Благодаря подписчикам познакомился со статьёй И.А Марзалюка «Симптомы «желательной истории»» 2008. Игорь Александрович в работе во многом объективен, хотя иногда жажда «белорусчины» выносит автора в иные миры.
Вот исследователь честно приводит слова профессора Виленского университета Онацевича (1828) о русском языке как родном для местных жителей:
«На пути из Вильнюса в Лиду местечко Жирмуны обозначает границу между русским и литовским языками. Однако в окрестностях есть одна деревня, где жители говорят по-литовски, хотя вокруг царит русский язык»
А тут, через изречения Тадэуша Новака, профессор подтверждает не раз мной высказывавшийся тезис о насильной полонизации русского:
«Если бы сохранилась Речь Посполитая …? … Какая судьба постигла бы язык здешних крестьян – «русский», и без того насыщенный полонизмами? ... Возможно, здешним русинам суждено было бы повторить судьбу провансальцев, а литвинам – басков»
Тема русских в Польше продолжается словами Г. Коллонтай, который
«вообще считал, что русский народ как раз поэтому только один в Речи Посполитой и бунтовал, так как «... он не умел по-польски и граничил с Московским государством»»
Здесь объективность тает, и профессор начинает дописывать Адаму Киркору мысли о Республике Беларусь:
«Литва и Русь (для Киркора=Беларусь) заимствовали более высокую польскую цивилизованность и культуру, их слияние с Польшей, поляками, польской национальностью, факт безусловно позитивный ...»
Более чем языковой вопрос в тексте статьи нас интересует отношение Игоря Александровича к шляхте. В ней автор на высоте – он элегантно ставит крест на концепции «белорусской шляхты»:
«Правда, согласиться с тезисом Ю. Бардаха, что шляхта исторической Литвы в 18 – середине 19 вв. имела двух-или даже трехуровневую национальное самосознание, трудно. Цитируемые им источники как раз свидетельствуют, что национальное сознание у этих Литвинов было польское, в качестве идеологической Родины повсюду выступает именно Польша… Никаких идеологических национальных литвинских коннотаций, право на отдельную государственность для Литвы в будущем, без неделимой связи с Польшей, в созданных местной польскоязычной элитой текстах мы просто не найдем»
Указывается также, что только шляхтич и есть поляк:
«Логическим результатом процессов полонизации шляхты ВКЛ в 18 в. становится использование последними для самоидентификации термина «поляк»» … Термин «поляк» (в пер. пол. 19 в. – М.Ю.) был в первую очередь политонимом, который свидетельствовал о принадлежности к шляхетской «политической нации»»
А это мысли витебской шляхты по «белорусскому вопросу»:
«Белая Русь, как и другие Руси, была частью средневековой и языческой Литвы ... прошло еще три столетия, в течение которых Литва, разделяя с Польшей свободы, славу и, наконец, последнюю беду, слилась с ней в одну польскую нацию»
Мы уяснили, что язык русских крестьян Польши был русским и его активно полонизировали. Шляхта мыслила себя поляками, и профессор считает шляхетская самоидентификация есть и сегодня:
«можно сказать, что я знаю только одного человека в Беларуси, который действительно стремится жить как знатный Литвин, в русле сарматской традиции. Это Алесь Белый... Его тоска по литвинству, умиление этой традицией-то тоска по шляхетскому застенку, тоска по тому времени, когда благородство могло сочетаться с гражданской и экономической активностью, высокой правовой культурой и образованием»
Почему профессор так думает?
«Знаю это не только как историк, а еще, как и потомок (по матери) гордой Мстиславской шляхты. Понятно, что католической и польскоязычной»
Исходя из этого можно ли предположить, что профессором в политической и образовательной сферах руководит разделяемый с Алесем Белым шляхетский польскоязычный мыслительный шаблон-габитус?
Как мы знаем, именно шляхта стояла у истоков белорусского антирусского национализма, белорусизации, а также в виде Станислава Шушкевича возглавляла от БССР развал СССР.
Далее подписчики мне прислали интересные строки из старого интервью И. А. Марзалюка ныне экстремистскому ресурсу.
«Для меня белорусчина – неотъемлемая составляющая моей культурной идентичности. Быть белорусом было естественно и органично с самого детства. У меня была белорусскоязычная деревенская школа, дед – член Общества белорусской школы. И «нашенивские» издания я видел не в музее, а на книжной полке моего деда.
Русский язык я знал, но за лето на Столбцовщине я его полностью забывал – там как дышали, так и говорили, на Понёманье.
Поступив на первый курс исторического факультета, я прекрасно зал белорусский язык и пользовался им даже тогда. Но абсолютным жизненным принципом это стало в 1989 году – по возвращении из Вооружённых сил СССР.
Говорить в жизни и принципиально отвечать на лекциях я стал именно тогда»
Возможно, что в армии у профессора случилась душевная травма, после которой его идентичность была окончательно сломлена. Хотя может быть и карьерный подтекст, так как при СССР был запрос на «национальные» кадры, которым были открыты все пути.
Сегодня дети (родители), выбирающие при сдаче языкового экзамена белорусский, делают это не из душевных порывов, а так как проще.
Возвращаясь к биографии И.А. отметим, что его дедушка был членом «Общества белорусской школы»: основано выходцем из Виленского края Брониславом Тарашкевичем. Тем, кто на основе насыщенного польской лексикой виленско-минского наречия синтезировал белорусский литературный язык в латинской форме. Был он и депутатом польского сейма в годы оккупации Западной Белоруссии.
Ещё более примечательно – дедушка Игоря Александровича бережно хранил подшивки «Нашей Нивы» (её наследник признан экстремистским), изначально издававшейся на латинице польскими шляхтичами – выходцами из основанной на уставе партии польских социалистов – Белорусской соц. громады, к которой принадлежал как Тарашкевич, так и будущие лидеры проекта Белорусской народной республики, а затем и родоначальники бесконечной белорусизации.
В газете трудился и шляхтич Купала. Существовала она за счёт знатного подминского шляхтича Эдварда Войниловича. Он поддержал БНР, пытался возродить ВКЛ, выступил организатором «Союза поляков из белорусских окраин» (для верующих в миф о белорусской шляхте), в его доме в ноябре 1920 прошёл Белорусский съезд Слуцка, поднявший антибольшевистское Слуцкое восстание. Шляхтич поддержал мясника Булак-Балаховича, который возродил БНР в форме Белорусского государства и устроил геноцид евреев в Мозыре.
Следуя тексту исповеди, мы узнаём, что образование он получил в белорусскоязычной школе, являющейся продуктом белорусизации с антирусским уклоном, на возможность наличия которого указывают данные строки. Далее профессор закончил исторический факультет, именуемый Бенедиктом Андерсоном инструментом национального строительства, да ещё сформированным белорусизацией.
Получается, что предки И.А. Марзалюка впитали идеи обозначенных людей и движений, которые были как антиимперскими, так и антисоветскими, а вместе – антирусскими ввиду польской основы, а затем через подшивки «их нивы» и иные коммуникации передали этот символический капитал Игорю Александровичу, который был закреплён через систему образования.
Как польский символический капитал влиял на Дуж-Душевского, придумавшего бело-красно-белый флаг, также, вероятно, на И. А. влияет огромный пласт белорусизированной части местного коллективного символического капитала, заставляющий его следовать определённой идеологической линией и вынуждающий писать материалы, ставящие под сомнение русско-советские символы в виде Георгиевской / Гвардейской ленты. Затем подобные тексты попадают к А.Г. Лукашенко, а он, веря в их истинность, транслирует содержимое коллегам.
Также профессор председательствует в Постоянной комиссии по образованию, культуре и науке белорусского парламента: значит его мировоззрение влияет на образовательный процесс и построение системы ценностей в стране.