Глава 16. Хранитель Разума
1943 год принёс не только коренной перелом на фронте. Эта зима принесла личное, тихое и всепоглощающее горе. В декабре, в их промозглой московской квартире, остывающей без надежды на тепло, умерла Наталья Егоровна.
Его Наташа. Единственный друг, последняя опора, верный соратник, прошедший с ним через всё — от соблазнов молодого Парижа до ледяного подвала ЧК и голодной, унизительной эвакуации. Жизнь угасла в ней тихо, как догорающая свеча.
И Владимир Иванович остался один. Абсолютно, оглушительно один.
В свои 81 год старик был живой легендой. Академик, лауреат Сталинской премии первой степени, директор Радиевого института. Его возили на персональной машине. Ему выделили немыслимо роскошный по тем временам особняк на Арбате. Статус «неприкасаемого» надёжно защищал от любых невзгод. Этот человек был нужен государству.
Его гениальный мозг, уникальные знания по урану, мировой авторитет — всё это стало государственной собственностью высшей важности. А владелец этого бесценного актива сидел по вечерам в огромном, гулком, пустом особняке, смотрел на пустой стул напротив и чувствовал лишь одно — всепроникающий, могильный холод одиночества.
Давний выбор, сделанный в 1920-м в пылающем Крыму, обернулся своей последней, самой жестокой ценой. Выбор в пользу Родины и великой миссии отнял у него всё личное. Дети, Георгий и Нина, были там, за океаном, в статусе детей «врага народа». Жена — в могиле. А сам он превратился в живой памятник самому себе, запертый в золотой клетке.
«Ты получил всё, чего желал, Хранитель», — шептал по ночам знакомый Голос Демона, и в его шёпоте не было злости, лишь ледяное торжество. — «Ты получил свой Институт. Ты спас науку от невежд. Но ты один. Твоя хвалёная 'ноосфера' оказалась просто очень большой, холодной и пустой комнатой».
Учёный знал, что умирает. Сердце давало сбои. Силы покидали тело с каждым днём. Главный труд о биосфере был почти закончен. Атомный проект запущен на полную мощь. Долг перед наукой и страной был исполнен. Оставалось только одно. Последнее, отчаянное дело.
Летом 1944 года академик Вернадский, светоч советской науки, совершил немыслимый, почти самоубийственный шаг. Он попросил о встрече с послом Соединённых Штатов Америки, господином Авереллом Гарриманом.
Американское посольство в Москве казалось островком иного мира. Чистые ковры, глушащие шаги. Аромат дорогого табака и хорошего кофе. Вежливые, улыбчивые люди. Посол Гарриман, высокий, элегантный аристократ, принял его лично, глядя на русского академика с огромным уважением и нескрываемым любопытством. Их разговор длился около часа.
— Господин посол, — Вернадский говорил медленно, тщательно подбирая английские слова. Голос его был тих, но твёрд. — Я стар. Мне восемьдесят один год. Моя жена недавно умерла. Моя основная работа здесь, в России, в сущности, закончена.
Гарриман слушал внимательно, не перебивая.
— Мои дети, — продолжал Вернадский, и голос его впервые предательски дрогнул, — Георгий и Нина, живут в вашей стране. Я не видел их больше двадцати лет.
Старик поднял глаза и посмотрел послу прямо в душу.
— Я прошу вас оказать содействие. Помочь мне получить разрешение… уехать в США. Я не ищу политического убежища. Я прошу как отец. Я хочу просто… закончить свой земной путь в кругу родных.
Наступила тяжёлая тишина. Гарриман долго молчал. Опытный дипломат, он всё понял в ту же секунду.
— Академик, — начал он мягко, почти сочувственно, — я глубоко тронут вашей просьбой. Это… это очень по-человечески.
Посол развёл руками, словно показывая свою беспомощность.
— Но вы должны понимать ваш статус. Вы — национальное достояние Советского Союза. Человек, стоящий у истоков их… самых новых и важных проектов. Отпустить вас — это не в моей власти. И сомневаюсь, что это будет в их воле.
— Но я просто старик…
— Вы не «просто старик», — Гарриман деликатно покачал головой. — Вы — Вернадский.
Он пообещал «рассмотреть», «навести справки», «сообщить».
Владимир Иванович брёл по Арбату обратно в свой особняк-тюрьму. Он всё понял без лишних слов. «Рассмотрим» на языке дипломатии означало твёрдое «нет». Его не отпустят. Никогда. Слишком ценный ресурс. Мозг учёного принадлежал государству. Он дошёл до своего дома и без сил опустился в кресло. Всё. Это был конец. Смерть придёт за ним сюда, в эту одинокую роскошь.
Но он не знал, что Сталин, Молотов и Громыко, которым немедленно доложили о визите. Они были гениальными игроками. Они поняли: старик на грани. Его отчаяние может быть опасным. Хранитель атомного секрета может просто… отказаться работать.
И они сделали ответный ход.
***
Через несколько месяцев в советское посольство в Вашингтоне был вызван профессор истории Йельского университета Джордж Вернадский. Сын. Георгий шёл туда с тяжёлым сердцем, ожидая чего угодно — провокации, шантажа, угроз. Его принял лично посол. Андрей Громыко.
Громыко не угрожал. Он широко, обезоруживающе улыбался.
— Георгий Владимирович, — сказал он, крепко пожимая американскому профессору руку. — Родина вас ждёт.
Георгий опешил.
— В каком смысле?
— В самом прямом. — Громыко положил на полированный стол два предмета. Алый советский паспорт на имя Георгия Вернадского. И оплаченный билет на ближайший самолёт до Москвы. — Жизнь вашего отца, — лицо посла вмиг стало серьёзным, — великого Владимира Ивановича, необходимо продлить. Он очень болен. Он страшно тоскует. Это в силах сделать только вы.
Георгий смотрел на красный паспорт, как на ядовитую змею.
— Но я… я сражался в Белой армии… Для вас я враг…
— Глупости, — устало отмахнулся Громыко. — Родина всё простила. Мы ждём вас. Ради отца.
Это был ход гения. Они не отпустили Вернадского к сыну. Они решили привезти сына к Вернадскому. Прямо в клетку.
Теперь выбор был за Георгием. Вернуться в СССР, в 1944 год, в самое пекло, откуда он когда-то чудом бежал, — и, возможно, уже никогда не выбраться обратно? Или отказать. И навсегда остаться в истории человеком, который не приехал к умирающему отцу.
Владимир Иванович в Москве ничего этого не знал. Он просто сидел в своём гулком особняке и ждал. Ждал безнадёжного звонка из американского посольства. А в это время, за тысячи километров от него, решалась судьба его сына.
🤓 Дорогие читатели, благодарю за интерес и поддержку. Буду рад услышать ваши мысли и комментарии о сюжете — ваше мнение важно для меня.