Начало >>
Экипаж Гронгеров подъезжал к поместью леди Рочестр, и Лорелайн, глядя в запыленное окно, чувствовала себя осужденной, которую везут к месту казни. Весеннее солнце, яркое и обманчиво теплое, заливало светом ухоженные поля и аккуратные живые изгороди, но в ее душе была лишь промозглая, зимняя стужа. Она сидела напротив тетки, закутанная в свое темно-синее шерстяное платье, которое вдруг показалось ей не скромным, а убогим, траурным саваном. Каждый стук колес о выбоины на дороге отдавался в висках тяжелым, монотонным боем барабанов, отсчитывающих последние часы ее свободы.
Миссис Гронгер, напротив, была настроена воинственно и деловито. Она то и дело поправляла свою шляпку с искусственными фиалками, заглядывала в крошечное зеркальце, проверяя, не расплылась ли пудра на ее влажном от волнения лице, и без конца повторяла наставления, которые Лорелайн уже перестала слышать.
—…и ни в коем случае не умничай, поняла? Мужчины его склада не выносят женщин, которые считают себя умнее их. Кивай, соглашайся, смотри внимательно и заинтересованно. Он спросит о твоих навыках ведения хозяйства — говори правду, но не приуменьшай. Упомяни, что хорошо ведешь счеты и разбираешься в качествах льна и шерсти. Это ему важно. И ради всего святого, выбрось из головы этот потерянный, отрешенный вид! Ты должна выглядеть жизнерадостной, готовой к трудолюбивой, благочестивой жизни. Он покупает не украшение, а рабочую лошадку. Так что покажи ему свою выносливость и покорность.
Лорелайн молча кивнула, глядя на мелькающие за окном поля. Ее мысли были далеко. Она вспоминала последние, отчаянные попытки вызвать Сильвана. Зеркало в ее комнате стало просто куском стекла. Сначала она видела пустую, но знакомую комнату в Ашберне. Потом и это исчезло. Отражение стало мутным, неясным, будто смотрело на нее из-под толстой воды, а затем и вовсе погасло, превратившись в обычное отражение ее собственного, побледневшего от горя лица. Связь оборвалась окончательно. Теперь у нее не было даже призрачной надежды. Только холодная, беспросветная реальность.
Поместье леди Рочестр, известное своей образцовой фермой и знаменитыми оранжереями с персиками, представляло собой уютный дом из красного кирпича, окруженный ухоженным садом. У подъезда уже стояло несколько скромных, но добротных экипажей — видимо, леди Рочестр и впрямь собрала «небольшое общество», как и обещала.
Войдя в гостиную, Лорелайн сразу ощутила спокойную, патриархальную атмосферу. Здесь не было светской суеты, как на балах у Эриксонов. Воздух пах воском для мебели, свежесрезанными полевыми цветами и сладковатым ароматом только что испеченного бисквита. Гости, человек десять-двенадцать, чинно сидели в креслах, ведя негромкие, степенные беседы. Это были в основном соседи-землевладельцы с женами, викарий Кэтсби, сидевший с таким видом, будто присутствовал на рабочем совещании, и, конечно, семья Кларк.
Энни, увидев их, сразу же встрепенулась и сделала едва заметный приветственный жест, но ее мать одергивающе тронула ее за рукав, и девица сникла, лишь бросив на Лорелайн взгляд, полный живого, неподдельного участия.
Леди Рочестр, дама лет шестидесяти, дородная и добродушная, с лицом, как у сдобной булочки, встретила их у входа.
— Матильда, дорогая! И мисс Эверард! Как я рада вас видеть! — воскликнула она, и ее радушие казалось искренним. — Проходите, располагайтесь. Погода сегодня чудесная, не правда ли? Совсем весенняя.
— О, да, леди Рочестр, просто восхитительная, — заверещала миссис Гронгер, мгновенно надевая маску светской любезности. — Ваш сад просто ожил! А розы у вас, как всегда, вне конкуренции.
Пока тетка обменивалась любезностями с хозяйкой, Лорелайн позволила себе осмотреться. И тут ее взгляд упал на человека, сидевшего в стороне, в глубоком кожаном кресле у камина. Он не принимал участия в общем разговоре, а спокойно, с видом знатока, попивал чай из массивной фарфоровой чашки, внимательно, но ненавязчиво наблюдая за происходящим.
Это, без сомнения, и был мистер Годфри Локвуд.
Ему было на вид лет сорок пять, как и говорила тетка. Он был одет в добротный, но немодный сюртук из темного сукна, который сидел на его плотной, крепкой фигуре немного мешковато. Лицо его было серьезным, с правильными, но как бы стесанными, невыразительными чертами, густыми темными бровями и твердым, прямым ртом. Волосы с проседью были коротко и практично подстрижены. Он не был ни красив, ни уродлив; он был… функционален. Таким же функциональным был и его взгляд — внимательный, спокойный, лишенный всякого любопытства или восхищения, взгляд человека, оценивающего не женщину, а потенциальную покупку — лошадь, породистую корову или, в данном случае, будущую хозяйку своего дома.
Миссис Гронгер, заметив направление ее взгляда, тут же взяла инициативу в свои руки. Ловко маневрируя между креслами, она подвела Лорелайн к камину.
— Мистер Локвуд, позвольте представить вам мою племянницу, мисс Лорелайн Эверард. Лорелайн, это мистер Годфри Локвуд, наш уважаемый сосед.
Локвуд медленно, с некоторой степенностью, поднялся из кресла и слегка склонил голову. Его движения были лишены изящества, но в них чувствовалась уверенная сила.
— Мисс Эверард, — произнес он низким, глуховатым голосом, в котором не было ни тепла, ни неприязни. — Очень приятно.
— Очень приятно, сэр, — чуть слышно прошептала Лорелайн, делая реверанс и опуская глаза.
— Мистер Локвуд как раз рассказывал нам о своих планах на яровой сев, — вступила леди Рочестр, пытаясь сгладить неловкость. — У него, знаете ли, самые передовые методы в округе.
— О, это чрезвычайно интересная тема! — подхватила миссис Гронгер с непривычной для нее горячностью. — Моя племянница, знаете ли, всегда интересовалась сельским хозяйством. Ее покойный отец, хоть и был человеком науки, очень уважал практический труд.
Лорелайн едва сдержала вздох. Она не имела ни малейшего понятия о яровом севе и в жизни не выказывала к нему ни капли интереса.
Мистер Локвуд внимательно посмотрел на нее, и его взгляд, казалось, фиксировал каждую деталь — скромность ее платья, аккуратную, но потрескавшуюся от работы кожу на ее руках, ее опущенные ресницы.
— Ваш отец был Чарльз Эверард? — неожиданно спросил он.
Лорелайн вздрогнула и подняла на него глаза.
— Да, сэр.
— Читал одну его статью. О римских методах ирригации в Британии. Дельная работа. Для кабинетного ученого, — добавил он с легкой, почти незаметной ухмылкой, в которой не было насмешки, но было некоторое снисхождение практика к теоретику.
Этот неожиданный комментарий застал Лорелайн врасплох. Она не ожидала, что кто-то, тем более такой человек, как Локвуд, будет читать труды ее отца.
— Он… он очень гордился своими изысканиями, — с трудом выдавила она.
— Вижу, что образование вам дали неплохое, — констатировал Локвуд, и это прозвучало как высшая похвала. Он повернулся к миссис Гронгер. — В нынешние времена редкость. Сплошь и рядом барышни только и знают, что француженок своих да романы сентиментальные читать.
— О, Лорелайн — девушка весьма рассудительная! — воскликнула тетка, сияя. — И рукодельница отменная, и по хозяйству… о, у нее настоящая жилка! Счета ведет — загляденье!
Локвуд кивнул, его внимательный взгляд снова вернулся к Лорелайн. Он задал ей несколько вопросов, прямых и простых, без всяких светских экивоков. Спрашивал о ее распорядке дня, о том, как она управлялась бы с ключницей, если бы та была склонна к воровству продуктов, о том, что она считает главным в воспитании детей.
Лорелайн отвечала автоматически, подбирая слова, которые, как она надеялась, звучали бы благоразумно и практично. Она говорила о дисциплине, о порядке, о пользе свежего воздуха и умеренности во всем. Внутри же все сжималось от тоски. Она описывала жизнь, которая казалась ей медленной, добровольной смертью.
Локвуд слушал внимательно, изредка кивая. Казалось, ее ответы его удовлетворяли. В них не было ни блеска, ни оригинальности, но была та самая «здравость смысла», которую он, видимо, искал.
В этот момент к группе подлетела Энни Кларк, сияющая, как майское утро.
— Лорелайн! Мистер Локвуд! — воскликнула она, нарушая степенную атмосферу. — Вы только посмотрите, какой чудесный кекс подала леди Рочестр! Прямо тает во рту! Лорелайн, вам просто необходимо попробовать! Вы такой худенькой стали в последнее время, просто необходимо подкрепиться!
Ее появление было как глоток свежего воздуха в затхлой комнате. Локвуд смотрел на нее с некоторым недоумением, как на экзотическую, шумную птичку, влетевшую в окно.
— Мисс Кларк, вы, как всегда, полны энергии, — сухо заметил он.
— О, мистер Локвуд, жизнь слишком коротка, чтобы быть скучной! — рассмеялась Энни, хватая Лорелайн за руку. — Простите, я должна украсть ненадолго нашу Лорелайн! Я просто обязана показать ей новый сорт фиалок в оранжерее леди Мертон! Это же чудо!
И не дав никому опомниться, она потащила Лорелайн прочь от камина, в сторону зимнего сада.
— Бедная, бедная моя душа! — прошептала Энни, когда они оказались в относительном уединении среди зарослей папоротников и камелий. — Я видела, как он на вас смотрит! Как на новую молотилку или усовершенствованный плуг! У меня просто сердце разрывалось за вас!
Лорелайн пыталась сдержать подступающие слезы. Удивительно, как эта легкомысленная, болтливая девушка всегда оказывалась единственной, кто видел ее истинные чувства.
— Он… он вполне корректен, Энни, — промолвила она, сдерживая дрожь в голосе.
— Корректен! — фыркнула Энни. — Да он так же корректен, как… как бухгалтерская книга! В нем ни искорки жизни нет! Вы не можете выйти за него, Лорелайн! Это же будет могила при жизни!
— А какой у меня выбор? — с горькой прямотой спросила Лорелайн. — Монастырь? Или улица? Мистер Локвуд предлагает крышу над головой и положение в обществе. Пусть и столь… практичное.
— Но где же любовь? Где же страсть? Где же тайна? — воскликнула Энни, широко раскрыв глаза. — Вы же не для этого родились! Чтобы считать чужие ночные рубашки и выслушивать жалобы кухарки на сквозняк в кладовой!
«Для чего же я родилась? — горько подумала Лорелайн. — Чтобы влюбиться в призрак и умереть от тоски по нему?»
— Иногда приходится выбирать не между хорошим и плохим, а между плохим и еще худшим, — тихо сказала она вслух.
Энни смотрела на нее с искренним, почти детским огорчением. Она не понимала такой покорности судьбе. Ее собственный мир был полон красок и романтических возможностей, даже если они были лишь плодом ее воображения.
— Нет, нет и нет! — зашептала она, хватая подругу за руки. — Вы должны верить в чудо! Оно обязательно случится! Вы ведь помните мое зеркало? Я до сих пор иногда вижу в нем того самого молодого человека! Он такой красивый! И я уверена, он где-то рядом и думает обо мне! И ваш джентльмен… тот, о котором вы мне так и не рассказали… он тоже обязательно найдется! Вы должны просто подождать!
Ее слова были жестоким, непреднамеренным ударом. Лорелайн резко отвела взгляд, чтобы скрыть боль. Ее джентльмен не просто не находился — он исчез, растворился в ничто, как мираж.
— Пойдемте назад, Энни, — сказала она устало. — А то тетя будет недовольна.
Когда они вернулись в гостиную, чаепитие было в полном разгаре. Локвуд о чем-то негромко беседовал с мистером Гронгером, и оба выглядели вполне довольными друг другом. Увидев Лорелайн, Локвуд прервал разговор и снова устремил на нее свой оценивающий взгляд.
— Мисс Эверард, леди Рочестр упомянула, что вы неплохо музицируете, — произнес он. — Не удостоите ли вы нас небольшой пьесой?
Это была не просьба, а скорее вежливая проверка еще одного навыка. Лорелайн почувствовала, как краснеет. Играть на фортепьяно перед всеми, под его холодным, оценивающим взором, казалось ей новой пыткой.
— Я… я не очень уверена в своем мастерстве, сэр, — попыталась она отказаться.
— Пустяки, дитя мое! — вмешалась миссис Гронгер, сияя от счастья. — Сыграй что-нибудь милое и незамысловатое. Мистеру Локвуду, я уверена, не нужны ваши сложные сонаты.
Лорелайн смиренно направилась к старинному, немного расстроенному фортепьяно. Она села на табурет, положила холодные пальцы на клавиши и заиграла простую, меланхоличную народную мелодию. Она играла механически, без души, но чисто и технично.
Закончив, она подняла глаза. Локвуд смотрел на нее и одобрительно кивал.
— Очень мило, — произнес он. — Детям моим понравится. Музыка облагораживает нрав.
И тогда, поймав взгляд миссис Гронгер, он едва заметно, но очень четко кивнул. Это был не кивок восхищения, не кивок влюбленности. Это был деловой, договорной кивок. Мол, товар соответствует описанию. Я беру.
Миссис Гронгер просияла так, будто ей только что подарили королевские драгоценности. Ее глаза говорили яснее слов: «Мы это сделали. Ты спасена».
Обратная дорога в Гринторн-Мэнор прошла в полном молчании. Миссис Гронгер погрузилась в радужные планы на будущее, время от времени бормоча что-то о размере вдовьей доли, о переустройстве гардероба и о том, как удачно все сложилось. Лорелайн же смотрела в окно на приближающиеся сумерки и чувствовала, как последние проблески надежды гаснут в ее душе вместе с дневным светом.
Вернувшись в свою комнату, она первым делом, с замиранием сердца, подошла к зеркалу. Глупая, безумная часть ее все еще надеялась. На что? На чудо. На то, что Сильван появится и спасет ее одним своим видом.
Но зеркало было мертво. Оно не показывало ни комнаты в Ашберне, ни даже смутных, искаженных бликов. Оно было просто куском стекла, отражающим ее собственное, бледное, обессиленное лицо и унылую, холодную комнату. Связь оборвалась навсегда. Он исчез. Или его никогда и не было.
Она медленно опустилась на колени перед зеркалом, не в силах сдержать больше слез. Они текли по ее щекам горячими, солеными ручьями, капая на темное дерево пола. Она осталась совсем одна. Одна со своей безрадостной судьбой, которую теперь звали Годфри Локвуд.
Тихий стук в дверь заставил ее вздрогнуть и поспешно вытереть лицо.
— Войдите, — прошептала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
В дверях появилась миссис Гронгер. Она не вошла, а остановилась на пороге, и на ее лице играла редкая, почти триумфальная улыбка.
— Ну вот, — сказала она мягким, но твердым тоном. — Все устроилось как нельзя лучше. Мистер Локвуд остался очень доволен. Он заедет на следующей неделе, чтобы обсудить детали. — Она помедлила, глядя на заплаканное лицо племянницы, и ее выражение стало чуть менее суровым. — Успокойся, дитя. Ты сделала правильный выбор. Ты обеспечила себе будущее. А все эти… — она мотнула головой в сторону зеркала, — …все эти глупости скоро забудутся. Забудутся, я тебе обещаю. Теперь тебе надо думать о реальных вещах.
Она вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Лорелайн осталась одна в сгущающихся сумерках. Она снова посмотрела в зеркало. На нее смотрела невеста Годфри Локвуда. Скромная, практичная, покорная. И где-то глубоко внутри, под слоями отчаяния и покорности, медленно угасала последняя искра той девушки, что когда-то смеялась вместе с отцом, бросаясь снежками, и верила, что мир полон чудес.
Она потушила свечу и легла в постель, но сон не шел к ней. Она лежала без движения, глядя в потолок, и слушала, как в тишине ночи где-то скрипит половица, словно старый дом тихо вздыхал, оплакивая еще одну загубленную судьбу в своих стенах.
А целиком прочитать книгу уже можно на ЛИТРЕС