Суд назначили через месяц. За это время я собрала все доказательства: скриншоты постов, письмо на работу, показания начальницы, запись разговора с Виктором, который согласился выступить свидетелем. Юрист составила крепкий иск.
Начало этой истории читайте в первой части.
Тамара Ивановна на суд пришла в чёрном костюме, с напряжённым лицом. Игорь сидел рядом, сутулясь. Они явно не ожидали, что я решусь на суд.
Судья выслушала обе стороны. Юрист Тамары Ивановны — пожилой мужчина с усталым видом — пытался доказать, что его подзащитная просто переживала за сына, что она не хотела никому навредить.
Мой юрист предъявила доказательства. Посты в соцсетях с клеветой. Письмо на мою работу. Показания Виктора о том, что болезнь была выдумана специально, чтобы выманить деньги.
Когда Виктор выступил, Тамара Ивановна побледнела. Игорь уставился в пол.
— Я пытался остановить сестру, — говорил Виктор. — Но она не слушает. Она одержима идеей, что Алла Сергеевна должна им за годы брака. Хотя, насколько я знаю, именно Алла содержала семью. Игорь до сих пор не может устроиться на нормальную работу.
Судья посмотрела на Тамару Ивановну.
— У вас есть что сказать в своё оправдание?
Тамара Ивановна встала, выпрямилась.
— Она разрушила жизнь моего сына! Он был счастлив, пока она не подала на развод! Она эгоистка, которая думает только о себе!
— Ваш сын совершеннолетний, — сухо заметила судья. — И ответственность за свою жизнь несёт сам. Клевета и попытка мошенничества — это нарушение закона. Независимо от ваших личных переживаний.
Решение огласили через неделю. Тамару Ивановну обязали выплатить мне компенсацию морального вреда — пятьдесят тысяч рублей, а также опубликовать опровержение в той группе, где она писала гадости. Кроме того, ей запретили приближаться ко мне ближе, чем на сто метров, и контактировать со мной любыми способами.
Игорю ничего не присудили — формально он не участвовал в клевете, только в попытке выманить деньги, но доказать его вину было сложнее.
Я вышла из здания суда и глубоко вдохнула. Весна, тёплый ветер, запах цветущих деревьев. Свобода.
— Алла Сергеевна! — окликнул меня Виктор. Он вышел следом, закурил. — Поздравляю. Вы молодец, что не сдались.
— Спасибо вам. Без ваших показаний было бы сложнее.
Он затянулся, выдохнул дым.
— Знаете, я давно хотел поставить Тамару на место. Она всю жизнь командует всеми вокруг, манипулирует, давит. Игоря превратила в тряпку. Мужику сорок лет, а он до сих пор не может без мамы шагу ступить.
— Почему вы раньше молчали?
— Не хотел ссориться с семьёй. Но когда узнал, что они задумали с вами, понял — надо вмешаться. Вы хороший человек, Алла. Не заслужили такого отношения.
Мы попрощались, и я пошла домой. Впервые за полгода я чувствовала, что всё позади. Больше никаких звонков, писем, угроз. Больше никакой Тамары Ивановны в моей жизни.
Прошло три месяца. Я получила от Тамары Ивановны деньги — она выплатила компенсацию частями, явно скрепя сердце. Опровержение опубликовала, коротко и сухо. Больше не появлялась.
Я начала ходить на свидания. Познакомилась с мужчиной на работе — Денисом, он работал в соседнем отделе. Мы встречались пару раз, сходили в кино, в кафе. Ничего серьёзного, но приятно.
Однажды вечером, когда я возвращалась с работы, у подъезда меня ждала женщина. Незнакомая, лет тридцати, в светлом плаще, с коляской.
— Алла? — она подошла ближе. — Я Катя. Мне нужно с вами поговорить.
Я насторожилась.
— О чём?
— Об Игоре. Я... я его девушка. Точнее, была. И мать ребёнка.
Я посмотрела на коляску. Внутри спал младенец, месяцев трёх на вид.
— Садитесь, — я кивнула на лавочку у подъезда. Мы сели. Катя нервно теребила ручку коляски.
— Я встречалась с Игорем два года. Он сказал, что разведён, что у него свободная квартира. Я забеременела. Он сначала обрадовался, потом начал отмахиваться. Когда я родила, он исчез. Телефон не берёт, на сообщения не отвечает. Я пришла к нему домой. Оказалось, он живёт с матерью. Тамара Ивановна открыла дверь, посмотрела на меня и на ребёнка и сказала: «Проваливай. Это не его ребёнок. Докажи сначала, потом приходи».
Я молча слушала, чувствуя, как внутри всё холодеет.
— Я сделала тест ДНК, — продолжила Катя, доставая из сумки бумаги. — Вот результаты. Игорь — отец. Я снова пришла к ним. Тамара Ивановна посмотрела на бумаги и сказала: «Ну и что? Мой сын не обязан содержать каждую, кто от него залетела. Иди в суд, если хочешь». Игорь стоял рядом и молчал. Просто молчал.
Она вытерла слёзы.
— Я подала на алименты. Суд их присудил. Но Игорь не работает официально. Платит копейки. Я одна тяну ребёнка. А потом узнала про вас. От соседки Тамары Ивановны. Она рассказала, как та травила вас, требовала денег. И я подумала — может, вы знаете, как с ними бороться? Как заставить их хоть что-то делать?
Я глубоко вдохнула.
— Катя, мне очень жаль. Но я уже не имею к ним никакого отношения. Я выиграла суд, получила компенсацию и вычеркнула их из своей жизни. Если Игорь не платит алименты, обращайтесь к приставам. Они могут арестовать счета, запретить выезд за границу.
— Я обращалась. Приставы ничего не могут сделать. У Игоря нет официального дохода, нет имущества. Всё оформлено на мать.
— Значит, нужно доказать, что он скрывает доходы. Наймите юриста, пусть проверят. Если он где-то работает неофициально, можно найти.
Катя кивнула, вытерла лицо.
— Спасибо. Я просто... не знала, к кому идти. Подумала, вы поймёте.
— Я понимаю. Игорь и его мать — токсичные люди. Они высасывают из окружающих всё, что можно, и не чувствуют никакой ответственности. Но вы должны бороться. Ради ребёнка.
Она встала, покачала коляску.
— Можно я спрошу... как вы решились? На развод, на суд? Я всё боюсь. Боюсь, что одна не справлюсь.
Я посмотрела на эту молодую женщину, уставшую, испуганную. Она напомнила мне саму себя несколько лет назад — когда я ещё терпела, боялась, не знала, как вырваться.
— Я решилась, когда поняла, что терять мне уже нечего. Что моя жизнь с ними — это не жизнь, а медленное умирание. И что я заслуживаю большего. Вы тоже заслуживаете. И ваш ребёнок заслуживает отца, который отвечает за свои поступки.
Катя кивнула, благодарно улыбнулась и ушла. Я смотрела ей вслед и думала — сколько ещё жертв у этой семейки? Сколько людей они успели сломать, использовать, выбросить?
Вечером я рассказала об этом Денису. Мы сидели у меня на кухне, пили чай.
— Ничего себе история, — он покачал головой. — Твой бывший — тот ещё экземпляр.
— Да уж. Самое страшное, что он искренне не понимает, что делает что-то не так. Для него это норма — жить за чужой счёт, не отвечать за последствия. Мама его так воспитала.
— А ты не жалеешь, что столько лет потратила на него?
Я задумалась.
— Знаешь, раньше жалела. Очень. Но теперь думаю — это был опыт. Горький, но нужный. Я поняла, чего не хочу. Научилась ставить границы, говорить «нет», защищать себя. Если бы не тот брак, я бы, может, до сих пор была мягкой тряпкой, которая всем угождает.
Денис улыбнулся.
— Ты не тряпка. Ты сильная. Мне это в тебе и нравится.
Через месяц Катя снова вышла на связь. Написала в соцсети. Она наняла юриста, нашла доказательства, что Игорь работает грузчиком без оформления. Суд пересмотрел размер алиментов, назначил адекватную сумму. Приставы начали работать активнее.
«Спасибо вам, — писала она. — Если бы не наш разговор, я бы не решилась. Вы меня вдохновили».
Я улыбнулась, глядя на сообщение. Значит, мой опыт помог кому-то ещё.
Прошёл год. Я и Денис стали встречаться серьёзно. Он познакомился с моими родителями, я — с его дочкой от первого брака. Мы планировали съехаться через полгода.
Однажды весенним вечером, когда мы гуляли по парку, я увидела их. Тамару Ивановну и Игоря. Они сидели на лавочке, Игорь что-то быстро говорил, Тамара Ивановна качала головой. Оба выглядели постаревшими, усталыми.
Я на секунду замерла. Денис почувствовал, сжал мою руку.
— Это они?
— Да.
— Хочешь обойти?
Я посмотрела на них. И поняла — мне всё равно. Совсем всё равно. Никакой злости, никакой обиды, никаких эмоций. Они стали для меня просто чужими людьми. Прохожими.
— Нет. Пойдём мимо.
Мы прошли мимо лавочки. Тамара Ивановна подняла глаза, увидела меня. Лицо её дёрнулось. Игорь тоже посмотрел, отвёл взгляд.
Мы с Денисом прошли дальше, не останавливаясь. И я вдруг почувствовала лёгкость. Настоящую, чистую лёгкость. Как будто с плеч свалился тяжеленный рюкзак.
— Знаешь, — сказала я, — иногда самое сложное — это отпустить. Не мстить, не доказывать, не пытаться изменить людей. Просто отпустить и идти дальше.
— Мудрые слова, — Денис поцеловал меня в висок. — Пойдём, я угощу тебя мороженым.
Мы свернули к кафе. За спиной осталась лавочка с двумя людьми, которые когда-то занимали огромное место в моей жизни. А теперь не занимали никакого.
Через полгода мне снова написала Катя. У неё появился молодой человек, который принял её и ребёнка. Игорь платил алименты — нерегулярно, но платил. Тамара Ивановна больше не лезла.
«Жизнь налаживается, — писала Катя. — Я счастлива. Спасибо вам за то, что показали, что можно жить по-другому».
Я перечитала сообщение и подумала — вот ради чего стоило пройти через всё это. Ради того, чтобы не просто самой вырваться, но и показать другим, что это возможно. Что токсичные люди не имеют власти над тобой, если ты сам им эту власть не даёшь.
А ещё через год я выходила замуж за Дениса. Маленькая свадьба, только близкие. Родители, друзья, его дочка. Никаких бывших, никаких токсичных родственников. Только люди, которые любят и поддерживают.
Когда мы танцевали первый танец, я посмотрела на гостей. Мама улыбалась, вытирая слёзы. Света показывала большой палец вверх. Денисова дочка Маша хлопала в ладоши. И я подумала — вот оно. Настоящее счастье. Не показное, не вымученное. Простое, тихое, настоящее.
После свадьбы мы улетели в небольшое путешествие — всего на неделю, в Грузию. Гуляли по Тбилиси, ели хинкали, пили вино, смотрели на горы.
Однажды вечером, сидя на террасе отеля, я получила сообщение от незнакомого номера.
«Алла, это Игорь. Поздравляю с свадьбой. Желаю счастья. Прости за всё».
Я показала сообщение Денису.
— Что ответишь?
Я подумала. Потом набрала: «Спасибо. Прощаю. Будь счастлив и ты».
Денис удивлённо посмотрел на меня.
— Правда простила?
— Да. Злиться больше нет сил и желания. Он просто слабый человек. Всю жизнь прожил под каблуком матери, так и не научился отвечать за себя. Мне его даже жаль немного.
— Ты удивительная, — Денис обнял меня. — Не каждый способен так отпустить обиды.
— Я не хочу тащить этот груз дальше. Хочу жить легко. С тобой. Без прошлого за плечами.
Мы сидели, глядя на закат над горами. И я чувствовала — всё правильно. Все решения, которые я приняла, все шаги, которые сделала, привели меня сюда. К этому человеку, к этой жизни, к этому покою.
Когда мы вернулись домой, меня ждало письмо. От Виктора, брата Тамары Ивановны. Он писал, что Тамара тяжело заболела — на этот раз по-настоящему. Игорь не справляется с уходом, денег на лечение нет. Виктор помогает, но его возможности ограничены.
«Я не прошу вас помочь финансово, — писал он. — Понимаю, что после всего, что было, вы не обязаны. Просто хотел, чтобы вы знали. Тамара часто вспоминает вас. Говорит, что была неправа. Что сожалеет. Если захотите проститься — Игорь передаст координаты больницы».
Я перечитала письмо несколько раз. Денис читал через моё плечо.
— Что будешь делать?
— Не знаю, — я отложила телефон. — С одной стороны, она причинила мне столько боли. С другой... она старая, больная. И, кажется, правда раскаялась.
— Решать тебе. Я поддержу любой выбор.
Я думала три дня. И в итоге решила — поеду. Не ради неё. Ради себя. Чтобы закрыть эту главу окончательно, без недосказанности.
Больница была в соседнем районе. Я пришла днём, нашла нужную палату. В палате лежало четыре человека, Тамара Ивановна была у окна. Худая, седая, с трубками. Игорь сидел рядом, листал телефон.
Когда я вошла, он поднял голову, удивлённо замер.
— Алла?
Тамара Ивановна повернула голову. Глаза её расширились.
— Ты... пришла?
Я подошла ближе, села на стул.
— Виктор написал. Сказал, что вы хотели меня видеть.
Тамара Ивановна закрыла глаза, по щекам покатились слёзы.
— Прости меня. Пожалуйста, прости. Я была ужасной. Эгоистичной, злой, манипулятивной. Я разрушила твою жизнь. И жизнь своего сына. Я думала, что делаю лучше, а сделала только хуже.
Я молчала, не зная, что ответить.
— Я всю жизнь боялась остаться одна, — продолжала она. — Поэтому держала Игоря при себе. Не давала ему повзрослеть. А когда ты появилась, испугалась, что он уйдёт. И начала вас разрушать. Прости. Прости, пожалуйста.
Она плакала, и я видела — это искренне. Не манипуляция. Настоящее раскаяние.
— Я прощаю, — сказала я тихо. — Правда прощаю. Но это не значит, что я забуду. Или что мы станем близкими. Просто... я отпускаю обиду. Ради себя.
Тамара Ивановна кивнула.
— Спасибо. Этого достаточно.
Я посидела ещё минут десять, потом встала.
— Выздоравливайте. Искренне желаю.
Игорь проводил меня до выхода.
— Алл, спасибо, что пришла. Для мамы это много значит.
— Я пришла не ради неё. Ради себя. Чтобы закрыть эту историю.
Он кивнул.
— Ты была права. Во всём. Я слабак. Всю жизнь прятался за маму, за тебя. Не умею жить самостоятельно. Катя, дочка... я облажался по полной.
— Игорь, тебе сорок два года. Ещё не поздно всё изменить. Устройся на нормальную работу, начни платить алименты сам, без судов. Стань отцом своему ребёнку. Это в твоих силах.
— Постараюсь.
Я вышла из больницы и глубоко вдохнула. Весенний воздух, запах цветов. Новая жизнь.
Вечером я рассказала обо всём Денису.
— Как себя чувствуешь?
— Свободной. По-настоящему свободной. Я простила не потому, что она заслужила. А потому, что я заслужила покой.
Он обнял меня.
— Ты невероятная.
Прошло ещё полгода. Тамара Ивановна выздоровела, выписалась. Виктор написал, что она изменилась — стала тише, спокойнее. Больше не командует Игорем.
Игорь устроился на работу охранником. Начал регулярно платить алименты. Попросил Катю разрешить видеть дочку. Катя согласилась — под её присмотром.
А я... я жила. Просто жила. Работала, строила отношения с Денисом и его дочкой, встречалась с друзьями, ходила на йогу. Купила себе абонемент в бассейн, о котором мечтала десять лет.
Однажды, когда я плыла в бассейне, я вдруг подумала — если бы мне год назад сказали, что я буду здесь, в этой жизни, я бы не поверила. Казалось, что выхода нет. Что я навсегда застряла в токсичных отношениях, в роли жертвы.
А я вышла. Сделала шаг. Потом ещё один. И ещё. И оказалась здесь — свободной, счастливой, любимой.
И это лучшее, что я могла для себя сделать.