Мы были женаты уже пять лет, и наша жизнь казалась мне образцом стабильности и уюта. Хорошая работа, просторная двухкомнатная квартира в спальном районе, предсказуемые выходные. Я думал, это и есть счастье — спокойное, тихое, без драм и потрясений.
Лена была душой нашего дома. Она умела создавать уют из ничего, превращая обыденность в маленький праздник. Рядом с ней я чувствовал себя спокойно и уверенно, как за каменной стеной. Я любил её тихую улыбку, то, как она щурилась на солнце, её привычку оставлять мне записки на холодильнике. Мне казалось, я знаю о ней всё. Как же я ошибался...
Моя мама жила в соседнем доме. После смерти отца я уговорил её переехать поближе. Она обожала Лену, по крайней мере, мне так казалось. Называла её не иначе как «доченька», постоянно передавала домашние пироги и соленья, звонила по несколько раз в день, чтобы просто спросить, как дела. Иногда её забота казалась чрезмерной, но я списывал это на одиночество. Лена всегда была с ней вежлива и приветлива, выслушивала её долгие рассказы о соседях и ценах на рынке, благодарила за угощения. Идеальная невестка для идеальной свекрови. Наш маленький мир казался мне гармоничным.
В тот день мама позвонила, когда мы завтракали. Её голос, как всегда, был бодрым и полным энтузиазма.
— Андрюша, Леночка, привет, мои дорогие! — защебетала она в трубку. — У меня для вас новость — просто бомба!
Я включил громкую связь. Лена подняла на меня глаза и слабо улыбнулась.
— Доброе утро, Анна Петровна, — сказала она спокойно.
— Я тут подумала, вы столько работаете, совсем себя не жалеете. А лето ведь! Надо отдыхать! Я вам путевку на море подарю! На двоих, конечно. На целых десять дней!
Внутри у меня что-то радостно ёкнуло. Отпуск. Мы с Леной действительно давно никуда не выбирались, постоянно откладывая то на ремонт, то на новую машину.
— Мам, это… это очень щедро, — пробормотал я, растерявшись. — Спасибо огромное!
— Ой, да что там! — отмахнулась она. — Для своих детей ничего не жалко. Я уже и отель присмотрела, всё включено, первая линия! Шикарное место! Я подумала… может, я с вами поеду? Втроём веселее будет! Помогу вам там, присмотрю, чтобы не обгорели.
Втроём? С мамой? — мелькнула у меня мысль, но я тут же её отогнал. Ну а что такого? Она хочет провести с нами время. Это же семья.
Я посмотрел на Лену. Её улыбка застыла, стала какой-то натянутой. Она медленно помешивала ложкой уже остывший кофе.
— Лен, ты как? — спросил я. — По-моему, отличная идея.
Она перевела на меня взгляд. В её глазах на секунду промелькнуло что-то странное, какая-то тень, но тут же исчезла.
— Да… конечно, — тихо ответила она. — Спасибо, Анна Петровна. Это очень мило с вашей стороны.
— Вот и умничка! — обрадовалась мама. — Тогда я всё бронирую! Ура! Едем на море!
Она повесила трубку, а в кухне повисла тишина. Солнечный свет больше не казался таким радостным. Лена встала, молча убрала свою чашку в раковину и вышла из кухни. Я остался сидеть один, чувствуя смутную, необъяснимую тревогу. Но я убедил себя, что это просто усталость. Всё хорошо. У нас всё хорошо.
Подготовка к отпуску превратилась в мамин сольный проект. Она звонила по десять раз на дню, решая вопросы, которые, казалось, вообще не требовали решения. Какой солнцезащитный крем лучше купить, какие полотенца брать, стоит ли брать с собой маленький чайник. Я терпеливо отвечал, стараясь поддерживать её энтузиазм. Лена же, наоборот, как будто отстранилась от всего этого. Она всё больше молчала, вечерами подолгу сидела, уткнувшись в телефон или ноутбук, и на все мои вопросы отвечала односложно: «Всё в порядке», «Я устала», «Ничего не случилось».
Её отстранённость становилась всё заметнее. Раньше мы делились всем, что произошло за день, смеялись над какими-то мелочами, строили планы. Теперь же ужины проходили в тишине. Она механически ела, смотрела куда-то в стену, а потом уходила в свою комнату, ссылаясь на головную боль или работу, которую нужно доделать. Может, она просто не хочет ехать с моей мамой? — думал я, лёжа ночью в кровати и прислушиваясь к её ровному дыханию. Надо было сразу отказаться, сказать, что мы хотим побыть вдвоём. Но как я мог обидеть маму? Она же от чистого сердца…
Однажды я вернулся с работы раньше обычного. Дверь была не заперта, и я тихо вошёл в квартиру. Лена сидела в гостиной с ноутбуком на коленях. Услышав мои шаги, она вздрогнула и резко захлопнула крышку. На её лице было такое выражение, будто её застали за чем-то запретным.
— Привет, — я постарался улыбнуться как можно беззаботнее. — А я пораньше сегодня.
— А, привет, — она тоже попыталась улыбнуться, но вышло натянуто. — Я… я тут тебе сюрприз к отпуску смотрела. Подарок.
— Сюрприз? — я присел рядом на диван. — Это приятно. А что за сюрприз?
— На то он и сюрприз, — она быстро встала. — Пойдём ужинать? Я как раз всё приготовила.
Весь вечер она была неестественно весёлой, щебетала о какой-то ерунде, но её глаза оставались тревожными. Она что-то скрывает. Но что? Неужели у неё кто-то появился? Эта мысль была такой дикой, такой невозможной, что я тут же её отогнал. Это не про мою Лену. Не про нас.
Через пару дней ситуация повторилась. Я зашел на кухню, чтобы налить воды, а она разговаривала по телефону, стоя спиной ко мне.
— …нет, он ничего не знает, — говорила она шёпотом. — Так будет лучше для всех. Главное, чтобы всё получилось. Я сообщу тебе, как только…
Она обернулась и увидела меня. Замолчала на полуслове, лицо её побледнело.
— Всё, пока, — бросила она в трубку и быстро нажала на отбой.
— С кем говорила? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
— С Олей, — тут же ответила она, не глядя мне в глаза. — У неё опять проблемы с её парнем. Просила совета. Ничего важного.
Оля? Но ведь Оля, её лучшая подруга, уехала в командировку на три недели. Она сама мне вчера об этом говорила. — пронеслось у меня в голове. Я ничего не сказал. Просто кивнул и вышел из кухни. Холодный ком подкатил к горлу. Ложь была такой очевидной, такой неумелой, что становилось страшно. Моя тихая, честная Лена врала мне в глаза.
Масла в огонь подливала моя мама. Она приходила почти каждый день, якобы помочь со сборами. На самом деле она ходила по квартире, как ревизор, и отпускала едкие замечания, прикрытые заботой.
— Леночка, ты это платье собираешься брать? — спрашивала она, вытаскивая из шкафа лёгкий летний сарафан Лены. — Оно, конечно, красивое, но не слишком ли открытое для семейного отдыха? Что люди подумают?
Лена молча забирала платье и убирала его обратно вглубь шкафа.
— Ой, а что это ты такая бледная сегодня? Не высыпаешься? Андрюша, ты за ней следи, она себя совсем не бережёт, — говорила мама, обращаясь уже ко мне, как будто Лены и не было в комнате.
Я видел, как у жены сжимались губы, как она старалась не смотреть на мою мать. А я молчал. Я был трусом. Боялся обидеть маму, боялся нарушить хрупкий мир, которого, как оказалось, уже давно не существовало. Я был буфером между ними, и это меня выматывало. Зачем я вообще согласился на эту поездку?
За день до отъезда напряжение в доме достигло предела. Чемоданы стояли собранные в коридоре, как два молчаливых укора. Лена почти не выходила из спальни. Я зашел к ней. Она сидела на краю кровати и смотрела в окно.
— Лен, может, поговорим? — начал я. — Что происходит? Я же вижу, что-то не так. Если ты не хочешь ехать…
— Всё так, — перебила она, не поворачиваясь. — Я просто устала. Перелёт, сборы… Всё нормально.
Её голос был холодным и далёким, как будто она говорила из другой комнаты. Я хотел подойти, обнять её, но не решился. Между нами выросла невидимая стена, и я не знал, как её сломать. В этот момент я почувствовал себя самым одиноким человеком на свете. Я сидел в своей собственной квартире, рядом со своей женой, и понимал, что я абсолютно ничего не знаю о том, что творится у неё в душе. Я просто плыл по течению, закрывая глаза на всё, что могло нарушить мой комфорт. И вот теперь это течение принесло меня к водопаду.
Вечером, как вишенка на этом торте из лжи и недомолвок, пришла мама. Она впорхнула в квартиру, сияя от счастья, и протянула мне большой домашний пирог.
— Это вам в дорогу! — провозгласила она. — Чтобы не голодали! Ну что, мои дорогие, готовы? Завтра в это время уже будем на море! Я так рада, что мы поедем втроём, как настоящая, дружная семья!
Она произнесла это слово — «втроём» — с таким нажимом, с таким торжеством, что оно прозвучало как приговор.
И в этот момент Лена, которая до этого молча сидела на диване, медленно подняла голову. Впервые за много недель её взгляд был абсолютно ясным, прямым и острым, как лезвие. Она посмотрела сначала на мою мать, потом на меня. Её губы тронула странная, горькая усмешка.
— Поедем втроём? — тихо, но отчётливо произнесла она. — Тогда лучше вчетвером — мою маму тоже возьмём!
Воздух в комнате будто застыл. Мама сначала не поняла. Она растерянно моргнула, её счастливая улыбка сползла с лица.
— Что? — переспросила она. — Какую ещё маму? Леночка, ты что такое говоришь?
И тут до неё дошло. Лицо её исказилось от ярости. Она шагнула к Лене, её обычно ласковые глаза превратились в две ледяные щели.
— Да как ты смеешь! — прошипела она, хватая Лену за руку. — Ты в своём уме?! Насмехаться вздумала?!
Я вскочил, собираясь их разнять, но не успел. Лена спокойно, без всяких усилий, высвободила свою руку. Она встала, и теперь они стояли лицом к лицу. Но смотрела Лена не на мою мать. Она смотрела на меня. И в её взгляде была такая бездна боли и разочарования, что у меня перехватило дыхание.
— Твою маму мы берём с собой, — её голос звенел от сдерживаемых слёз, но не дрожал. — Потому что она — твоя семья. Ты её любишь и о ней заботишься. И это правильно. А моя мама…
Она сделала паузу, и в этой паузе, казалось, уместилась целая вечность.
— Моя мама умерла пять лет назад, Андрей. Ровно в день нашей с тобой свадьбы.
Я остолбенел. Слова застряли у меня в горле. Что? Как умерла? Я… я не знал…
— Я провела всю ночь перед росписью в больнице, держа её за руку, — продолжала Лена, и по её щеке покатилась первая слеза. — Она умерла на рассвете. А я поехала в ЗАГС, потому что не хотела портить тебе праздник. Наш праздник. Я улыбалась, фотографировалась, принимала поздравления…
Она повернулась к моей матери, которая стояла белая как полотно.
— А вы, Анна Петровна, знали. Вы позвонили мне утром, я всё вам рассказала. И знаете, что вы мне сказали? «Леночка, не говори Андрюше. Не надо портить мальчику такой светлый день. Справишься. Ты же сильная».
Я смотрел то на жену, то на мать. Мир рушился. Основание, на котором я строил свою жизнь, трескалось и рассыпалось в пыль.
— И я справилась, — горько усмехнулась Лена. — Я пять лет носила это в себе одна. А ты, — она снова посмотрела на меня, — ты был так занят своей идеальной жизнью, что даже не заметил, что твоя жена в свой самый счастливый день была мертва внутри.
Она перевела дух.
— А этот отпуск… Эта поездка на море… — она покачала головой. — Это не подарок. Ваша мама, Анна Петровна, вчера мне всё высказала. Когда ты ушёл в магазин. Она сказала, что я тебе не пара. Что я бледная тень, а не жена. Что она нашла для тебя другую, дочку своей подруги, весёлую, румяную, здоровую. И эта поездка — её последний шанс открыть тебе глаза. Чтобы ты сравнил меня, унылую и скучную, с ней, весёлой и заботливой, и понял, как тебе будет хорошо без меня. Она хотела, чтобы я просто исчезла после этого отпуска. Собрала вещи и ушла.
Тишина, которая наступила после её слов, была оглушительной. Я смотрел на свою мать, и её лицо, искажённое злобой и страхом быть раскрытой, было самым уродливым, что я видел в своей жизни.
— Она врёт! — наконец вскрикнула мама. — Андрюша, она всё врёт! Она сумасшедшая! Хочет нас поссорить!
Но я уже не слушал её. Я смотрел на Лену. На её осунувшееся лицо, на тёмные круги под глазами, на то, как дрожат её руки. И я всё понял. Понял и про закрытый ноутбук, и про телефонные разговоры, и про её отстранённость. Она не изменяла мне. Она просто готовилась уйти. Она искала работу в другом городе, чтобы сбежать из этого уютного, благополучного ада.
Лена молча развернулась и пошла в спальню. Через минуту она вышла с небольшой дорожной сумкой в руках. Она не взяла большой чемодан, приготовленный для моря.
— Я не поеду, — сказала она тихо, но твёрдо. Обращалась она ко мне. — Никуда. Я поживу пока у сестры. Вещи заберу позже.
Она подошла к двери. Остановилась на пороге и в последний раз посмотрела на меня.
— Я любила тебя, Андрей. Правда, любила. Но я больше не могу жить во лжи. Не в своей, а в её. — Она кивнула в сторону моей матери. — И в твоей слепоте.
Дверь за ней тихо щелкнула. Этот звук прозвучал для меня как выстрел.
Я повернулся к матери. Она стояла посреди комнаты, сжимая в руках свой несчастный пирог. Её лицо было багровым от гнева.
— Мама, — мой голос дрожал. — Это правда?
— Да! — выкрикнула она, и в её голосе не было ни капли раскаяния, только злость. — Правда! Она тебе не пара! Я тебе жизнь спасала от этой мегеры! Я лучше знаю, что тебе нужно! Я всю жизнь для тебя, а ты…
Я не стал её дослушивать.
— Уходи, — сказал я глухо.
— Что?
— Уходи. Пожалуйста.
Она что-то ещё кричала, обвиняла, оправдывалась, но я не слышал. Я смотрел на два чемодана у двери — большой и поменьше. Памятники несостоявшемуся отпуску и разрушенной жизни. Когда она наконец ушла, хлопнув дверью, я остался один в оглушительной тишине. Воздух в квартире пах её пирогом, и от этого запаха домашнего уюта меня мутило. Я подошёл к дивану, где всего час назад сидела Лена, и увидел её ноутбук. Открытый. На экране был сайт по поиску работы. Анкета. И выбранный город — за тысячу километров отсюда. Она не просто готовилась. Она уже всё решила. Этот скандал лишь ускорил неизбежное. Я медленно опустился на диван. Впервые за пять лет я по-настоящему увидел свою квартиру. И понял, что почти ничего в ней не выбирал сам. Шторы, которые «так освежают комнату», выбрала мама. Диван, «очень практичный и немаркий», тоже её идея. Картина на стене — её подарок. Я жил в декорациях, выстроенных моей матерью, играя роль счастливого мужа и сына, и даже не замечал, что главный человек в моей жизни медленно умирает рядом со мной от одиночества. Я взял в руки телефон. Экран осветил моё лицо. Я нашёл её номер. Я не знал, ответит ли она. Не знал, смогу ли я найти слова. Я не собирался просить её вернуться. Я просто должен был извиниться. За свою слепоту. За свою трусость. За пять лет украденной у неё жизни. Я нажал на вызов. Длинные, мучительные гудки разрывали тишину пустой квартиры.