Глава 3. «Крепости из глины и костей: Ходя по истории»
Если Устюрт проверял нас на прочность пустотой и расстоянием, то первые настоящие крепости Хорезма проверяли нас чем-то иным – самим масштабом времени. Ты думаешь, что готов к этому. Ты читал книги, смотрел фотографии. Но когда ты на самом деле приезжаешь и видишь это... все твои представления рушатся, как эти древние стены.
Нашей первой настоящей остановкой стала крепость Гяур-кала, что неподалёку от Нукуса. И именно здесь у нас у всех, что называется, «отъехала крыша». В голове у человека, выросшего на европейской истории, есть устоявшийся образ крепости: каменные стены с зубцами, высокие башни, компактный внутренний двор. Что-то вроде средневекового замка, пусть и в руинах.
Гяур-кала снесла эти шаблоны с первого взгляда.
Мы подъехали к огромной, вытянутой возвышенности. Это даже не холм, а скорее искусственная гора, созданная руками тысяч людей. Её размеры поражали воображение: около 400 метров в длину и 200 в ширину. И всё это пространство было опоясано мощнейшими стенами из... кирпича-сырца.
Научный факт: Саманный кирпич (сырец) – один из древнейших строительных материалов. Его изготавливали из смеси глины, песка и резаной соломы, затем формовали и сушили на солнце. Казалось бы, хрупкий материал. Но когда из него складывают стену толщиной в 5-6 метров, он становится прочнее камня. Такие стены могли веками выдерживать жаркое солнце, ветра и даже попытки штурма. Технология, проверенная тысячелетиями.
Мы поднялись на гребень стены. Отсюда открывался вид на гигантскую территорию древнего города. И вот тут начиналось самое интересное. Мы не просто смотрели на руины – мы начали их «читать».
Первое, что бросилось в глаза – характер разрушений. С южной стороны часть стены была не просто разобрана или размыта временем. Она была буквально вывернута наружу, как консервная банка. Огромные фрагменты саманной кладки лежали в десятках метров от основания. Создавалось стойкое ощущение, что внутри цитадели произошёл чудовищной силы взрыв, который и выбросил эти многотонные глыбы.
И тут мой внутренний скептик, воспитанный на учебниках истории, возмутился. Я представил себе стандартные осадные орудия того времени – катапульты, баллисты, тараны. Даже самая мощная катапульта – это, по сути, праща, которая кидает камни весом в несколько десятков килограммов. Что будет, если кидать такими камнями в пятиметровую стену из спрессованной глины? Примерно то же, что будет, если бросать гальку в мешок с цементом. Он покроется мелкими вмятинами, и только.
Аналогия из военной истории: Взять, к примеру, стены Константинополя, которые считались в своё время неприступными. Их толщина достигала 12 метров, но они были каменными. Чтобы пробить нечто подобное, уже в эпоху пороха требовались гигантские осадные пушки, вроде знаменитой «Базилики» султана Мехмеда II. У хорезмийцев II века до нашей эры ничего подобного быть не могло по определению.
Вторым шоком стало то, что мы буквально ходили по истории. В прямом смысле. Особенность местного климата в том, что дожди здесь редки, но когда они идут, они интенсивно вымывают грунт. И на поверхность постоянно «всплывают» артефакты. Мы шли, и под ногами у нас непрерывно хрустело. Сначала мы не понимали – что это? Пригляделись: это были черепки древней посуды, покрытые изящным орнаментом, обломки каменных орудий, куски лепнины, когда-то украшавшей стены.
Ты нагибаешься, поднимаешь осколок, которому две тысячи лет. Он лежит в твоей ладони, ещё тёплый от солнца. И ты понимаешь, что держишь не просто «экспонат». Ты держишь чью-то жизнь. Чью-то тарелку, из которой ели. Чью-то вазу, в которой хранили воду. Это невероятное, почти мистическое чувство сопричастности. Здесь, в отличие от раскопок в Греции или Египте, не нужно было копать. История сама шла к тебе в руки. Можно было приехать с тачкой и за пару часов набрать коллекцию для небольшого музея.
Но самым жутким и загадочным открытием стали кости. Они торчали из стен. Не в каких-то специальных нишах или склепах, а прямо в толще саманной кладки. Вот видишь лучевую кость человеческой руки, вот ребро, вот фрагмент черепа. Они были вмурованы в глину, как изюм в булку, и теперь, по мере разрушения стен, обнажались.
Это породило у нас бурные дискуссии. Что это было?
- Версия первая, героическая: Это останки защитников крепости, павших во время штурма. Их похоронили с почестями прямо в стенах, которые они обороняли.
- Версия вторая, ритуальная: Это могли быть жертвоприношения, чтобы укрепить стены, придать им духовную силу. Подобные практики известны у многих народов мира.
- Версия третья, прагматичная: А может, во время длительной осады просто не было возможности хоронить погибших за пределами крепости, и их замуровывали в стенах, чтобы избежать эпидемий?
Однозначного ответа у нас не было. Но сама картина – яркое свидетельство того, насколько хрупкой была грань между жизнью и смертью в этих стенах. Это была не просто крепость. Это был гигантский организм, который рождался, жил, боролся и умирал, впитывая в свои стены и триумф, и трагедию.
Стоя на стене Гяур-калы, под палящим солнцем, с осколком керамики в кармане и человеческой костью в поле зрения, я понял одну простую вещь. Мы приехали сюда не за ответами. Мы приехали за вопросами. И каждый такой вопрос, рождённый не из книг, а из личного опыта, из прикосновения к шершавой, древней глине, был ценнее десятка готовых, но бездоказательных теорий. Мы перестали быть туристами. Мы стали соучастниками расследования, которое велось уже две тысячи лет.