одним карандашом ― зеленым. Окна, трава, человечки. Все ― маленькие, но один был больше других и стоял в одиночестве.
Игорь подошел ближе, присел, оперся локтями на колени.
― Это кто?
― Это дом. Это мама. Это я. А это…
Он замолчал. Карандаш дрогнул. Потом черта стала чуть толще.
― А это дядя Игорь?
― Нет, ― ответил Глеб. ― Это папа. Он раньше был. А теперь… не рисуется.
Игорь сглотнул. Протянул было руку к мальчику ― погладить? Как-то поддержать? ― но вспомнил: «не трогать по голове».
― А чего ты не нарисуешь сейчас папу?
― Не помню как, ― и снова тишина.
Игорь встал и ушел на кухню ― не убегая, а делая паузу. В голове шумело. Он чувствовал себя будто на собеседовании, где нет правильных ответов.
В рюкзаке, пока искал стаканчик йогурта, наткнулся на записку.
«Глеб, если что, просто обними дядю. Он добрый, просто он сам этого не знает».
Игорь застыл, как будто ему в лицо прилетело что-то мягкое, но очень тяжелое.
Он глянул на Глеба через дверной проем ― тот сидел на полу, обводил рамку окна. Удивительно аккуратно, будто от этого зависело что-то важное.
День тянулся, как жвачка. Вышли на улицу ― свежий воздух, Игорю казалось, что ребенку будет полезно. На детской площадке было полно людей. Взгляд цеплялся за отцов с детьми ― молодые, уверенные, с колясками, мячами, шутками. Он ощущал себя чужим. Неловким.
Один мужчина лет тридцати, в модной куртке и с ухмылкой, кинул мяч своему сыну ― тот поймал, они засмеялись. «Как это у них выходит ― просто быть нужными? Без инструкции, без паники. Просто быть вместе».
Игорь сел на скамейку, достал телефон, чтобы хотя бы сделать вид, что занят. Через пару минут поднял глаза ― и не увидел Глеба.
― Глеб?! ― не слишком громко, но резко.
Мальчика не было рядом.
― Глеб! ― Игорь вскочил, телефон выронил.
Пять, десять, пятнадцать секунд. Паника. Горло сжало. Сердце било в виски. Он обежал качели, заглянул за горку, к карусели ― никого.
― Глеб! ― крикнул уже по-настоящему, в голос, не думая.
И тут заметил ― за деревом, чуть в стороне от площадки, в тени ― маленькая фигура, свернувшаяся в комочек.
Игорь бросился туда. Глеб сидел, прижав колени к груди, лицо ― спрятано.
― Ты чего… Ты чего, малыш… ― он присел рядом, хотел схватить, но сдержался.
― Я думал… ты ушел, ― прошептал Глеб, не поднимая головы. ― Как папа.
У Игоря будто землю из-под ног выбило. Мир стал очень тихим. Даже птицы замолчали.
― Нет, Глеб, я не ушел. Я просто… я был рядом. Просто не видел тебя.
― Все говорят, что он хороший. Просто... так вышло. А мне не надо, чтоб «вышло». Я хочу, чтоб кто-то остался.
Голос ― тихий, тонкий, как нитка. Игорь впервые за день не чувствовал растерянности. Только одно ― он нужен. Прямо сейчас. Не за что-то. Просто ― не уйти.
Он медленно, без резких движений, сел рядом, чуть ближе. Не касаясь.
― Глеб… Я не уйду. Слышишь?
Кивнул. Игорь осторожно протянул руку ― ладонь вверх, как в фильмах. Глеб посмотрел, сомневался секунду, а потом вдруг вложил свою маленькую ладошку в эту руку ― как будто на пробу.
Они сидели так, молча, минуты две. А потом Игорь вдруг выдохнул:
― Слушай, а хочешь домой? Там макароны. Я даже не переварил. Почти.
― Только без сыра, ― кивнул Глеб. ― У меня на сыр живот болит.
― У тебя список. Я знаю, ― усмехнулся Игорь. ― Ты серьезный парень. Ответственный. Почти как я. Хотя… я тоже без списка не справляюсь.
Глеб чуть заметно улыбнулся. Очень по-детски. Игорь поймал это движение ― и оно почему-то засело глубже всего, что он ощутил за этот день.
* * *
― Ты уверен, что они должны быть без всего? ― Игорь стоял у плиты и смотрел на кастрюлю с макаронами, как на неразгаданный шифр.
― Уверен, ― кивнул Глеб, сидя за столом, опершись подбородком о ладони. ― Только масло. Немного.
― Никакого кетчупа, сосисок? ― с надеждой переспросил Игорь.
― Нет. Макароны «как дома». И чтобы они не слиплись. У мамы не слипаются.
Игорь шумно выдохнул, полез в шкаф за дуршлагом. Он был не глупый, у него были дипломы, сертификаты, но это задание ― сварить макароны «как дома» ― казалось сложнее всех кодов, которые он писал.
Но получилось. Почти. Немного слиплись, но не критично.
― Сойдет? ― спросил, ставя тарелку.
Глеб взял вилку, поковырялся немного, потом попробовал.
― Почти как дома.
― Я запишу это в резюме, ― пробормотал Игорь, наливая себе чай.
Обед прошел почти молча. Но не в тишине отчуждения, а в тишине, где можно быть собой. Глеб ел не торопясь, а потом вдруг зевнул. Длинно, с чуть слышным «ээээээ», как будто в этот момент его маленькое тело решало: все, хватит на сегодня быть бодрым.
― Я хочу поспать, ― сказал он и потянулся.
― Спать? Днем?
― У мамы я сплю после обеда. Только если кто-то рядом.
Игорь удивленно глянул на него. Потом пожал плечами:
― Ну, я не против. Полежим.
Они устроились на диване. Глеб лег, укрылся пледом, положил голову на подушку. Игорь сел рядом, с телефоном. Глеб взял его за палец. Просто так ― не крепко, не навязчиво. Как якорь. И уснул.
Игорь не двигался. Телефон был в другой руке, но он вдруг понял, что не хочет смотреть ленту. Не сейчас.
Все равно машинально открыл галерею. Листал старые фото: день рождения Марины, поездка в Ярославль, какая-то тусовка студенческая. И вдруг ― старое фото.
Он, Марина и их отец.
Игорю ― лет восемь. Он стоит с натянутой улыбкой, в руке ― машинка, лицо серьезное. Марина ― маленькая, на руках у отца. А отец… смотрит в объектив с той самой полуулыбкой, которую Игорь с годами научился изображать сам. Пустая. Формальная. Не живая.
Он замер.
Почти физически почувствовал: вот он, корень.
Не страх детей. Не неловкость. А память о том, каково это ― быть с кем-то, кто рядом, но не с тобой.
Он не боялся Глеба. Он боялся стать таким, как тот отец на фотографии. Тем, кто вроде есть, но лучше бы не был.
― Господи, ― шепнул он, почти беззвучно. ― Я не «не умею» быть папой. Я просто никогда его не видел по-настоящему.
Он посмотрел на Глеба ― тот спал, держась за его палец, ровно дышал, щеки чуть порозовели.
Просто ребенок. Не сложный. Не странный. Просто маленький человек, который хочет, чтобы кто-то остался рядом.
Игорь сжал пальцы чуть крепче ― осторожно, чтобы не разбудить. И почувствовал, что не проваливается, не тонет, а наоборот ― встает на ноги.
Он не отец. Но, может, может быть кем-то, кто просто… не уходит и не притворяется.
Солнце уже клонилось к закату, мягкий теплый свет заливал кухню, делая все в квартире неожиданно уютным ― даже разбросанные карандаши и пустую тарелку из-под макарон.
Глеб проснулся сам, как будто почувствовал, что день подходит к концу. Он потянулся, зевнул, сел на диване и посмотрел на Игоря как будто заново. Но уже не настороженно, а по-своему доверчиво.
― Ты не ушел, ― сказал, словно подводя итог.
― Обещал же, ― ответил Игорь. Он поставил чайник и обернулся. ― Слушай, а может, вечером мультик? Один. Только один. И без глупых песен.
Глеб кивнул. Они устроились вместе на диване, Глеб забрался рядом и, к удивлению Игоря, сам накрыл их пледом. Через пятнадцать минут, в момент, когда герой мультфильма спасал своего кота с дерева, мальчик вдруг повернулся:
― А завтра ты тоже будешь папа на один день?
Игорь замер. Усмехнулся ― чуть иронично и немного горько.
― А может, на два. Или на три. Кто знает.
― Это уже почти как навсегда, ― серьезно сказал Глеб, как будто проверяя его на честность.
― Почти, ― кивнул Игорь. ― Но пока ― на завтра. Договор?
Глеб подумал. Потом вытянул мизинец. Игорь с ухмылкой подал свой.
― Скрепили, ― торжественно произнес Глеб.
Через пару минут раздался звонок в дверь. Глеб напрягся, потом соскользнул с дивана и медленно подошел к прихожей. Игорь открыл ― на пороге стояла Марина, усталая, с треснувшим голосом, как будто весь день был прожит на одном дыхании.
― Ну как вы?
Глеб сам шагнул вперед, не обнимая, но близко.
― Мы… просто были, ― сказал он. ― Вместе.
Марина взглянула на Игоря ― тот только пожал плечами, но в глазах у него было что-то новое. Теплота без растерянности.
― Он… ― Марина замялась, ― Он у тебя заснул? Днем?
Игорь кивнул.
― Никогда у чужих не засыпал, ― сказала она тихо. ― Даже у бабушки не может. А тут…
Глеб потянул ее за рукав.
― Мам, можно завтра опять с дядей Игорем? Нам надо кое-что дорисовать.
― Ну, если дядя Игорь не против…
― Я… ― начал он, потом замолчал. Взял телефон, пролистал вкладки: заметки о детской сенсорике, список книг по взаимодействию с тревожными детьми, что-то о кружках по рисованию.
Он не знал, нужен ли он этому мальчику всерьез и надолго, но вдруг захотел быть рядом. Не из долга, не ради сестры ― а потому что хотел сам.
― Я не против, ― тихо сказал он. ― Наоборот. Я тут как раз изучаю… кое-что полезное.
Марина усмехнулась, посмотрела на брата иначе ― без иронии, по-настоящему благодарно.
― Спасибо. Он сегодня улыбался. Это бывает нечасто.
Игорь кивнул.
А когда дверь за ними закрылась, он сел обратно на диван, глянул на свои ладони и почувствовал, что день прошел не зря. Не просто не впустую ― а как будто он чуть-чуть поправил самого себя.
***
Утро следующего дня лилось без спешки. Они вышли вдвоем ― Игорь и Глеб. Не как незнакомцы, не как случайные родственники, а как те, кто уже знает, как идти рядом.
Двор был тихим, воздух ― еще свежим, и Игорь поймал себя на том, что не проверяет телефон каждую минуту. Просто шел. А Глеб ― рядом, не отпуская руку, не задавая лишних вопросов.
― А мы куда идем? ― спросил, глядя на него снизу вверх.
― В парк. Там, говорят, белка живет. Надо проверить. И купить тебе новые карандаши. С новым зеленым, но еще и с другими.
Глеб ничего не ответил, только сжал его руку крепче. В этой тишине, в этих маленьких жестах, было больше доверия, чем в длинных речах.
Они шли мимо витрин, мимо уставших людей, мимо жизни, которая летела в своем темпе. А между ними ― медленное, теплое «вдвоем».
Игорь смотрел на шаги мальчика, на тонкие руки, на то, как он чуть подпрыгивает, если наступает на желтые листья ― и чувствовал, как внутри что-то сдвигается. Будто тот страх, что сидел глубоко ― стать не тем, ошибиться, не справиться ― теперь был не выше колен.
Он не стал вдруг идеальным взрослым. Но стал тем, кто не ушел. И этого уже было много.
― Слушай… ― Глеб посмотрел на него серьезно. ― А ты сегодня хороший папа.
Игорь чуть улыбнулся. Хотел сначала отшутиться, сказать что-то про «технически я ― дядя», но передумал.
― Почти настоящий? ― спросил, не глядя в глаза, но с легкой улыбкой.
― Почти, ― кивнул Глеб. ― Но ты можешь быть настоящим дядей. Если захочешь.
Игорь хмыкнул, сжал его руку.
― А ты ― почти настоящий сын. Но, может, лучше быть настоящим племянником. Договор?
Глеб снова кивнул. Уверенно и без сомнений.
Они продолжили идти без особой цели ― просто рядом, вместе.
Иногда любовь приходит не в тот момент, не в тех людях и не так, как ты себе представлял. Иногда она выглядит как макароны без сыра, маленькие пальцы в большой ладони или записка, где сказано, что ты добрый, просто сам этого не знаешь.
Иногда тебе дают только один день, чтобы стать кем-то важным. А ты вдруг берешь его ― и остаешься навсегда.
Автор: Наталья Трушкина
---
---
Бойтесь данайцев
Третий день Дарья находилась в дурном настроении. Сосало под ложечкой. Тяжелое, томительное чувство не давало покоя, выбивало из колеи, мешало дышать, работать, просто жить. Если бы давление беспокоило или какой-нибудь ревматизм – ерунда, это можно перетерпеть, плохо, больно, но можно.
Но беспокойство было вовсе не хворью, а предчувствием чего-то дурного. Бывает так – одному человеку все нипочем, ничего не беспокоит и не мучает. Несчастье падает на него сверху неожиданно, как кирпич на голову. Человеку плохо и страшно. Но все плохое уже случилось и надо жить дальше, хорошо или не очень, но жить.
А бывает, что перед горем или просто неприятностями сердце одолевает муки и томления. Человек ждет, гадает – с какой стороны обрушится гадость? Где соломки подстелить? Что его ждет? С сыном стрясется что-то? С самим человеком? С родителями? С супругом? На работе? А, может, с любимой собакой? Господи, да намекнул бы хоть как-нибудь! Когда? Где?
А внутри сосет и сосет, ноет и ноет. Может, день проноет, а может, две недели. Тошнехонько! Под конец, мученик, измаявшись в конец, готов и на стенку лезть, лишь бы не ждать. Лишь бы не гадать. Случилось бы уже, Господи. Ну сколько можно? Провались пропадом эта интуиция, толку от нее – все равно не угадать!
Предчувствия Дарью никогда не обманывали. Все сбывалось. И перед увольнением она так страдала. И перед болезнью матери. И перед смертью отца. И перед тем, как муж завел интрижку, обернувшуюся его громким разводом, с разделом имущества и женитьбой на Дарьиной подруге. И перед тем, как любимый пес под машину попал. И чем тяжелее горе, тем тяжелее его ожидание.
Потому и сейчас Дарье ничего не оставалось, как укутаться в глухое одеяло и замереть в томительном ожидании. Но ведь не будешь медведем в берлоге лежать? Надо как-то подниматься, умываться, работать, оплачивать квартиру и кредиты, ходить в магазин, поливать цветы, действовать. Жить.
Дарья вылезала из постельной норы, тащила себя за шиворот на улицу. Пялилась в монитор компьютера на работе. После шести ползла через снежные завалы к дому, мыла посуду и так же, как и в офисе, пялилась на стиральную машинку, крутившую белье. Вроде, отвлечется, и тоска откинется от души, забудется. Но наступит ночь, как она с новой силой привалится к груди, присосется и начинает по новой откачивать кровь из артерий, забирать оставшиеся силы и радости. . .
. . . дочитать >>