– Галина! Ты что творишь! Мне сейчас звонила Люда! Она в истерике! Ты выгнала их! Выгнала мать и сестру на улицу, как собак!
Голос тети Зины, двоюродной сестры матери, вибрировал от праведного гнева и плохо скрытого любопытства. Тетя Зина была главным информационным рупором их большой родни; новость, не прошедшая через ее «цензуру», считалась недействительной.
– Здравствуй, тетя Зина, – спокойно ответила Галина, параллельно проверяя в ноутбуке отчет по одной из своих «тайных» фирм. – Я никого не выгоняла. Они ушли сами.
– Как ушли?! Люда говорит, твой Мишка чуть ли не с кулаками на них кинулся! Что Светочка бедная чуть в обморок не упала! Галя, опомнись! Это же мать!
– Тетя Зина. Ты звонишь мне, чтобы высказать свое мнение, или чтобы узнать, как было дело?
На том конце провода повисла пауза. Тетя Зина такого тона от «безотказной Галочки» не ожидала.
– Ну… узнать… – промямлила она.
– Тогда слушай. Они требовали мою зарплату. Всю. На поездку Светы к морю. Я отказала. Всё.
– Как… всю? – опешила тетя Зина. – А… а Люда сказала, ты просто денег на лекарства Вовочке пожалела…
– Вовочка здоров как бык, – отрезала Галя. – А теперь, прости, у меня работа.
Она нажала «отбой». Миша, сидевший напротив, с восхищением покачал головой.
– Вот это да. Наш слон пошел в атаку.
– Я не слон, Миша. Я просто… устала быть подушкой для битья, – Галина закрыла ноутбук. – Поехали на дачу. Надо рассаду высаживать, конец мая, заморозков уже не будет.
Дача была их отдушиной. Маленький щитовой домик и шесть соток земли, которые Галина превратила в образцовый огород. Пока Миша чинил скрипучую калитку, Галя, переодевшись в старый спортивный костюм, с наслаждением копалась в земле.
– Галь, а ты слышала? – окликнула ее соседка, тетя Рая, через сетку-рабицу. – Говорят, в этом году проволочник совсем озверел.
– Ой, не говорите, теть Рай, – откликнулась Галя. – Я в этом году решила по-новому бороться. Слышали про бархатцы?
– Цветы, что ли?
– Они самые. Я их прямо в междурядьях картошки посажу. Они выделяют что-то в почву, что проволочник и нематода не переносят. А осенью, как отцветут, я их порублю и прямо там же в землю перекопаю. Двойная польза: и удобрение, и обеззараживание.
– Ишь ты, – хмыкнула тетя Рая. – А я-то их только для красоты сажала. Век живи – век учись. А лепестки у них, знаешь, если оранжевые, которые не гибридные, высушить и смолоть, так они вместо шафрана идут. Имеретинский называется. Для плова – милое дело! И печень чистит.
– Вот! – улыбнулась Галя. – Сплошная польза.
Этот разговор, простой, житейский, успокаил ее лучше любой валерьянки. Здесь, на земле, все было честно. Что посеешь, то и пожнешь. А не так, как у ее родни: сеет один, а жать урожай требует другой.
Они провели на даче все выходные. Галя высадила свои «Бычьи сердца» и «Черные принцы», подвязала огурцы, посеяла укроп. Телефон она сознательно оставила в доме. Когда в воскресенье вечером они вернулись в город, на автоответчике было семь пропущенных вызовов от матери и пять – от тети Зины.
Галя, не моргнув глазом, стерла их все.
Затишье длилось неделю. Галя работала, Миша занимался машиной, Пашка готовился к ОГЭ. А потом грянул гром.
В субботу утром, когда Галя как раз решила испечь свой фирменный яблочный пирог – «Цветаевский», со сметанной заливкой, – снова позвонила мать. Но на этот раз ее голос был не металлическим, а дрожащим, полным слез.
– Галочка! Доченька! Беда!
У Гали похолодело внутри. Что бы она ни говорила, это была мать.
– Что случилось, мама?
– Светочка… Светочка наша в больнице! С сердцем! Приступ! Врач сказал… сказал, что все из-за нервного срыва!
– Как в больнице? В какой? – Галя схватила ручку, чтобы записать адрес.
– Ой… я… я не помню… в кардиологии… на улице… Ленина, кажется! – рыдала в трубку Людмила Степановна. – Галя! Это ты виновата! Ты довела сестру! Ей нужны дорогие лекарства! Платная палата! Я умоляю, доченька, не губи ее! Привези денег! Сколько сможешь!
Галя положила трубку. Руки тряслись.
– Миша! Света в больнице! С сердцем!
Миша нахмурился. – Странно. Сердце? Она же вроде на «тонкую душу» жаловалась. На Ленина? Это же областная. Поехали.
Они не стали звонить. Они просто поехали. Через полчаса они были в приемном покое областной кардиологии.
– Подскажите, к вам поступала Светлана… – Галя назвала фамилию сестры.
Девушка в регистратуре пощелкала мышкой. – Нет. За последние три дня такой не было.
– Может, в реанимации?
– И в реанимации нет. Вы уверены, что к нам?
– Мать сказала… – Галя осеклась.
Миша взял ее за руку. – Галюнь. А ну-ка, поехали по другому адресу.
– Куда?
– Домой к ним.
Они приехали к дому матери, где прописалась и Света с Вовочкой после очередного «неудачного романа». Дверь им открыла… совершенно здоровая, хотя и заплаканная, Света. В том же костюме цвета «фуксия».
– Вы?! – ахнула она.
– А ты не в больнице? – ледяным тоном спросила Галя.
Из комнаты вышла Людмила Степановна. Увидев Галю и Мишу, она застыла. Спектакль провалился.
– Мама. Что это было? – спросила Галя.
– Я… я… – Людмила Степановна поняла, что врать бесполезно. – А что мне было делать?! Ты же нас бросила! Я думала, хоть так в тебе совесть проснется!
– Совесть? – Галя засмеялась. Сухо, безрадостно. – Вы разыграли сердечный приступ, чтобы выманить у меня деньги? Вы… вы вообще люди?
– А ты бы так дала? – взвилась Света. – Не дала бы! Ты жмотина! У тебя денег куры не клюют, а сестре на здоровье жалко!
– Так ты болеешь или нет? – надавил Миша.
– Болею! – топнула ногой Света. – Душой я болею! У меня депрессия! Мне… мне нужен был новый телефон! А она…
И тут Галю прорвало. Не криком. Страшным, ледяным спокойствием.
– Значит, так. Слушайте меня обе. Внимательно. Это последний раз, когда вы пытаетесь мной манипулировать. С этой секунды – всё. Денег вы от меня не увидите. Ни на «море», ни на «сердечный приступ», ни на «новый телефон».
– Да кому ты нужна! – выкрикнула Людмила Степановна. – Мы и без тебя проживем! У нас родни много! Они помогут, не то что ты, иуда!
– Вот и живите, – кивнула Галя. – Прощайте.
Она развернулась и ушла.
И тут началось самое интересное. Людмила Степановна, верная своему слову, действительно пошла «по родне». Она звонила тете Зине, дяде Коле, троюродной племяннице из Саратова. Плакала, рассказывала, как «богатая Галька» бросила умирать больную сестру и голодного племянника.
Родня у нас сердобольная. Тетя Зина прислала пять тысяч. Дядя Коля, кряхтя, отдал десять. Саратовская племянница перевела три. Людмила Степановна была на коне: она доказала, что мир не без добрых людей, в отличие от родной дочери.
Прошел месяц. Галя с головой ушла в работу. Ее «тайные» фирмы приносили хороший доход. Она открыла, наконец, отдельный счет, о котором знала только она. Она записалась на курсы по ландшафтному дизайну – давно мечтала превратить дачу в райский сад.
В конце июля снова позвонила тетя Зина. Но на этот раз голос у нее был не гневный, а… заискивающий.
– Галочка… здравствуй, дорогая. Как ты? Как Миша?
– Здравствуйте, тетя Зина. Нормально. Что-то случилось?
– Да так… Понимаешь… Я тут Люде денег давала… ну, Светочке на лекарства… Она сказала, что ты потом отдашь, как только «отойдешь»…
Галя прикрыла глаза.
– Тетя Зина. Я тебе говорила, что Света не болеет?
– Ну… говорила… Но Люда так плакала…
– Я тебе говорила, что денег им не дам?
– Говорила…
– Тогда почему ты решила, что я отдам твой долг? Ты давала деньги? Ты. С Людмилы Степановны и спрашивай. Извини, у меня дел много.
Повисла тишина. Галя положила трубку.
Как выяснилось позже, тетя Зина была не единственной. Людмила Степановна, войдя во вкус, «одолжила» у всех, у кого смогла, обещая, что «Галя скоро одумается и всё вернет». Общая сумма перевалила за пятьдесят тысяч.
Когда родственники поняли, что Галя ничего возвращать не собирается, они обрушили свой гнев… нет, не на Галю. На Людмилу Степановну.
Дядя Коля, человек старой закалки, пришел к ней лично и потребовал вернуть долг. Тетя Зина звонила по пять раз на дню, угрожая «позором на всю родню». Саратовская племянница написала в «Одноклассниках» гневный пост о «мошенниках».
Манипуляция, обращенная вовне, вернулась бумерангом. Людмила Степановна оказалась в блокаде.
А что же Света? «Тонкая натура» не выдержала суровой реальности. Когда мать заявила, что теперь им придется жить только на ее пенсию (алименты Света по-прежнему тратила на себя), Света взбунтовалась. Но бунт был недолгим.
Однажды Галя, заехав после работы в «Пятерочку» у своего дома, замерла у кассы.
За кассой, в форменном красном жилете, с потухшим взглядом и отросшими корнями волос, сидела Света. Ее знаменитые ногти были обломаны.
– Пакет нужен? – механически спросила она, не поднимая глаз.
– Нет, спасибо, – тихо сказала Галя.
Света подняла глаза. Узнала. Ее лицо залила краска. Она молча пробила кефир и хлеб.
– С вас… сто двенадцать рублей, – прошипела она.
Галя заплатила и вышла. Она не чувствовала злорадства. Она не чувствовала ничего.
Финал этой драмы наступил в конце августа, на Яблочный Спас. Галя, Миша и Пашка собирали на даче урожай. Яблоки в этом году уродились на славу – крупные, румяные.
Калитка скрипнула. На пороге стояла Людмила Степановна.
Она постарела. Ссутулилась. В руках – пустая авоська.
– Здравствуй, Галя, – тихо сказала она.
– Здравствуй, мама.
– Яблоки у вас… хорошие, – она смотрела на ведра, полные «Белого налива».
– Хорошие.
– Дай… немного. Вовочке. Света… работает. Трудно ей.
Галя посмотрела на Мишу. Тот кивнул.
– Миша, принеси пакет. Набери маме яблок.
Пока Миша насыпал яблоки, Людмила Степановна смотрела на дочь. – Ты… простила бы нас?
Галя покачала головой. – Дело не в прощении, мама. Дело в выводах.
– Ты так и не поможешь? – с надеждой спросила мать. – Нам долги отдавать… Тетя Зина жизни не дает…
– Долги – ваши. Вы их делали. Вы и отдавайте.
Людмила Степановна поджала губы. Старая обида боролась в ней с необходимостью просить.
– Ты жестокая, Галя.
– Нет, мама. Я просто повзрослела. Возьми яблоки и иди.
Людмила Степановна взяла тяжелый пакет и, не прощаясь, пошла к калитке.
Галя смотрела ей вслед. Она не чувствовала ни победы, ни злости. Только облегчение.
…Прошло полгода. Галя уволилась из своей старой бухгалтерии и открыла свое ИП – консультации по аудиту. Дела шли в гору. Миша был рядом, гордый и счастливый. Пашка поступил в колледж на программиста, как и мечтал. Накопленные Галей деньги пошли на первый взнос за маленькую студию для него.
Света так и работала в «Пятерочке». Говорили, даже стала старшим кассиром. С матерью они постоянно ругались, деля скромный бюджет, но были вынуждены жить вместе – долги родственникам они выплачивали исправно, боясь позора.
Тетя Зина звонила Гале еще один раз. Извинялась. Жаловалась на Люду. Галя вежливо выслушала и сказала, что ей пора.
Иногда, глядя в окно на заснеженный город, Галя думала о матери и сестре. Ей не было их жаль. Она просто научилась жить своей жизнью. Она поняла, что уважение, в отличие от денег, нельзя дать в долг. Его можно только заработать. Или потерять навсегда.
От автора:
✨ Жизнь прячет в себе такие повороты, что порой остаётся только удивляться.
Спасибо, что были с героями до последней строки. Ваши «лайки» — это знак, что тема не оставила равнодушными.