Планетарий пах пылью и старым деревом — запах, который я научилась любить за пять лет работы здесь. Хотя какая это работа? Талдычить одно и то же изо дня в день группам школьников, которым интереснее щелкать жвачкой, чем слушать про созвездия. Впрочем, пенсионеры слушали внимательнее, но и они приходили скорее от скуки, чем из любви к астрономии.
— И вот перед вами созвездие Большой Медведицы, — я включила световую указку, и бледное световое пятно поползло по куполу. — Семь ярких звезд, которые древние греки...
В последнем ряду опять сидел он. Седьмой день подряд. Мужчина лет сорока в потертой кожаной куртке, с лицом, обветренным так, будто он только что вернулся из геологической экспедиции. Или из мест не столь отдаленных — в наше время всякое бывает. Смотрел он не на купол, где я водила указкой, а прямо на меня. Пристально, не мигая.
Я сбилась, забыла, что говорила про древних греков.
— Так вот, греки считали... считали, что это нимфа Каллисто, превращенная ревнивой Герой в медведицу...
Господи, ну что ему от меня надо? Может, влюбился? Да бросьте, на что тут влюбляться — тридцать пять лет, разведенка, вечно в одном и том же сером костюме, который купила еще в восемьдесят втором. Волосы собраны в пучок, никакой косметики — все равно в темноте не видно.
После лекции я специально задержалась, перебирая свои бумажки на кафедре. Пенсионеры потянулись к выходу, обсуждая, успеют ли в гастроном до закрытия — там селедку иваси выбросили. Школьники убежали с гиканьем. А мужчина остался сидеть.
— Простите, — окликнула я его, стараясь, чтобы голос звучал строго, как у завуча нашей школы Антонины Павловны. — Планетарий закрывается.
Он встал, но к выходу не пошел. Вместо этого спустился по ступенькам прямо ко мне. Вблизи стало видно — глаза у него серые, с прищуром, и морщинки в уголках, как у человека, который много улыбается. Или много щурится на солнце.
— Вероника Андреевна, — сказал он, и у меня мурашки побежали по спине. Откуда он знает мое отчество? На афише у входа — только имя и фамилия.
— Мы знакомы? — я попятилась, нащупывая в кармане ключи. С ключами в кармане как-то спокойней.
— Вы не помните, — это был не вопрос, а констатация факта. Он полез во внутренний карман, и я вся напряглась, но достал он всего лишь сложенный листок. — Это вам.
Положил бумажку на кафедру и ушел. Вот так просто — развернулся и вышел, оставив меня в полной растерянности.
Я развернула листок. На нем аккуратным почерком были написаны цифры: 58°15'43" с.ш. 92°47'21" в.д.
Координаты. Ну надо же, странный тип с географическим уклоном.
— Вероника, ты чего тут в потемках сидишь? — в зал заглянул Семен Маркович, наш старший научный сотрудник. Ему было под семьдесят, но он до сих пор приходил каждый день, хотя мог бы давно на пенсии сидеть. — Я уже закрываю.
— Сема, глянь-ка, — я протянула ему листок. — Тут один человек ходит на все лекции, сегодня вот это оставил.
Семен Маркович нацепил очки, висевшие у него на шнурке, посмотрел на цифры, потом достал из кармана халата вечную свою логарифмическую линейку — анахронизм, которым он упорно пользовался вместо калькулятора.
— Это где-то в Красноярском крае, — пробормотал он, что-то прикидывая. — В тайге. Погоди-ка... Вероника, а какой сейчас год?
— Вы что, Сема, склероз? — я усмехнулась. — Восемьдесят пятый.
— Значит, двадцать лет прошло... — он снял очки и посмотрел на меня с каким-то странным выражением. — Ты не помнишь? В шестьдесят пятом, как раз в этих координатах, упал метеорит. Тунгусский-2 его неофициально называли, хотя масштаб, конечно, несопоставимый. Я тогда еще молодой был, хотел в экспедицию ехать, да жена не пустила — дочка маленькая была.
— И что, этот метеорит нашли?
— Официально — нет. Экспедиция вернулась ни с чем, сказали, что ошибка в расчетах, ничего там нет. Но ходили слухи... — Семен Маркович понизил голос, хотя мы были одни в огромном зале. — Что нашли-то нашли, но потом все завернули. Потому что метеорит был странный.
— В смысле странный?
— Ну, байки разные рассказывали. Что люди, которые к нему приближались, начинали видеть вещие сны. Что он светился по ночам. Что возле него компасы сходили с ума, хотя никакой магнитной аномалии приборы не фиксировали. Но это все разговоры, — он махнул рукой. — А твой поклонник, выходит, из тех, кто в эти байки верит. Зовет на свидание в тайгу, романтик.
Я фыркнула:
— Ага, романтик. Прямо вижу — приеду я по этим координатам, а там яма выкопана. Под мой рост.
Семен Маркович засмеялся:
— Ну, ты даешь! Хотя в наше время и не такое бывает. Помнишь, в прошлом году в "Вечерке" писали...
Мы вышли из планетария вместе. Семен Маркович пошел к автобусной остановке, а я — пешком через парк. Жила я в пяти минутах ходьбы, в хрущевке на Космонавтов — ирония судьбы для человека, который так и не стал настоящим исследователем космоса.
Дома меня встретила привычная тишина. Мама умерла два года назад, так я и осталась одна в двухкомнатной квартире. Вечерами было особенно тоскливо. Включила телевизор — показывали "Очевидное-невероятное", но я не стала смотреть. Достала из холодильника вчерашние щи, разогрела.
Листок с координатами лежал на столе, и я то и дело поглядывала на него. Что за чушь? Зачем кому-то заманивать меня в тайгу? Я же никто — обычный лектор, получающий сто двадцать рублей в месяц. Ни красавица, ни богатая наследница.
Ночью мне приснился странный сон.
Я стояла в поле, а надо мной падала звезда. Медленно, как в кино с замедленной съемкой. И чей-то детский голос звал меня по имени: "Вероника! Вероника, смотри!" Голос был знакомый, но я никак не могла вспомнить, чей. Звезда становилась все ярче, и вдруг я поняла — она падает прямо на меня. Хотела убежать, но ноги приросли к земле. А потом звезда заговорила. Да-да, именно заговорила, и это во сне казалось совершенно естественным.
"Ты обещала," — сказала звезда голосом, похожим на шум ветра. — "Ты обещала найти меня."
Проснулась я в холодном поту. За окном только-только светало, до будильника оставалось еще два часа, но заснуть я уже не смогла. Пошла на кухню, поставила чайник. Листок с координатами все еще лежал на столе. Я взяла его, повертела в руках. Обычная бумага, вырванная из тетради в клеточку. Почерк аккуратный, мужской.
"Ты обещала," — вспомнились слова из сна.
Но что я могла обещать? И кому?
На работу я пришла раньше обычного. Семен Маркович уже был там — он вообще жил при планетарии, как домовой.
— Сема, — окликнула я его. — А можно подробнее про тот метеорит?
— Заинтересовалась? — он отложил свои вечные расчеты. — Ну, смотри. Упал он в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое августа шестьдесят пятого года. Видели его по всему Красноярскому краю — яркий болид, говорят, небо на несколько секунд стало как днем. Место падения вычислили довольно точно, но когда экспедиция добралась туда через месяц, нашли только поваленные деревья и небольшой кратер. Самого метеорита не было.
— Может, сгорел при падении?
— Может. А может, и нет. Один мой приятель участвовал в той экспедиции. После изрядного застолья признался, что метеорит они все же нашли. Небольшой, с футбольный мяч. И что он действительно был... необычный. Светился слабым голубым светом, и возле него все чувствовали странное... как бы это сказать... умиротворение, что ли. Как будто все проблемы отступали, и хотелось просто сидеть и смотреть на звезды.
— И что с ним стало?
— А кто ж знает? Приятель говорил, что приехали какие-то люди в штатском, всех участников экспедиции заставили подписать бумагу о неразглашении, а с самой находкой вышла путаница: то ли метеорит увезли, то ли к утру он будто... исчез. Он сам не ручался за свои слова.
В этот день мужчина в кожаной куртке не пришел. И на следующий тоже. Я даже расстроилась — привыкла уже к его присутствию. На третий день после получения записки я не выдержала. После работы поехала в библиотеку имени Ленина, нашла подшивки газет за август шестьдесят пятого.
И нашла. Маленькая заметка в "Красноярском рабочем": "Жители города Енисейска наблюдали падение яркого метеорита. Дети из пионерского лагеря 'Космос' стали свидетелями редкого астрономического явления. Особенно повезло отряду 'Звездочка', который в эту ночь был на экскурсии в поле..."
Пионерский лагерь "Космос". Что-то знакомое... Я напрягла память. Точно! Я же была в этом лагере! Мне было пятнадцать, и родители отправили меня туда на последнюю смену. Я помню, как не хотела ехать, плакала, а потом...
Потом провал. Я помню начало смены и как родители забирали меня в конце августа. А середина как будто выпала из памяти.
Вечером мне опять приснился сон. Теперь я видела все четче. Поле за пионерским лагерем, август, ночь. Я стою в пижаме и резиновых сапогах — больше ничего не успела надеть. Рядом мальчишка, тоже лет пятнадцати. У него вихор на макушке торчит, и в руке — фонарик "жучок".
— Вероника, скорее! — говорит он. — Мы же обещали друг другу! Если увидим падающую звезду — обязательно найдем ее!
И мы бежим. Бежим через поле к лесу, где в деревьях застряло голубое сияние. Мальчишка держит меня за руку, и его ладонь горячая и влажная от волнения. Мы добегаем до края леса, и там, в небольшой воронке...
__________________________________________________________________________________________