— Забирай свои тряпки и проваливай! — голос Зинаиды Петровны резал воздух, как нож по стеклу. — Надоела! Сколько можно терпеть твою бесполезность?
А ведь всего три года назад Даша представляла себе совсем другую жизнь. Когда она выходила замуж за Виктора, в её голове не было места для мыслей о том, что придётся стирать чужие полотенца, готовить на семью из пяти человек и выслушивать едкие замечания свекрови о каждом своём вздохе. Тогда, в двадцать четыре года, она была уверена: любовь всё изменит, всё сделает правильным.
Сейчас ей двадцать семь. И она стоит посреди гостиной в трёхкомнатной квартире, где прожила последние годы, где родила дочку Милану, где каждый угол пропитан её трудом — и слушает, как свекровь выносит приговор.
— Что хочешь, то и делай! Но долги моего сыночка будешь отдавать ты, никчёмная! — прошипела Зинаида Петровна, не думая о будущем. Её лицо, обычно напудренное и холёное, сейчас исказилось от злости. — Кредиты, микрозаймы — всё на тебя оформлено! Думала, я не знаю?
Даша похолодела. Её пальцы сжались в кулаки, но она промолчала. Милана спала в соседней комнате — двухлетняя крошка, которая не должна была слышать этот кошмар.
Виктор сидел на диване, уткнувшись в телефон. Его безразличие было хуже любого крика. Муж — тот самый мужчина, который три года назад клялся в вечной любви, который обещал защищать — сейчас даже не поднял на неё глаз.
— Вить, скажи хоть что-то, — еле слышно произнесла Даша.
Он пожал плечами, не отрываясь от экрана:
— Мать права. Ты же подписывала документы.
В тот момент что-то переломилось внутри. Не резко, не со скандалом. Тихо, как трескается лёд под ногами, когда идёшь по замёрзшей реке и понимаешь: ещё шаг — и провалишься.
Даша подписывала. Конечно, подписывала. Полгода назад Виктор пришёл домой с бумагами, сказал, что нужно взять кредит на ремонт в квартире родителей. Она доверяла. Думала, это семейное дело. А оказалось — очередная авантюра её мужа, который за три года брака умудрился влезть в такие долги, что выбираться придётся годами.
— Двести тысяч, — продолжала свекровь, расхаживая по комнате. — Ты понимаешь, сколько это? Будешь пахать до пенсии, пока не вернёшь!
Двести тысяч. Даша работала администратором в маленьком салоне красоты, получала двадцать пять тысяч в месяц. Из них половина уходила на Милану — памперсы, одежда, еда. Остальное Зинаида Петровна забирала "на общий котёл". Хотя общим этот котёл был только на словах.
— Я не знала, что он берёт столько, — тихо сказала Даша. — Он говорил, что это на ремонт...
— А ты что, совсем дура? — взвилась свекровь. — Надо было думать головой!
Думать головой. Как часто Даша слышала эти слова за последние годы! Думать головой — это когда ты готовишь ужин на всю семью после десятичасовой смены. Думать головой — это когда ты молча терпишь, как твоя золовка Люда приводит в дом своих подружек и они до двух ночи визжат на кухне. Думать головой — это когда твой муж приходит пьяный и ты не смеешь сказать ни слова, потому что свекровь тут же встанет на его защиту.
— Ладно, — Виктор наконец оторвался от телефона. — Хватит уже орать. Дашка, собирайся. Поедешь к своим родителям на недельку, остынем все.
На недельку. Он думал, что всё так просто? Что можно отправить жену с ребёнком к родителям, а потом вернуть обратно — как вещь, которую временно убрали в шкаф?
Даша посмотрела на него. Виктор располнел за эти годы, щёки обвисли, глаза стали маленькими и безразличными. Куда делся тот парень, который дарил ей цветы и читал стихи? Или его никогда не было?
— Я не поеду к родителям, — сказала она ровно.
Зинаида Петровна замерла.
— То есть как не поедешь?
— Так. Никуда я не поеду. И долги твоего сына отдавать не буду.
Свекровь расхохоталась — громко, истерично:
— Ты что, с ума сошла? Они на тебя оформлены! Ты думаешь, тебя это не касается?
Даша шагнула к двери. Сердце колотилось, руки дрожали, но голос держала твёрдо:
— Завтра иду к юристу. Разберёмся, что к чему. И ещё: я подаю на развод.
Тишина была такой плотной, что казалось, даже часы на стене перестали тикать. Виктор медленно поднял голову. Зинаида Петровна открыла рот, но слов не нашла.
— Ты... ты серьёзно? — наконец выдавил муж.
Даша кивнула. Впервые за три года она почувствовала, что дышит полной грудью.
Квартира родителей встретила Дашу запахом свежезаваренного кофе и тишиной — той самой, которой ей так не хватало последние годы. Мама, Валентина Сергеевна, открыла дверь и молча обняла дочь. Крепко, долго, как обнимают того, кто вернулся из долгого и трудного пути.
— Проходите, проходите, — она взяла сумку из Дашиных рук и осторожно заглянула в коляску, где сопела Милана. — Моя красавица... Как же я по вам соскучилась.
Отец, Сергей Михайлович, вышел из комнаты. Высокий, седой, с усталыми глазами. Он работал водителем автобуса, вставал в пять утра, возвращался поздно вечером. Сейчас был его выходной.
— Дашенька, — он неловко потрепал её по плечу. — Ну что, приехала наконец к нам?
Она кивнула, не в силах говорить. Слёзы подступали к горлу, но она сдерживалась. Не сейчас. Не при родителях. Они и так достаточно пережили, когда она выходила замуж за Виктора вопреки их возражениям.
— Мам, можно мы у вас поживём? Ненадолго, — голос дрогнул на последних словах.
Валентина Сергеевна взяла дочь за руку:
— Живите сколько нужно. Это твой дом.
Вечером, когда Милана заснула в старой Дашиной комнате, они сидели на кухне втроём. Мать наливала чай, отец молчал, разглядывая рисунок на клеёнке.
— Я подала на развод, — сказала Даша.
Родители переглянулись.
— И правильно сделала, — Сергей Михайлович сжал кулак. — Я с первого дня говорил: не надо за него. Но ты не слушала.
— Серёж, не надо, — остановила его жена. — Что было, то прошло. Главное — что дальше.
Даша рассказала о долгах. О том, как Виктор оформлял кредиты на её имя, о микрозаймах, о том, что свекровь требовала возврата денег. Валентина Сергеевна слушала, бледнея с каждым словом.
— Двести тысяч? — она закрыла лицо руками. — Господи, Дашенька, как же так...
— Я завтра иду к юристу. Посмотрим, что можно сделать.
Отец налил себе чаю, добавил три ложки сахара — верный признак того, что он сильно нервничает.
— У меня есть знакомый. Адвокат. Хороший мужик, не дерёт втридорога. Я ему позвоню, договорюсь.
На следующий день Даша встретилась с адвокатом Борисом Львовичем. Он внимательно изучил все документы.
— Значит так, ситуация решаемая, — наконец произнёс он, откладывая листы в сторону. — Во-первых, часть этих кредитов можно оспорить. Если докажем, что вы не получали деньги, не знали о целях займа — суд может признать сделки недействительными.
Даша выдохнула. Значит, есть шанс.
— Во-вторых, — продолжал Борис Львович, — при разводе имущество делится пополам. Но и долги тоже. Если муж оформлял кредиты в период брака — он за них отвечает наравне с вами.
— Но у нас нет никакого имущества, — тихо сказала Даша. — Квартира — его родителей. Машины нет. Ничего нет.
Адвокат усмехнулся:
— Вот это мы ещё посмотрим. Сейчас начнём запрашивать сведения. Бывает, что у таких "бедных" мужей вдруг находятся счета, вклады, доли в бизнесе... Всякое бывает.
Они проговорили ещё час. Борис Львович объяснил порядок действий, составил список необходимых справок. Даша записывала, стараясь не упустить ни слова.
— И ещё, — он посмотрел на неё серьёзно. — Готовьтесь к тому, что будет тяжело. Свекровь и муж попытаются давить на вас, запугивать. Не поддавайтесь. У вас есть ребёнок — за неё нужно бороться.
Даша кивнула. Борьба. Она уже устала бороться — с бытом, с безразличием мужа, с постоянным ощущением собственной ненужности. Но теперь выбора не было.
Через три дня позвонил Виктор. Номер высветился на экране, и Даша долго смотрела на него, прежде чем ответить.
— Дашь, ну хватит дурить, — голос был усталым, раздражённым. — Приезжай домой. Мать извиняется.
— Не приеду.
— Ты чё, совсем? — он повысил тон. — У нас ребёнок! Милане нужен отец!
— Милане нужен отец, который не пьёт, не влезает в долги и не прячется за спину мамы, — Даша удивилась собственной твёрдости. Откуда это в ней взялось?
Виктор замолчал, потом заговорил тише:
— Ладно, я понял. Приеду к вам, поговорим нормально.
— Не надо.
— Как это не надо? Я хочу видеть дочь!
— Тогда через суд. Установим порядок встреч.
Она положила трубку. Руки тряслись, сердце бешено стучало, но внутри поселилось странное спокойствие. Как будто она наконец сделала то, что должна была сделать давным-давно.
Вечером пришла сестра Валентины Сергеевны — тётя Нина. Шумная, энергичная женщина пятидесяти восьми лет, она ворвалась в квартиру с пакетами продуктов и немедленно принялась обнимать Дашу.
— Вот умница! — гремела она на всю кухню. — Наконец-то одумалась! А я всё маялась: когда ты от этого придурка сбежишь?
— Нин, тише, ребёнок спит, — одёрнула её сестра.
Но тётя Нина была не из тех, кого можно остановить:
— Слушай, Дашка, у меня знакомая есть — Евгения Фёдоровна. Она в банке работает, в юридическом отделе. Толковая баба. Я ей позвоню, она тебе подскажет, как с этими долгами разобраться. Может, и работу найдёт — у них сейчас как раз ищут помощника.
Даша встретилась с Евгенией Фёдоровной через неделю. Женщина оказалась совсем не такой, как она представляла — молодая, лет тридцати пяти, в строгом костюме, с короткой стрижкой и внимательным взглядом.
— Значит, кредиты оформлены на вас, но деньги получал муж? — она быстро записывала что-то в блокнот. — Понятно. А выписки по счетам есть?
Даша отрицательно покачала головой.
— Тогда запросим через банк. Если деньги уходили не на семейные нужды, а, скажем, на развлечения или другие цели — это серьёзный аргумент в суде.
Они проговорили больше часа. Евгения Фёдоровна оказалась не просто юристом — она сама прошла через развод три года назад, знала все подводные камни.
— Слушайте, — сказала она в конце разговора, — а вы случайно не хотите сменить работу? У нас в банке требуется помощник в отдел по работе с клиентами. Зарплата сорок тысяч на испытательном сроке, потом больше. График нормальный, можно с ребёнком совмещать.
Даша растерялась:
— Но у меня нет опыта в банковской сфере...
— Зато есть опыт общения с людьми. Вы же в салоне работали? Этого достаточно. Остальному научим.
Через месяц жизнь Даши полностью изменилась. Она вышла на новую работу, сняла маленькую студию. Милана пошла в ясли — Валентина Сергеевна забирала внучку по вечерам, пока Даша не придёт с работы.
Суд по разводу назначили на начало декабря. Борис Львович подготовил все документы, собрал доказательства того, что кредиты брались без ведома Даши и деньги тратились не на семейные нужды. Оказалось, Виктор вложил часть денег в какой-то сомнительный проект, а другую часть просто пропил в баре.
В день суда Даша проснулась рано. Оделась строго — тёмное платье, минимум косметики. Евгения Фёдоровна пришла поддержать её, хотя могла и не приходить.
— Держись, — шепнула она, когда они входили в здание суда. — Всё будет хорошо.
Виктор сидел в коридоре с матерью. Зинаида Петровна смотрела на Дашу с нескрываемой ненавистью, но молчала. Адвокат у них был — молодой парень в помятом костюме, явно не очень опытный.
Заседание длилось два часа. Судья внимательно изучала документы, задавала вопросы. Борис Львович говорил чётко, убедительно. Адвокат Виктора пытался доказать, что Даша знала о кредитах и тратила деньги вместе с мужем, но доказательств у него не было.
В итоге суд вынес решение: брак расторгнуть, ребёнка оставить с матерью. Долги поделить пополам. Виктор обязан выплачивать алименты и погашать свою часть кредитов.
Когда они вышли из зала, Зинаида Петровна не выдержала:
— Радуешься? Думаешь, победила? — её голос дрожал. — А кто тебе теперь нужен будет? С ребёнком на шее, с долгами? Сама останешься!
Даша посмотрела на неё спокойно:
— Знаете, Зинаида Петровна, я лучше останусь одна, чем проживу ещё хоть день в вашем доме.
Она развернулась и пошла к выходу. Евгения Фёдоровна догнала её на улице.
— Ну что, отметим победу? — улыбнулась она.
Они зашли в небольшое кафе неподалёку. Заказали кофе и пирожные. Сидели, разговаривали — ни о судах, ни о долгах, ни о бывших мужьях. Просто о жизни, о планах, о том, каким вкусным бывает обычный капучино, когда пьёшь его не впопыхах, не украдкой.
— Знаешь, — сказала Евгения Фёдоровна, — ты молодец. Не каждая решится на такое.
Даша покачала головой:
— Просто у меня не было выбора. Если бы осталась — сломалась бы окончательно.
— Был выбор. Ты его сделала. И правильно сделала.
Вечером, когда Даша вернулась домой и уложила Милану спать, она долго стояла у окна. За стеклом падал первый снег — лёгкий, пушистый, совсем не похожий на тот грязный снег, что лежал в ноябре. Квартира была маленькой, мебель старой, стены требовали ремонта. Но это было её пространство. Здесь никто не кричал, не упрекал, не заставлял чувствовать себя никчёмной.
Телефон завибрировал — сообщение от Виктора. Даша открыла его и усмехнулась. Он писал, что хочет наладить отношения ради дочери, что готов измениться. Стандартный набор фраз, который она слышала уже сотни раз.
Она удалила сообщение, не ответив.
Зинаида Петровна так и не поняла, что произошло в тот момент, когда она прошипела свою угрозу. Она думала, что сломает Дашу, заставит подчиниться, вернуться и продолжать тянуть лямку. Но получилось ровно наоборот. Эти слова стали той последней каплей, которая переполнила чашу. Той спичкой, что подожгла мост в прошлое.
Иногда самые жестокие слова — это лучший подарок. Потому что они выжигают все иллюзии до основания и показывают правду. А правда, какой бы страшной она ни была, всегда лучше красивой лжи.
Даша легла спать поздно. В соседней комнате тихонько сопела Милана. За окном шёл снег. А впереди была целая жизнь — её собственная жизнь, которую она только начинала строить. С нуля, но по своим правилам.
И это было прекрасно.