Они полвека вымарывали формы, вытравливали стили, выхолащивали суть искусства. И всё напрасно. Они рассчитывали на легковесный, бессодержательный, пустотелый постмодерн. Мол, достаточно расписать конструкт яркими красками, и тот удержится на плаву зрительского интереса. Ничего не вышло. Механизм деконструкции, лежащий в основе философии постмодерна, саморазобрался по ходу эксперимента. Задумка пошла ко дну.
Тогда они решили играть проще. Провозгласили дутые арт-сенсации высоким искусством и ждали, что те «взлетят». Что характерно: местами ожидания окупились. Но лишь на краткий миг. Хрупкость любого рода мыльных пузырей имманентна; природа искусства не терпит пустоты; начало двадцатых прошло под аккомпанемент лопающихся промедийных проектов. Живопись постмодерна оказалась годной технологии блокчейна, но не более. Заинтересованные стороны успели на ней зарабатывать, но получать от неё культурно-эстетическое удовольствие оказались способны (как говаривал классик) не только лишь все. Мало кто.
Культура 2.0 задумывалась как что-то интересное для каждого. А получилось одно большое ничего на всех.
Да, местами было потешно. Не спорю. Помните «луивитоновский» мегачемодан на Красной площади, дорогой читатель? А «кучу искусства» на фоне памятника Петру Великому? Сплошные отсылки, намёки, оммажи, набросы... Постмодернисты притащили шкуру неубитого медведя классического искусства в нашу общую гостиную. И стали дразнить окружающих, использовать её как игрушку. Как трофей, как доказательство собственной крутизны. «Конец истории», «эра беспредметности», «победа мнения», «это другое»... Пока они выкрикивали лозунги, топчась по идеалам старой школы, мишка очнулся от спячки. И сделал то, что подсказали ему инстинкты и здравый смысл. Его когтями стали строчки в книгах отзывов. Его клыками стали интернет-рецензии. Аудитория проголосовала ногами и рублём, и сделала это в пользу искренности с красотой. Против засилия блажи со странью.
Так опустели соевые поля. И остыл лавандовый раф. И раздался плач и скрежет виниров. Отечественный карго-культ частью удалился в закат, а частью остался ворчливым меньшинством закрытых блогов и камерных выставок. Непонятые гении, рахитичные атланты, временно бедствующие миллионеры... В актуальном искусстве текущего периода деглобализации всё меньше интерпретаций, а в джазе всё больше девушек.
Казалось бы: победа. То, о чём я писала предыдущие семь лет, начинает самосбываться. Честное прямое высказывание возвращается в моду. Ура? Нет, не ура. Свято место одной проблемы заняла другая. Маятник актуальных тенденций проскочил нейтральное положение и улетел в другую крайность. Изменилась конъюнктура, не система. Система продолжила работать по-старому. Вытравливая стиль, вымарывая идею, выхолащивая школу, просто на иной лад. Искренность вернулась, но за углом её уже ждали. Те же большие деньги, дурной вкус и доктрина пути наименьшего сопротивления, что породили постмодерн.
Что характерно: так произошло и у нас, и у них. Знаете, кто вернулся на повестку дня за большой солёной водой? Кто нынче «срывает банк» на американских аукционах и врывается в топы? Я сейчас сосчитаю до трёх, а Вы, дорогой читатель, попробуйте угадать.
Ноль,
один,
два,
два с иголочкой,
три!
Полагаете: Поллок? Уорхол? Может быть, Кассет?
Не-а. Не угадали. Правильный ответ: Норман Рокуэлл! Да-да, тот самый. «Мистер открытка». Дизайнер от мира живописи. Художник, которого современные «левые» педагоги профильных вузов на западе критикуют ровно за то же, за что отечественные «правые» эксперты распекают соцреалистов. Плакатность, избыточность, «выпуклость» — всё на месте. Всё вернулось.
Понимаете, уважаемый читатель? С уменьшением концентрации постиронии в музейных залах положение дел осталось прежним «по модулю». Качество искусства, его сущностное наполнение по-прежнему удручает. Сменяется только обёртка современного искусства.
Там, где постмодерн «торгует» эпатажем, новоявленный метамодерн спекулирует сентиментальностью. Приторная «милота» растекается по студиям и залам липкой волной. Узко понимаемые семейные ценности снова в моде. Лёгкий жанр — на коне. Тигры учатся прыгать на тумбу. Медведь осваивает велосипед. Бюргеры довольны.
Постмодерн хотя бы не притворялся славным парнем. Не стеснялся игнорировать вкусы, заботы и тревоги своих зрителей. Не скрывал намеренного обмана ожиданий и открыто задевал аудиторию за живое. Идущий ему на смену псевдометамодерн пытается гипнотизировать нас баритоном красок, открыточной повесткой и героями, которым более всего к лицу свитер с оленями. Он заигрывает с ранимыми зумерами и наивными альфами, обходя десятой дорогой мало-мальски острые темы. Поднимает на щит социально одобряемые, «безопасные» нарративы... Такое ли искусство мы ждали? Ему ли доверим рефлексировать современность?
Мишка русского изобразительного искусства выбрался из ямы беспредметности, и это здорово. Но домой он вернулся набитый поролоном. Ну какое ему утро в сосновом бору? Он там не выживет. Отсыреет, испачкает плюшевые лапы, застрянет в чаще, зацепившись неровной строчкой за сучок. Это не новое слово в актуальной живописи, это реализмозаменитель, идентичный натуральному. Право, не знаю, что хуже: пассивно-агрессивный постмодерн или эти приторно-дружелюбные новации.
Система зависла между тиранией интерпретаций и эгалитаризмом искренности, и перестановка этих слагаемых мало что меняет. Ничего ещё не ясно, ничто не окончено. Полвека непрерывной революции в искусстве привели нас всех туда же, откуда всё началось. В гости к Рокуэллу. Верю, что это не новая норма и не вечный цикл. Всё будет зависеть от того, какие силы победят. Там, снаружи. За стенами мастерских и галерей. Будем посмотреть, будем подумать. Такой вот открытый финал статьи, ведущий в открытый раздел комментариев. Ставить точку (или многоточие?) в этой теме доверяю Вам, уважаемый читатель. Моё Вам теперь известно. Заранее благодарна.
Автор: Лёля Городная