Когда в субботу утром в дверь позвонили, я ещё не знала, что начинается спектакль. Открыла — на пороге стояла свекровь, две золовки и брат мужа. Лица решительные, в руках пакеты и папки.
— Здравствуй, — свекровь прошла первой, не дожидаясь приглашения. — Нам нужно серьёзно поговорить.
Я стояла в домашнем халате, с чашкой кофе в руке. За окном моросил дождь, в доме пахло свежей выпечкой — утром испекла пирог с яблоками. Обычное субботнее утро. Было.
— Проходите, — отступила в сторону.
Они расселись в гостиной как комиссия. Свекровь во главе, золовки по бокам, брат мужа устроился в кресле, закинув ногу на ногу. Я села напротив, прихлебывая кофе.
— Значит, так, — свекровь достала из папки какие-то бумаги. — Игорь лежит в больнице уже три недели. Серьёзное состояние. Мы, как его кровные родственники, имеем право участвовать в решении вопросов о семейном имуществе.
Я поставила чашку на блюдце. Тихонько, аккуратно.
— Каком имуществе?
— Об этом доме, — старшая золовка обвела рукой гостиную. — О машине. О дачном участке. Всё это нажито в браке, значит, семейное.
— И что вы предлагаете?
Свекровь выпрямилась, глаза заблестели.
— Учитывая состояние сына, нужно всё переоформить. Чтобы в случае... ну, ты понимаешь... не было проблем с наследством.
— То есть вы хотите переоформить имущество на себя? Пока муж ещё жив?
— Мы хотим защитить интересы семьи, — вмешался брат. — Ты же не кровная родственница. А мы — его мать, сёстры, брат. Понимаешь?
Я поняла. Отлично поняла.
Игорь действительно лежал в больнице — попал в аварию три недели назад. Сотрясение, переломы, но врачи говорили, что всё заживёт. Через месяц выпишут. Я каждый день ездила к нему, сидела рядом, привозила домашнюю еду. А его родня за три недели не приехала ни разу. Ни разу не позвонили спросить, как он, что нужно.
И вот теперь явились. Делить.
— Интересное предложение, — я встала, прошлась к окну. — А Игорь в курсе?
— Сыну сейчас не до того, — свекровь замахала рукой. — Он болеет, ему нельзя нервничать. Мы как семья должны всё решить сами.
— Без его участия.
— В его интересах!
Я повернулась к ним. Четыре пары глаз смотрели выжидательно. Младшая золовка уже оглядывала гостиную — оценивала мебель, технику, картины на стенах.
— Вы знаете, что этот дом я купила до брака? На свои деньги?
Свекровь нахмурилась.
— Это неважно. Вы живёте в нём вместе, значит, он семейный.
— Дача тоже моя. Досталась от бабушки. До знакомства с Игорем.
— А машина? — брат наклонился вперёд. — Машина точно в браке куплена. Я помню, три года назад брали.
— Да, в браке. На мои деньги. Я работаю, зарабатываю. Игорь последние два года вообще не работал.
Повисла тишина. Неловкая, тяжёлая.
— То есть ты хочешь сказать, что тут всё твоё? — старшая золовка выпрямилась, голос стал резким.
— Именно это и хочу сказать.
— Врёшь! — свекровь вскочила. — Не может быть! Игорь рассказывал, что вы всё вместе покупали!
— Игорь много чего рассказывал. Но документы говорят другое.
Я прошла в кабинет, достала из сейфа папку. Вернулась, положила на стол. Раскрыла.
— Вот договор купли-продажи дома. Дата — два тысячи пятнадцатый год. Мы познакомились в две тысячи семнадцатом. Видите?
Свекровь схватила бумагу, впилась глазами в строчки. Лицо менялось — от уверенности к недоумению.
— Вот свидетельство на дачу. Оформлена на меня в две тысячи двенадцатом. Наследство от бабушки.
— А машина? — брат не сдавался.
— Машина куплена в кредит. Кредит оформлен на меня. Вот договор. Платежи тоже я вношу. Вот выписка из банка.
Я выкладывала документ за документом. Аккуратно, методично. Договоры, свидетельства, выписки, платёжки. Всё на моё имя. Всё моё.
Родня мужа сидела молча. Свекровь листала бумаги трясущимися руками, золовки переглядывались, брат сжимал кулаки.
— Но вы же муж и жена! — наконец выдохнула младшая золовка. — Должны делиться!
— Должны. Когда есть что делить. Но в нашем случае делить нечего. Всё записано на меня. Официально, документально.
— Ты специально так сделала! — свекровь швырнула папку на стол. — Хитрая! Всё на себя переписала, чтобы сыну ничего не досталось!
— Я ничего не переписывала. Я просто изначально всё покупала на свои деньги и оформляла на себя. Это законно.
— А почему? — старшая золовка наклонилась, глаза сузились. — Почему не оформляла совместно? Не доверяла мужу?
Хороший вопрос. Очень хороший.
— Потому что у Игоря до меня было два брака. И в обоих случаях жёны после развода оставались ни с чем. Он очень талантливо умел переписывать всё на родственников перед разводом. А потом делить было нечего.
Свекровь побледнела.
— Ты что несёшь?!
— Правду. Его первая жена, Марина, вкладывала деньги в квартиру. Перед разводом он переоформил её на вашу младшую дочь. Вторая жена, Света, помогала купить машину. Он продал её за день до развода, деньги отдал вам на хранение. Они так и не вернулись к Свете.
Тишина. Слышно, как капает дождь за окном.
— Врёшь, — прошептала свекровь, но голос дрогнул.
— Я разговаривала с обеими. Перед тем как выходить замуж за Игоря. Хотела понять, с кем связываю жизнь. Они мне всё рассказали. Про ваши семейные схемы. Как вы помогаете сыну "защищать имущество" от жён.
Брат встал резко, стул скрипнул.
— Значит, ты с самого начала планировала защититься? Изначально не доверяла?
— Я просто предусмотрительная. Игорь хороший человек, но у него очень активная родня. Которая считает, что всё нажитое в браке должно оставаться "в семье". То есть у вас.
Золовки переглянулись. Младшая опустила глаза — та самая, на которую была переоформлена квартира первой жены.
— Ты расчётливая стерва, — процедила свекровь. — Холодная, бессердечная...
— Я просто защитила то, что заработала. Игорь за пять лет брака не вложил в наше хозяйство ни копейки. Я его содержала, кормила, одевала. Я оплачивала счета, кредиты, ремонты. Он жил как у Христа за пазухой.
— Он твой муж! Ты обязана!
— Обязана заботиться. Но не обязана позволять грабить себя.
Свекровь схватила сумку, вскочила.
— Всё. Я так не оставлю. Мы найдём способ. У Игоря есть права на половину нажитого в браке!
— Нажитого чего? — я развела руками. — Назовите хоть один предмет, который он купил за эти пять лет. Хоть один.
Молчание.
— То-то же. Можете судиться, если хотите. Все документы у меня. Все чеки, все платёжки. Я веду учёт расходов с первого дня брака. Знаете, на всякий случай.
— Но он же в больнице лежит! — младшая золовка всплеснула руками. — Ты так спокойно обо всём говоришь, а он страдает!
— Я каждый день езжу к нему. Провожу там по пять часов. Приношу еду, лекарства, книги. А вы были хоть раз?
Снова молчание.
— Вот именно. Вас он не интересовал, пока не решили, что можно поживиться.
Свекровь развернулась к выходу, за ней потянулись остальные. У двери она обернулась.
— Когда Игорь выздоровеет, он узнает, кто ты на самом деле. И тогда посмотрим.
— Он и так знает. Я ничего не скрывала. Все документы оформлялись при его полном ведома. Он сам предложил.
Свекровь замерла.
— Что?
— Игорь сам сказал: "Покупай на себя, оформляй как хочешь. У меня и так проблем хватает с бывшими жёнами". Он прекрасно понимал ситуацию. И согласился.
Брат шагнул вперёд.
— Значит, ты его подговорила! Настроила против семьи!
— Я ничего не делала. Просто не хотела повторять судьбу Марины и Светы. Игорь это уважал.
Они ушли. Хлопнула дверь, затихли шаги на лестнице. Я вернулась в гостиную, собрала документы, убрала в папку. Руки не дрожали. Внутри было странное спокойствие.
Через час позвонил телефон. Игорь. Голос слабый, но встревоженный.
— Мама только что звонила. Сказала, что ты выгнала их из дома. Устроила скандал. Это правда?
— Не совсем так. Они приехали делить наше имущество. Я показала документы. Оказалось, делить нечего.
Пауза.
— Они... они опять за своё?
— Опять.
Он тяжело выдохнул.
— Прости. Я думал, после того случая с первой женой они поняли... Но нет.
— Всё нормально. Я справилась.
— Знаю. Ты всегда справляешься.
Мы помолчали. За окном дождь усиливался, барабанил по стёклам.
— Слушай, — голос Игоря стал серьёзным. — Когда я выпишусь, нам нужно поговорить. Серьёзно.
— О чём?
— О многом. О нас. О семье. О будущем.
Что-то в его интонации насторожило меня. Что-то новое, чего раньше не слышала.
— Ты о чём?
— Приезжай завтра. Поговорим. Есть вещи, которые я должен тебе сказать.
Он положил трубку.
Я стояла с телефоном в руке и думала — что он имел в виду? Какие вещи? И почему голос звучал так... странно?