Кирилл стоял посреди гостиной, и казалось, что пол под ногами уходит куда-то вниз. Медленно. Неотвратимо.
— Ты всё испортил! Подвел нас с мамой!
Голос Насти звенел, как разбитое стекло. Семнадцать лет, выпускной класс, и вот она стоит перед ним — чужая, с красными от слёз глазами и сжатыми кулаками.
— Настя, послушай...
— Нет, это ты послушай! — она отвернулась к окну, плечи тряслись. — Мама уже два месяца ищет работу. Два месяца! А ты что? Сидишь дома и... и рисуешь какие-то картинки!
Картинки. Слово вонзилось, как нож. Кирилл опустил взгляд на руки — на пальцах застыла засохшая краска. Синяя. Охра. Немного кармина.
— Это не картинки — тихо сказал он. — Это заказ. Большой заказ на оформление...
— Заказ?! — Настя развернулась, и в её глазах была такая ярость, что Кирилл отступил на шаг. — Папа, ты продал одну работу за три месяца! Одну! За сорок тысяч! А у нас ипотека, кредиты, моя учёба...
— Я знаю.
— Нет, ты не знаешь! — она схватила со стола какой-то листок. Вот счёт за электричество. — Мама уже многим должна…
Тишина накрыла их, как тяжёлое одеяло.
Из спальни донёсся приглушённый звук — Лена плакала. Тихо, почти беззвучно, но Кирилл узнал бы этот плач из тысячи. Двадцать лет брака учат различать оттенки чужой боли.
— Настя... — начал он, но дочь уже шла к двери, хватая куртку.
— Я у Кати переночую.
Хлопок двери. Гулкий. Окончательный. Кирилл опустился на диван и уставился в стену. На той стене висела его работа — абстракция в синих тонах, которую он писал пять лет назад. Тогда он ещё работал в рекламном агентстве, получал свои сто двадцать тысяч в месяц, и Лена улыбалась по утрам.
Когда же он всё пошло не так? Наверное, тогда. В тот чёртов день, когда пришёл к директору и сказал: «Я ухожу. Буду заниматься живописью».
Лена тогда поддержала. Конечно поддержала — она всегда была на его стороне. «Ты талантливый, Кирилл. У тебя получится».
Два года назад это звучало как благословение.
Сейчас — как приговор.
— Кофе? — Лена появилась в дверях, с серым лицом и следами подводки под глазами.
— Да.
Она села рядом, протянула чашку. Молчали. За окном моросил октябрьский дождь, размазывая фонари в желтые кляксы.
— Она не со зла — наконец сказала Лена.
— Знаю.
— Просто... устала. Мы все устали.
Кирилл отхлебнул кофе — горький, без сахара.
— Лен, я...
— Не надо — она накрыла его ладонь своей. Тёплой. Шершавой от домашней работы. — Не надо извиняться. Ты делаешь то, что любишь. Это... это важно.
— Важнее, чем еда на столе?
Она поморщилась.
— Кирилл, мы не голодаем.
— Пока.
Тишина снова. Противная, липкая, как паутина.
— Володя звонил — вдруг сказала Лена, глядя в окно.
— Какой Володя?
— Мой... из агентства. Предлагает хорошую должность и приличную зарплату.
Сердце ёкнуло.
— И ты...
— Я ничего не решаю без тебя — она повернулась к нему, и в её глазах плескалась такая усталость, что Кирилл вдруг ощутил себя семнадцатилетним идиотом.
— Конечно соглашайся... У меня пока мало, что получается…
Кирилл встал, подошёл к окну. На подоконнике стоял кактус — подарок от Насти на прошлый день рождения. «Папа, он как ты — колючий, и стойкий».
Стойкий, да.
— Но... — он обернулся. — Я думаю найду нормальный заказ?
Лена устало улыбнулась.
— Кирилл, у тебя уже полгода ничего серьёзного...
Он кивнул, вернулся в свою мастерскую — переделанную лоджию, где пахло скипидаром и несбывшимися надеждами.
На мольберте стояла почти законченная работа — портрет девушки с закрытыми глазами. Волосы цвета каштана, кожа как фарфор, губы чуть приоткрыты. Он писал её два месяца, вкладывая всё — технику, эмоцию, душу.
Никто не хотел покупать.
«Слишком мрачно», — сказал один галерист.
«Не коммерчески», — отрезал другой.
«У вас есть что-то попроще?» — спросил третий.
Кирилл сел перед портретом, достал телефон. Пролистал контакты. Так много имён — и так мало реальных вариантов. Остановился на одном.
Игорь Семёнович Крылов. Коллекционер. Миллионер. Любитель искусства и красивых девушек, желательно одновременно.
Они встречались однажды, на какой-то выставке. Крылов тогда долго разглядывал его работы, цокал языком, качал головой. Ничего не купил, но оставил визитку: «Если будет что-то интересное — звони».
Это было восемь месяцев назад.
Кирилл набрал номер.
Длинные гудки. Раз. Два. Три...
— Алло? — хрипловатый голос, фоном играл джаз.
— Игорь Семёнович? Это Кирилл Соколов. Мы встречались...
— А, художник! — в голосе послышалась улыбка. — Помню, помню. Что там у тебя?
— У меня есть работа. Портрет. Думаю, вам понравится.
Пауза. Музыка. Шорох — Крылов, видимо, делал глоток чего-то.
— Скинь фото.
Кирилл сфотографировал портрет, отправил. Ждал. Сердце колотилось, как отбойный молоток.
— Интересно — наконец сказал Крылов. — Приезжай завтра. Часов в шесть. Адрес тот же.
— Спасибо, я...
— Только слушай — голос стал жёстче. — Я благотворительностью не занимаюсь. Если возьму — дам нормальную цену. Если нет — не обижайся.
— Понял.
— До завтра.
Кирилл опустил телефон и выдохнул. Долго. Медленно.
Шанс есть.
Он поднял глаза на портрет — девушка смотрела сквозь закрытые веки, словно видела что-то там, за гранью видимого.
— Ну давай — прошептал он. — Спаси нас.
Утро началось с молчания. Настя так и не вернулась — написала маме, что сразу поедет в школу. Лена собиралась на собеседование, по поводу новой работы. Красила губы и старательно не смотрела на Кирилла.
— Удачи — сказал он, когда она уже стояла в дверях.
— И тебе — ответила она. И добавила тише: — Кирилл... я правда в тебя верю…
Он кивнул. Что тут скажешь?
Весь день тянулся, как жвачка. Кирилл пытался дописать ещё одну работу — заказной пейзаж для какой-то конторы, три тысячи за холст метр на метр. Копейки. Но копейки лучше, чем ничего.
В пять вечера он упаковал портрет девушки, взял такси — последние деньги на карте — и поехал.
Крылов жил в центре, в старинном особняке, который снаружи выглядел как декорация к историческому фильму, а внутри напоминал галерею современного искусства.
Его помощница — молодая, в строгом платье — провела его в кабинет.
— Ого — Крылов поднялся из-за массивного стола. Лет шестьдесят, седые волосы зачёсаны назад, костюм явно не из масс-маркета. — Вживую ещё лучше.
Кирилл осторожно разворачивал портрет. Крылов подошёл, прищурился, наклонил голову. Молчал долго. Слишком долго.
— Кто она? — наконец спросил.
— Никто конкретно. Образ.
— Образ чего?
Кирилл задумался.
— Надежды, наверное. Или... несбывшегося.
Крылов усмехнулся.
— Философ. Ладно. Сколько хочешь?
Горло пересохло.
— Двести тысяч.
Глаза коллекционера сузились.
— Много.
— Я вкладывал душу...
— Душа душой, а рынок рынком — Крылов отошёл к окну. — Я дам сто пятьдесят. И это только потому, что мне нравится. Другим вообще не продашь.
Кирилл сжал кулаки. Сто пятьдесят... это не покрывало всех долгов, но давало передышку. Месяца на два, может три, если экономить.
— Ладно — выдохнул он.
— Умница — Крылов улыбнулся. — Деньги переведу сегодня. Только...
— Что?
— Слушай, у меня есть ещё одно предложение.
Что-то в его тоне насторожило.
— Какое?
Крылов вернулся к столу, достал папку.
— Тут один мой знакомый ищет художника. Оформление ресторана. Новое место, концептуальное. Нужно десять больших работ за три месяца. Платят миллион. Аванс половина…
Миллион...
Кирилл моргнул.
— Это... серьёзно?
— Абсолютно. Но есть нюанс.
Конечно есть. Всегда есть.
— Какой?
Крылов посмотрел ему в глаза.
— Работы должны быть... специфическими. Девушки. Чувственные. С клубничкой… Но изысканные, понимаешь? Не пор**, а искусство. Границу чувствуешь?
Кирилл почувствовал, как что-то сжимается в груди.
— Ню, тела, страсть — Крылов пожал плечами. — Всё в рамках приличия, но... откровенно. Ресторан такой концепции — для взрослых, богема, арт-тусовка. Понимаешь, на что я?
Понимал. Он вспомнил Лену. Настю. Долги.
— А если я откажусь?
— Твоё право. Сто пятьдесят за портрет получишь в любом случае. Но вот этот заказ... — он постучал по папке. — Больше не предложу. У меня есть другие кандидаты.
Молчание.
За окном садилось солнце, окрашивая небо в кровавые оттенки.
— Мне нужно подумать — наконец сказал Кирилл.
— Думай — Крылов кивнул. — Но недолго. До среды максимум.
Кирилл вышел из особняка, как сомнамбула. В кармане вибрировал телефон — сообщение от банка о поступлении ста пятидесяти тысяч. Деньги.
Но почему-то радости не было. Только пустота.
И вопрос, который сверлил мозг: а что я продам вместе с этими картинами?
Домой Кирилл шёл пешком. Три остановки, но идти нужно было — голова разрывалась от мыслей, которые крутились, как белки в колесе.
Заказ. Миллион рублей!
Граница между искусством и...
Он остановился у витрины книжного магазина. На обложках — классика, Ренессанс, альбомы великих мастеров. Тициан. Рубенс. Все они писали обнажённую натуру, и никто не считал это чем-то постыдным. Но это было тогда. А сейчас?
Телефон завибрировал. Лена:
«Как прошло?»
Кирилл набрал ответ: «Продал. 150000 на счёте», — и тут же получил целую серию восклицательных знаков и сердечек.
«Кирилл!!! Ты молодец!!! Я знала!!!»
Он улыбнулся. Кисло. Потому что знал: этой радости хватит ровно до того момента, когда она подсчитает все долги и поймёт — денег хватит от силы на два месяца.
А дальше?
Дальше снова тупик.
Или...
Настя сидела на кухне, когда он вошёл. Уткнулась в телефон, волосы растрёпаны, на щеке след от подушки — видимо, спала после школы.
— Привет — сказал Кирилл.
— Привет — она не подняла глаз.
Он прошёл к холодильнику, достал воду. Молчание было плотным, как кисель.
— Настя...
— Пап, я вчера наговорила лишнего — она наконец подняла взгляд. Глаза красные. — Прости. Просто... устала от всего этого.
Кирилл сел напротив.
— Я тоже устал. И я понимаю тебя. Правда понимаю.
Она кивнула, сглотнула.
— Мама сказала, ты продал картину...
— Да. Сто пятьдесят тысяч.
Настя просияла — на секунду, всего на секунду, но Кирилл успел это заметить.
— Это... это круто, пап! Я же говорила, у тебя получится!
Вот оно. Та самая точка, когда можно было бы остановиться, обнять дочь, сказать: «Всё будет хорошо». И замолчать про остальное.
Но он не мог. Потому что сто пятьдесят — это не решение. Это отсрочка...
— Там ещё один заказ предлагают — медленно сказал он.
— Да? — Настя наклонилась вперёд. — Большой?
— Миллион за три месяца.
Она присвистнула.
— Вау! Пап, это же... это вообще решает все проблемы!
— Не совсем все — Кирилл потёр переносицу. — Но большую часть — да. До среды надо дать ответ...
— Ну так бери! Чего тянуть?
Он посмотрел на дочь. Семнадцать лет. Детское лицо с взрослыми глазами. Она не знает, как устроен мир. Ещё не знает. И хорошо бы, чтобы узнавала постепенно, а не вот так — обвалом правды в лоб.
— Заказ специфический — сказал он наконец.
— Что значит специфический?
Дверь хлопнула — вернулась Лена. С сумками продуктов. Кирилл увидел пакет молока, хлеб, курицу, овощи — она наконец смогла нормально закупиться, не считая каждый рубль.
— Я дома! — она вошла на кухню, сияющая. Поцеловала Кирилла. — Ты герой. Настоящий герой!
— Лен...
— Знаешь, я сегодня приняла предложение от Володи, по поводу работы — она начала разбирать сумки.
Кирилл встал.
— Лен, хорошо. Сядь. Пожалуйста.
Она замерла. Что-то в его голосе заставило улыбку сползти с лица.
— Что случилось?
— Мне предложили ещё один заказ — он сел обратно, сцепил пальцы в замок. — Миллион рублей за три месяца работы.
Лена опустилась на стул.
— Кирилл... это же фантастика!
— Это оформление ресторана.
Тишина.
Настя нахмурилась:
— В смысле?
— Десять больших работ. Тематика — обнажённая натура, но в рамках искусства.
Лена медленно выдохнула.
— Понятно.
— Что понятно? — Настя переводила взгляд с отца на мать. — В чём проблема? Все великие художники делали это!
— Настя, это не совсем то же самое — Лена потёрла виски.
— Почему?! — голос дочери становился резче. — Микеланджело писал Давида, и что? Климт — «Поцелуй», Дега — балерин в раздевалках! Это искусство!
— Настя, послушай...
— Нет, вы послушайте! — она вскочила. — Вы месяцами жалуетесь, что денег нет, что всё плохо, мама готова вернуться на работу, которую ненавидит, я даже на курсы по подготовке к ЕГЭ нормальные не могу пойти! А тут миллион! И вы что, отказываетесь?!
— Настя, это не так просто...
— Да что тут сложного?! — она схватила телефон, начала листать. — Смотрите! Эрмитаж полон таких картин! Лувр! Третьяковка! Это нормально!
Кирилл встал, подошёл к окну. За стеклом сгущались сумерки, зажигались огни в окнах соседних домов. Сколько там семей? Сколько из них сейчас решают такие же проблемы? Или у всех всё проще?
— Кирилл — голос Лены был тихим. — Что ты сам думаешь?
Он обернулся.
— Я думаю, что это шанс. Реальный шанс выбраться. Погасить долги, дать Насте нормально подготовиться к поступлению, тебе — может быть не возвращаться в то место, где тебя не ценили. И мне... — он запнулся. — Мне продолжать заниматься тем, что я люблю.
— Но?
— Но я боюсь.
— Чего?
Он засмеялся — коротко, зло.
— Да не знаю. Что вы будете смотреть на меня по-другому? Что это не искусство, а... компромисс?
Лена встала, подошла, обняла его.
— Кирилл, ты же понимаешь — я поддержу любое твоё решение.
— Даже если я откажусь?
— Даже если откажешься. Тогда я точно приму предложение Володи, и мы справимся. Как-то справимся.
Настя хмыкнула:
— Только это будет несправедливо.
— Настя! — Лена повысила голос.
— Что Настя?! — дочь развернулась. — Папа два года пытается пробиться, делает то, что любит, и у него наконец-то появляется реальная возможность! А вы что, из-за каких-то дурацких предрассудков откажетесь?!
— Это не предрассудки — Кирилл повернулся к дочери. — Это... вопрос того, где проходит граница.
— Какая граница?!
— Между искусством и коммерцией. Между тем, что я хочу создавать, и тем, что от меня хотят.
Настя скрестила руки на груди.
— Пап, а ты подумал, что, может, граница только в твоей голове?
Он моргнул.
— Что?
— Ну серьёзно! Ты сам себе придумал какие-то рамки, а потом страдаешь, что они тебя ограничивают! — она подошла ближе. — Помнишь, ты мне говорил про Караваджо? Что он писал святых с лицами реальных людей, бродяг. И все его осуждали. А теперь он — гений!
Кирилл посмотрел на дочь — и вдруг понял, что она уже не ребёнок. Когда она успела вырасти? Когда стала говорить такие вещи?
— Настя права — тихо сказала Лена. — ты всегда был максималистом. Всё или ничего. Чёрное или белое. Но жизнь же не такая, правда?
Он сел обратно за стол, опустил голову на руки.
— Мне нужно время подумать.
— До среды — напомнила Настя. — Ты сказал, до среды нужно ответить.
— Знаю.
— Тогда думай быстрее.
Она вышла из кухни. Лена осталась.
— Кирилл...
— Я не знаю, Лен — он поднял голову. — Я правда не знаю, что правильно.
Она села рядом, взяла его за руку.
— А может, правильного ответа и нет? Может, любой выбор будет и правильным, и неправильным одновременно?
— Философия — он попытался улыбнуться.
— Жизнь — поправила она. — Просто жизнь, в которой иногда приходится делать сложный выбор. И это нормально.
Они сидели молча, держась за руки, а за окном зажигались звёзды — далёкие, холодные, безразличные к проблемам одной семьи в одном из миллионов домов.
Ночью Кирилл не спал. Лежал, уставившись в потолок, и думал. Вспоминал.
Как почти двадцать лет назад впервые взял в руки кисть — на каком-то корпоративном мастер-классе, от скуки. И вдруг понял: вот оно. То, чего не хватало. То, ради чего стоит жить.
Как учился по ночам, после работы. Как Лена приносила ему кофе в три часа утра, целовала и шептала: «У тебя получится, я знаю».
Как родилась Настя, и он писал её портреты — десятки портретов. Спящую, смеющуюся, плачущую. Каждая морщинка, каждая эмоция — как чудо.
Как уволился из агентства, и Лена сказала: «Я верю в тебя».
Как продал первую работу. За сто тысяч. И чувствовал себя королём мира.
Как потом были месяцы без заказов. Без денег. Без надежды. И вот сейчас.
Выбор.
Который на самом деле вообще не выбор, потому что альтернатива — это капитуляция. Возвращение в офис. Галстуки, совещания, презентации. Безопасность в обмен на душу.
Он повернулся к Лене — она спала, тихо посапывая, и даже во сне лицо её было уставшим.
«Я не могу подвести её ещё раз», — подумал Кирилл.
И принял решение.
Утром он позвонил Крылову.
— Я согласен — сказал, едва дождавшись ответа.
— Умница — довольный голос коллекционера. — Сегодня в два часа приезжай, познакомлю с заказчиком. Возьми портфолио.
— Хорошо.
Он положил трубку и выдохнул. Всё. Решено.
Лена стояла в дверях, в халате, с чашкой чая.
— Ты звонил Крылову?
— Да. Согласился.
Она кивнула. Медленно. Потом подошла, обняла.
— Тогда сделай это лучше всех. Так, чтобы даже самые злые критики назвали это искусством.
Он крепко сжал её в объятиях.
— Постараюсь.
— И Кирилл... — она отстранилась, посмотрела в глаза. — Обещай мне: ты не будешь корить себя за этот выбор. Что бы ни случилось. Договорились?
— Договорились.
Настя появилась на пороге кухни, заспанная, в пижамных штанах с единорогами.
— Пап, ты решил?
— Решил. Беру заказ.
Она подскочила, бросилась к нему, обняла так крепко, что он едва удержал равновесие.
— Я знала! Знала, что ты правильно решишь!
Он погладил её по голове — такой родной, взъерошенной.
— Только это, между нами, — сказал он серьёзно. — Не всем обязательно знать, над чем я работаю.
— Само собой — Настя кивнула. — Это же конфиденциально. Деловая тайна!
Лена засмеялась — впервые за много недель так легко, искренне.
— Ладно, пойду собираться, — Настя потянулась. — Кстати, пап... мне для учёбы нужен новый ноутбук. Мой умирает. Подумаешь?
— Подумаю — улыбнулся Кирилл.
Когда дочь ушла, Лена тихо сказала:
— Она уже считает, что у нас миллион на руках.
— Аванс пятьсот тысяч — напомнил Кирилл. — Остальное — после сдачи работ.
— Успеешь за три месяца?
— Придётся.
Они посмотрели друг на друга — и в этом взгляде было всё. Усталость. Надежда. Страх. Любовь.
И ещё что-то. Что-то новое.
Решимость.
В два часа Кирилл стоял в том же кабинете у Крылова. Только теперь там был ещё один человек — мужчина лет сорока, в дорогом костюме, с внимательными тёмными глазами.
— Это Артём — представил Крылов. — Владелец будущего ресторана.
— Игорь Семёнович показал мне ваш портрет — Артём протянул руку. Рукопожатие крепкое, уверенное. — Впечатляет. Именно такое настроение мне нужно.
— Расскажите подробнее о концепции — попросил Кирилл.
Артём сел в кресло, закинул ногу на ногу.
— Ресторан называется «Грань». Идея — балансирование между разными состояниями. Страсть и нежность. Желание и сдержанность. Плоть и душа. — Он помолчал. — Работы должны отражать это. Не вульгарно. Изысканно. Как у старых мастеров, но в современной трактовке.
— Десять работ — уточнил Кирилл. — Какой формат?
— Метр на два, вертикальные. Техника — на ваше усмотрение. Масло, акрил, смешанная — главное, чтобы результат был впечатляющим.
Кирилл кивнул, делая пометки в блокноте.
— Модели будут?
— Предоставим. Профессиональные, с опытом работы в съёмках. Или можете сами найти — как удобнее.
— Срок?
— Три месяца. Аванс пятьсот тысяч при подписании договора, остальное — после сдачи всех работ. — Артём наклонился вперёд. — Кирилл, я понимаю, что заказ специфический. Это действительно искусство. У меня уже есть разрешения, лицензии. Всё легально и прозрачно.
— Понял.
— Договор могу предоставить сейчас. Почитаете, если всё устроит — подписываем.
Крылов протянул папку. Кирилл пролистал — стандартные пункты, условия оплаты, авторские права, конфиденциальность...
Стоп.
— Здесь пункт о том, что я не могу выставлять эти работы от своего имени — он поднял взгляд.
— Верно — кивнул Артём. — Это работы для ресторана. Вы можете указать авторство в общих чертах, но без подробных репродукций и публикации. Такова концепция — искусство существует только в этом месте, только для тех, кто придёт.
Кирилл сжал челюсти.
Значит, его имя не будет связано с этими работами напрямую. С одной стороны — удобно. С другой...
— Это стандартное условие для коммерческих заказов — мягко сказал Крылов. — Ты же не первый раз работаешь на заказ.
Это было правдой. В агентстве он рисовал иллюстрации, логотипы, концепты — и никогда его имя нигде не фигурировало. Это была работа, не более.
А это... разве не то же самое?
Просто работа. За деньги. Которые спасут семью.
— Где расписаться? — спросил он.
Артём улыбнулся.
— Вот здесь. И здесь. Отлично. — Он протянул руку. — Добро пожаловать на борт. Аванс переведу сегодня же.
Кирилл пожал руку. Тёплую. Дружелюбную. Почему же тогда внутри было так холодно?
Вечером, когда он вернулся домой, Лена готовила ужин. Пахло жареной курицей, чесноком, специями — запахи, которых давно не было в доме. Настя делала уроки за столом, что-то бормоча себе под нос.
— Ну? — Лена обернулась, с половником в руке.
— Подписал договор. Аванс придёт сегодня.
— Пап, ты крут! — Настя вскочила. — Так, значит, с ноутбуком вопрос решён?
— Настя, не наглей — одёрнула её Лена, но улыбалась.
Кирилл сел, вдруг ощутив невероятную усталость.
— Решён. Купим на следующей неделе.
— Ура! — дочь обняла его за шею сзади. — Ты лучший!
Он накрыл её руки своими. Тонкие. Тёплые. Доверчивые.
«Лучший», — эхом отозвалось в голове.
Если бы она знала, какой ценой. Но она не узнает. Никто не узнает. Это будет его тайна. Его ноша. Его выбор. Который он примет до конца.
Через час на телефоне пришло уведомление: «Зачисление: 500 000 рублей». Кирилл посмотрел на цифры. Потом на Лену, на Настю — они смеялись над чем-то, обсуждая планы на выходные, говоря о том, как давно не были в кино, может, стоит сходить?
И он подумал: а ведь он сделал правильный выбор.
Не идеальный. Не тот, о котором мечтал когда-то.
Но правильный. Для них.
И, может быть, в этом и есть настоящее искусство — не в том, что ты пишешь на холсте. А в том, какую жизнь создаёшь для тех, кого любишь. Даже если для этого приходится переступить через собственные принципы.
Даже если приходится идти по грани. Той самой грани между искусством и компромиссом. Между мечтой и реальностью.
Между тем, кем ты хочешь быть...
И тем, кем должен стать.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍