И мы бежим. Бежим через поле к лесу, где в деревьях застряло голубое сияние. Мальчишка держит меня за руку, и его ладонь горячая и влажная от волнения. Мы добегаем до края леса, и там, в небольшой воронке...
Я проснулась. Сердце колотилось как бешеное. Вспомнила! Костя! Мальчишку звали Костя!
Мы подружились в первый же день в лагере. Он был из Красноярска, я из Свердловска. Оба помешаны на астрономии — в пятнадцать я уже знала все созвездия северного полушария, а он мог часами рассказывать про метеориты. И мы дали друг другу клятву — если увидим падающую звезду, обязательно найдем ее, что бы ни случилось.
И мы ее нашли. В ту августовскую ночь мы действительно добежали до метеорита. Он лежал в небольшой воронке, еще теплый, и светился мягким голубым светом. Мы сидели рядом с ним до рассвета, держась за руки и загадывая желания. Я загадала стать астрономом и открыть новую звезду. А Костя... что загадал Костя?
Утром нас нашли вожатые. Был грандиозный скандал, родителей вызывали, грозились исключить из пионеров. А потом приехали какие-то дяди в черных "Волгах", долго с нами разговаривали. Сказали, что мы ничего не видели, что нам все приснилось. И что если мы будем хорошими детьми и никому ничего не расскажем, то когда вырастем, сможем стать настоящими учеными.
Мы пообещали молчать. А потом смена кончилась, и мы разъехались. Адресами не обменялись — вожатые не разрешили. Только пообещали друг другу, что когда вырастем, обязательно встретимся и найдем наш метеорит снова.
Боже, как я могла это забыть?
На следующий день я не пошла на работу. Впервые за пять лет. Позвонила, сказала, что приболела. Семен Маркович удивился — я никогда не болела.
— Вероника, ты это... если что надо, говори. Может, врача вызвать?
— Не надо, Сема. Просто отлежусь денек.
Но лежать я не собиралась. Достала из антресолей рюкзак, который не доставала со студенческих времен. Собрала теплые вещи, фонарик, термос. В сберкассе сняла все накопления — триста рублей. На билет до Красноярска хватит.
Что я делаю? — спрашивала себя, пакуя вещи. Еду черт знает куда по записке незнакомца. Хотя... уже не незнакомца. Это Костя. Это должен быть он. Кто еще мог знать?
В поезде я не спала. Смотрела в окно на проносящиеся леса и думала. Двадцать лет. Двадцать лет я прожила, забыв о самом важном обещании в своей жизни. Как такое возможно? Те дяди в черных "Волгах" — они что-то сделали с нашей памятью? Гипноз? Или это сам метеорит так повлиял?
От Красноярска пришлось добираться на попутках. Водитель лесовоза, подвозивший меня последние километры, смотрел с подозрением:
— Ты это, девка, точно знаешь, куда едешь? Там же глухомань, даже лесники не ходят.
— Знаю, — соврала я.
Он высадил меня на развилке, показал направление и уехал, качая головой. Я пошла по заросшей тропе. По карте и по ориентирам, что на ходу объяснил водитель лесовоза, я вышла на небольшую поляну, окруженную старыми кедрами. В центре поляны все еще была видна воронка, заросшая иван-чаем.
И там, на поваленном дереве, сидел он. Костя. Теперь я узнала его сразу, хотя прошло столько лет. Тот же вихор на макушке, только теперь с проседью. Те же серые глаза с прищуром.
— Привет, Вероника, — сказал он просто, как будто мы расстались вчера.
— Привет, Костя.
Мы смотрели друг на друга, и двадцать лет как будто схлопнулись в одну секунду.
— Я искал тебя, — сказал он. — Двадцать лет искал. Обошел все планетарии страны. Знал, что ты обязательно будешь работать там, где звезды. На прошлой неделе наконец нашел.
— Почему ты не подошел сразу? Не сказал, кто ты?
— А ты бы поверила? Ты же не помнила. Я видел по твоим глазам — не помнила совсем. Пришлось... напомнить.
— Метеорит, — сказала я. — Он ведь все еще здесь?
Костя кивнул и встал:
— Пойдем. Он ждал нас.
Мы спустились в воронку. Под слоем мха и опавших листьев что-то слабо светилось голубым. Костя разгреб листья, и я увидела его — наш метеорит. Такой же, как двадцать лет назад. Теплый, гладкий, пульсирующий слабым светом.
Я протянула руку и коснулась его. И в тот же момент...
В школе иногда бывает окно между уроками — короткое, а ты выходишь на улицу, и мир вдруг огромный, пахнет листвой, свободой и чем-то неизвестным. Вот это чувство вернулось ко мне. Полностью, целиком, как будто двадцати лет усталости, разочарований и компромиссов не было.
— Он особенный, — сказал Костя. — Я много лет изучал метеориты, стал геологом. Но такого больше не встречал. Он как будто... живой. И он помнит тех, кто к нему прикасался с чистым сердцем.
— Те люди в черных машинах...
— Не смогли его забрать. Приехали сюда, но метеорит для них был просто камнем. Холодным, обычным. Они решили, что экспедиция ошиблась, и уехали. А он остался ждать. Нас.
Я села прямо на землю, не заботясь о своем единственном приличном пальто. Костя сел рядом.
— Помнишь, что мы тогда загадали? — спросил он.
— Я хотела стать астрономом и открыть новую звезду.
— А я загадал, чтобы мы с тобой встретились снова. И чтобы ты исполнила свою мечту.
Я посмотрела на него. На этого странного мужчину, который двадцать лет искал девчонку из пионерского лагеря.
— Костя, а что теперь? Мне тридцать пять. Какой из меня астроном?
— А почему нет? — он улыбнулся. — Я работаю в экспедициях по поиску метеоритов. Нам всегда нужны специалисты по астрономии. Настоящие специалисты, которые любят звезды, а не просто отбывают номер.
— Но я же...
— Ты — та самая Вероника, которая в пятнадцать лет знала все созвездия. Которая могла часами рассказывать про Туманность Андромеды. Которая не побоялась ночью бежать через поле к упавшей звезде. Эта Вероника никуда не делась. Просто заснула на двадцать лет.
Метеорит под моей рукой потеплел, запульсировал сильнее. И я вдруг поняла — он не просто камень из космоса. Он — напоминание. О том, что мечты не умирают. Они просто иногда засыпают, ждут своего часа.
— Знаешь, — сказала я, — в планетарии есть купол, через который видно настоящее небо. Маленький, в подсобке. Семен Маркович показывал. Иногда я забиралась туда ночами и смотрела на звезды. И думала — неужели это все? Неужели вся моя жизнь — это рассказывать школьникам про Большую Медведицу?
— Это не все, — Костя взял меня за руку. Точно так же, как тогда, двадцать лет назад. — Это только начало. Знаешь, сколько метеоритов падает каждый год? И каждый — это загадка, история, послание из космоса. Мы могли бы искать их вместе.
— Мы?
— Ну, если ты согласишься. Работа тяжелая — тайга, тундра, болота. Зато настоящая.
Я засмеялась. Впервые за много лет засмеялась искренне, от души.
— Знаешь, что самое смешное? Я живу на улице Космонавтов, работаю в планетарии, но звезд толком не видела уже лет десять. Город, смог, фонари.
— А здесь, — Костя показал наверх, где между кедровыми ветками проглядывало темнеющее небо, — здесь ночью видно все. Даже Млечный Путь.
Мы просидели у метеорита до темноты. Костя рассказывал о своих экспедициях, о найденных и потерянных метеоритах, о тайге и тундре. А я рассказывала о планетарии, о Семене Марковиче, о своей тоскливой жизни, которая вдруг перестала казаться такой уж безнадежной.
Когда стемнело, метеорит засветился ярче. И звезды над поляной вспыхнули так, как не вспыхивают над городом никогда. Я откинулась на спину, смотрела в небо и чувствовала себя той пятнадцатилетней девчонкой, для которой все еще было возможно.
— Вероника, — позвал Костя.
— Что?
— Смотри, падающая звезда!
Я проследила взглядом за тонкой светящейся линией, прочертившей небо.
— Загадывай желание, — сказал Костя.
Я загадала.
— Знаешь, — сказала я, — в планетарии есть поговорка: "Звезды светят для тех, кто умеет смотреть".
— И что?
— А то, что я двадцать лет смотрела не туда. На потолок вместо неба. На прошлое вместо будущего.
Метеорит между нами пульсировал ровным голубым светом, как маленькое космическое сердце. И я подумала — может, он для того и упал тогда, в августе шестьдесят пятого? Чтобы два помешанных на звездах ребенка дали друг другу обещание. И чтобы один из них сдержал его за двоих.
Утром мы вернемся в город. Я напишу заявление об увольнении, Семен Маркович покрутит пальцем у виска, но благословит. Соберу свои немногие вещи, закрою квартиру на улице Космонавтов. И уеду искать падающие звезды с человеком, который помнил меня все эти годы.
А метеорит? Метеорит останется здесь, в тайге. Ждать следующих мечтателей. Потому что звезды — они ведь для всех светят. Просто не все умеют смотреть.
Но я научилась. Снова научилась. И моя звезда — не на небе. Она сидит рядом со мной, держит за руку и упрямо не сдается уже двадцать лет.
Звезда по имени Костя.
Хотя нет. Есть ведь еще одна звезда. Та, которую я, оказывается, носила в себе все эти годы. Просто забыла, как она светит.
Звезда по имени Вероника.
__________________________________________________________________________________________