Глава 17. Хранитель разума
Вашингтон. 1944 год.
Георгий Вернадский, профессор Йельского университета, смотрел на красный советский паспорт, лежавший на полированном столе посла Громыко. Паспорт, казалось, обжигал ледяным холодом.
— Жизнь вашего отца необходимо продлить. Это в силах сделать только вы, — голос Громыко был вкрадчивым, но твёрдым, как сталь под бархатом.
Профессор смотрел на билет до Москвы. Он видел не самолёт. Перед его мысленным взором представала идеально сработавшая мышеловка. Бывший белый офицер, участник разгромленного правительства Врангеля, прекрасно понимал истинную цену этого «приглашения».
Это был билет в один конец. Не сумев отпустить отца из клетки, они решили заманить в ту же клетку его, сына. Цель была очевидна — держать академика Вернадского на ещё более коротком и надёжном поводке.
Воображение нарисовало картину встречи. Объятия больного, иссохшего, тоскующего старика. А затем… затем профессор Йеля превратится в безымянного заложника. В идеальный инструмент шантажа.
И отец, Хранитель Разума, будет вынужден работать на эту систему с удвоенной, отчаянной силой, зная, что голова его сына лежит на плахе НКВД.
Это был не выбор между любовью и свободой. Это был выбор между двумя видами предательства. Предать отца, отказавшись приехать к нему на смертный одр? Или предать отца, приехав и добровольно став оружием, направленным против него же?
Георгий медленно, словно сдвигая неподъёмную плиту, отодвинул от себя паспорт.
— Я… я не могу, — голос сорвался на хрип. — Передайте отцу… передайте ему мою бесконечную любовь. Но я не могу.
Громыко едва заметно улыбнулся. Он всё понял. Игра была сыграна.
***
Москва. Особняк на Арбате.
Владимир Иванович Вернадский ждал. Ждал ответа от Гарримана. Ждал чуда. Ждал, что скрипнет дверь и на пороге появится Георгий. Но в дверь входили лишь безликие люди в форме, приносившие секретные пакеты по урановой проблеме, да врачи, сочувственно качавшие головами после каждого осмотра.
Осознание пришло не сразу, оно нарастало постепенно, как холод в нетопленой комнате. Его не отпустят. Сын не приедет. Великий академик остался один. В своей огромной, холодной, позолоченной клетке.
«Ты получил всё, что хотел, Хранитель», — шептал по ночам знакомый Голос Демона. — «Ты получил свой Институт. Ты спас науку. Но ты один. Твоя 'ноосфера' оказалась просто очень большой, холодной и пустой комнатой».
— Нет, — прошептал в темноту 81-летний старик. — Я не один.
Он встал, подошёл к заваленному бумагами столу. Он был прав. Не один. У него оставалась она. Его самая верная и главная спутница. Его миссия. Его последняя любовь. Мысль.
В эти последние месяцы, зная, что конец близок, учёный работал с нечеловеческой, почти юношеской яростью. Он завершил свой титанический труд «Химическое строение биосферы Земли».
И написал своё подлинное завещание. Адресованное не родным — человечеству. Тоненькую, но весящую больше сотен пухлых томов, рукопись: «Несколько слов о ноосфере».
В ней старик изложил всё, что понял за долгую жизнь. Что жизнь — не слепая случайность, а закономерное явление, встроенное в ткань космоса. Что разум человека — не побочный эффект эволюции, а новая геологическая сила, способная изменять лик планеты.
Что человечество, хочет оно того или нет, вступает в новую эру — эру «сферы разума». И что отныне оно само несёт полную ответственность за свой хрупкий дом. За каждый атом. Это было не пророчество. Это был диагноз. И программа действий.
В конце декабря 1944-го случился инсульт. Он лежал в своей постели, парализованный, безмолвный. Он просто смотрел в потолок.
«Ты умираешь, старик», — прошелестел Голос в последний раз. «Да», — подумал Вернадский. «И твоя мысль исчезнет. Твои рукописи сожгут. Твою 'ноосферу' забудут. Победила энтропия. Победил хаос».
Вернадский медленно, с невероятным усилием, сомкнул веки. И едва заметно улыбнулся.
«Ты так ничего и не понял», — подумал он. — «Мысль… не исчезает».
Он умер 6 января 1945 года. Не дожил до Победы, предсказанной им в 1941-м, всего четыре месяца. Не увидел Хиросиму, этот ужасный триумф той силы, которую он помог разбудить. Не обнял сына и дочь. Великий учёный умер в одиночестве.
Эпилог
Что стало с его детьми?
Георгий Вернадский, сын, столкнувшийся с мучительным выбором в кабинете Громыко, прожил долгую и удивительно плодотворную жизнь. Остаться в Америке стало его судьбой.
Там, за океаном, учёный возвысился до звания профессора Йельского университета, став одним из выдающихся историков русского зарубежья. Главным достижением его жизни явилась многотомная «История России» — труд, запечатлевший прошлое родной земли.
Подобно отцу, Георгий сделался Хранителем, но если Владимир Иванович оберегал разум России, то сын посвятил себя сохранению её памяти.
Ушёл из жизни этот историк в 1973 году в США, так и не ступив вновь на родную землю, но посвятив ей каждую мысль, каждый прожитый день.
Нина Вернадская-Толль, дочь Георгия, та самая Ниночка, чьи слёзы лились в Праге, тоже нашла свой путь в Америке.
Врач-психиатр по призванию, она посвятила себя исцелению душ. Замужество стало частью её судьбы, но родовая линия оборвалась. В сердце до конца дней хранилась память о той страшной ночи в Крыму, о последнем отцовском объятии. Скончалась Нина в 1985 году, унеся с собой эти воспоминания.
Выжить удалось обоим. Состояться — тоже. Но навсегда они остались детьми, оторванными от корней, от родной почвы. Такую цену пришлось заплатить всей семье Хранителя за их миссию и судьбу.
…Прошли десятилетия. Сгнили режимы. Рухнули империи. Имена тиранов и комиссаров превратились в пыль. А мир изменился. И он изменился в точности так, как предсказал старик из Борового.
Человечество, своей мыслью и трудом, стало той самой «геологической силой». Мы меняем русла рек, вырубаем леса, загрязняем океаны. Мы держим в руках ту самую атомную энергию, которую он помог создать, и которая может и спасти, и уничтожить.
И сегодня, когда мы говорим об «экологии», об «ответственном потреблении», о «глобальном потеплении», — мы говорим его словами. Мы, сами того не зная, пытаемся построить ту самую ноосферу, о которой он писал в своей холодной комнате.
Именем Вернадского названы горы на Курилах и подлёдный хребет в Антарктиде. Его имя увековечено в названии минерала «вернадит», в именах институтов и научных станций.
Ценой стали семья, личное счастье, сама жизнь. Поражение казалось полным, но только не в главном.
Мысль не исчезла. Идея продолжила жить. Хранитель Разума выполнил свою миссию.
Спасибо всем, кто прошёл этот путь со мной. Спасибо, что читали.
Роман не вызвал такого ажиотажа и отклика, как «Застава Красного Шайтана». Это очевидно. Отличие ощутимо: в нём нет громкой динамики, зато присутствует тишина, сложность, призыв не к эмоциям, а к размышлениям.
В центре повествования — борьба, разворачивающаяся не на рубежах, а в глубинах человеческой души.
Скоро я соберу все главы и сделаю полную электронную версию книги. Её можно будет скачать здесь же, я дам ссылку.
А пока, под этой последней главой, я буду благодарен, если вы просто напишете пару слов. Как вам эта история? Стоило ли оно того?