Предыдущая часть:
— Переводчик, синхронист, с опытом. Могу в туризм вернуться, работала в агентстве, знаю все тонкости.
Женщина пожала плечами, не отрываясь от экрана.
— У нас ничего подобного нет, вакансии попроще — уборщицы или кассиры. Срок в биографии? Тогда и подавно, ищите сами.
Настя объехала школы, отели, остатки турфирм, но везде, едва услышав про колонию, качали головами: "Извините, риски". Вечером, лёжа без сна, она вспомнила о письме Даши для Марины в соседнем городке и решила: завтра отвезёт, а там видно будет. Та мелочь стала ниточкой к нормальной жизни, напомнив о дружбе, которая пережила стены, и Настя почувствовала прилив сил от мысли, что не одна.
Полная рыжеволосая девушка с россыпью веснушек открыла дверь и ахнула, хватая конверт.
— От Даши?! Господи, сколько я ждала хоть весточки… Как она там, держится, бедная моя?
— Да, от неё самой, свежие новости. Извини, Марин, я побегу, у меня дел невпроворот — работу ищу, а везде облом, только увидят анкету — сразу нос воротят.
Марина дочитала, вытирая глаза, и вдруг оживилась, беря Настю за руку.
— Слушай, а пойдёшь к нам в больницу санитаркой? Коллектив у нас сплочённый, все свои, не то что на улице. Тебе понравится, я там старшей сестрой руковожу, прикрою, если что. Не сахар, но честно и стабильно.
Настя помедлила, взвешивая, но кивнула — лучшее, что светило в тот момент.
— Ну давай попробуем. Конечно, работа не сахар, но я после зоны уже ничем не удивлюсь и ныть не буду, справлюсь.
Сначала тело ныло от нагрузок — мытьё палат, помощь врачам, — но тюремный режим помог втянуться, и пациенты полюбили тихую, расторопную санитарку, которая всегда найдёт слово поддержки. Начальство хвалило за аккуратность, и Настя почувствовала почву под ногами. Но мысли о той аварии не отпускали — хотелось разобраться, зачем тот мужчина пошёл на такое, и, конечно, отыскать Артёма, чтобы высказать всё в лицо. Та двойная цель — правда о прошлом и месть предателю — давала ей силы вставать по утрам, превращая рутину в подготовку к битве. Во время ночного дежурства она приоткрыла форточку в коридоре, впуская сырой воздух после ливня, и вдруг заметила фигуру на лавочке во дворе — мужчина скорчился, держась за бок. Во время ночного дежурства Настя заметила мужчину, который явно приехал издалека — говорил с акцентом по телефону, когда его ещё тащили в больницу.
— Эй, мужчина, вам плохо? Держитесь, сейчас поможем!
— Девчонки, во дворе парень корчится, явно плохо, — шепнула она дежурным медсёстрам, кивая на окно. — Давайте вытащим его в тепло, пока не стемнело.
Одна замялась, поправляя шапку.
— Да это, наверное, опять наш Витёк местный… За постороннего нам потом такого втыка вставят, мало не покажется. Но если он там загнётся прямо на лавочке — нам вообще крышка.
Вторая вздохнула, но накинула дождевик.
— Да ну и фиг с ним, промокнем до нитки, зато совесть чистая будет. Пошли, вдвоём дотащим.
Они выскочили под поток, подхватили его под руки — мокрый, тяжёлый, — и дотащили до санпропускника, где он застонал громче, сворачиваясь калачиком.
— Аппендицит, похоже, острый, — пробормотала старшая, проверяя пульс. — Я за Савелием Петровичем бегу, а вы его оботрите, разотрите, чтобы не окоченел.
Они принялись растирать его полотенцами, а он вдруг забормотал по-английски, быстро и сбивчиво, корчась от спазмов. Медсестра нахмурилась, не понимая.
— Что он там лепечет, а? Какой-то бред?
Настя положила ладонь на его живот, чувствуя жар, и ответила на том же языке, спокойно, чтобы успокоить.
— Не паникуйте, сейчас хирург подоспеет, осмотрит и решит, что делать. Держитесь, помощь близко.
Он кивнул слабо, а потом снова скрутило, и он выдохнул сквозь зубы. Дежурный врач примчался, глянул и скомандовал:
— На стол его, срочно оперировать. Иностранец? — спросил он Настю.
— Да, по-английски объясняет: плохо стало на улице, шёл в больницу пешком, но подростки обнесли, он даже не пикнул. А во дворе совсем еле дошёл.
Савелий Петрович кивнул, и Настя пошла с ними в операционную, держа пациента за руку.
— У вас классический острый аппендицит, сейчас всё уберём, и через пару дней будете как новенький, честное слово. Дышите ровно, всё под контролем.
Он закатил глаза от боли и прошептал хрипло:
— Пожалуйста, скорее… Я уже еле держусь, больно так, что свет в глазах темнеет.
Утром Настя заглянула в палату — мужчина выглядел посвежевшим, волосы высохли медно-каштановыми прядями, а миндалевидные голубые глаза обрамляли густые ресницы. Она задержала взгляд, пока он улыбался благодарно.
— Савелий Петрович потом отдельно сказал: «Если б не эта ваша Настя — парень бы до утра не дотянул, перитонит уже на пороге был». Ты меня буквально с того света вытащила, спасибо тебе огромное.
— А ты почему скорую не вызвал, когда плохо стало? — спросила она, поправляя подушку.
Он помахал старым кнопочным телефоном, ухмыльнувшись.
— Только прилетел, сразу купил эту древнюю звонилку с местной симкой — думал, хватит. А как прижало, батарея села наглухо, ни позвонить, ни смс отправить. Полный провал.
Настя взяла аппарат, поворачивая в руках, и усмехнулась.
— Боже ж ты мой, где ты такой раритет откопал? Я думала, такие телефоны ещё при царе Горохе на свалку увезли.
— У уличного бедолаги, он просил милостыню, я дал на еду. Решил помочь, но зарядку не впарил, вот и мучаюсь — то работает, то нет.
— Давай я его сейчас подзаряжу, у нас в дежурке лежит универсальная зарядка, должна подойти к этой старинной штуке.
— Ой, огромное спасибо, ты меня спасаешь во второй раз, — улыбнулся он, и Настя снова поймала себя на том, что смотрит дольше положенного.
Когда она воткнула телефон в розетку, экран мигнул списком контактов, и одна фамилия кольнула, как игла: Семёнова. Это была её девичья фамилия, и Настя сразу узнала номер — Артёмов, конечно. Любопытство оказалось сильнее стыда. Экран потух, но она всё стояла и думала — открыть контакт или всё-таки не стоит.
Эта правда ударила, как молния, показав, насколько глубоко копал муж под их жизнь, и Настя, вместо отчаяния, почувствовала холодную решимость — за себя, за отца, за того бедолагу. Ирод настоящий, другого слова не подберёшь. Нет, под колёса она не полезет — маму второй раз добивать нельзя. Она вернулась в палату, стараясь держать лицо.
— Саш, послушай… Можно я телефончик на пару дней возьму? Там один контакт всплыл — старое моё дело, может, наконец докажу, что меня подставили. Очень надо.
Он кивнул без вопросов, протягивая аппарат.
— Да бери конечно, сколько нужно. Только я тут иногда по местным звоню, координируюсь… У тебя случайно старенький какой-нибудь не завалялся? А то без телефона как без рук.
В следующую смену принесла ему свой старый смартфон, ещё со школьных времён, и Александр так обрадовался, что чуть руки ей не расцеловал.
— Если бы не ты, Настя, и не твоя доброта… Я тебе по гроб жизни обязан, правда.
Её голова теперь кружилась вокруг той аварии — она позвонила адвокату, передала переписку, и машина закрутилась: адвокат сразу взялся за дело, нашёл новые экспертизы и свидетелей, и через пару месяцев открыли новое производство. Артёма взяли, обвинив в присвоении фирмы, подстрекательстве к смерти и фальсификации дела жены. А Настя, заходя в палату, увидела пустую койку — выписали. Разлука кольнула неожиданно, ведь за эти дни Александр стал не просто пациентом, а человеком, с кем легко дышалось, и грусть накрыла, напомнив о потере, но она отогнала её, фокусируясь на деле. "Ну ничего, улетит теперь домой с аккуратным шрамом на правом боку. Жизнь ведь на этом не заканчивается".
Взгляд упал на двор — там, у той лавочки, блестела белая машина, а на крыше сидел Александр с букетом алых роз, маша рукой. Заметив её в окне, он замахал ещё отчаяннее, чуть не свалился с капота машины, но всё-таки удержался и закричал с сильным акцентом, но от всего сердца:
— Настя! Настя, я тебя люблю очень! Выходи за меня, пожалуйста! Ну пожалуйста, скажи да!
Все в палатах и коридоре прилипли к окнам — кто хихикал, кто аплодировал: иностранец спрыгнул с машины, подлетел к входу, подхватил её, словно пёрышко, и принялся целовать в щёки и губы, не обращая внимания на дождь и зрителей. Старшая сестра, Марина, усмехнулась, скрестив руки.
— Похоже, в нашем отделении не свадьба на носу, а сразу две — наша Настя улетает в закат. Жалко терять такую помощницу.
Вторая санитарка хмыкнула, наливая кофе.
— А может, и после замужества останется? Работа-то золотая.
— Не-а, она заявление уже подала, — отозвалась Марина, и в этот миг по лестнице застучали быстрые шаги.
Она обернулась и всплеснула руками, увидев знакомую фигурку.
— Даша, ты? Выпустили по УДО?
Миниатюрная девушка с короткой стрижкой подбежала, сияя.
— Марина, представляешь, да! И, может, вообще снимут обвинение — Настя своего адвоката подключила, он копает под самооборону, доказывает, что я права была. Возьмёшь меня санитаркой? Я готова вкалывать, только не бросай.
Марина рассмеялась, обнимая подругу.
— Конечно, с руками оторву! У нас как раз вакансия, после Насти. Будем втроём — сплошной женский заговор.
Настя вышла за Александра через полгода — скромно, но с душой, в том же парке, где когда-то познакомилась с Артёмом. Фирму они подняли заново: Александр вложил свои деньги, Настя — опыт и связи, и скоро уникальные туры снова пошли по стране и за границу. Даша вышла по УДО раньше срока, благодаря тому же адвокату, и сразу устроилась в больницу к Марине — троица стала неразлучной, постоянно заезжала в гости с пирогами и историями. Мама наконец отдышалась — двое мальчишек с каштановыми волосами и синими глазами заполнили квартиру смехом и беготнёй, а Артём отсидел свой срок и пропал из их жизни навсегда.