Только к весне сумела молодая вдова подняться на ноги, а затем и выйти на улицу. А как жить дальше – не знала. Сначала только и делала, что кругами по́ двору ходила, да жизнь свою прошлую вспоминала. Куда ни кинь глазом, всё руками Евсея сделано было. Всё душу так и рвало. Так хотелось рядом с ним лечь, да только детей на кого оставишь? Одни они с Евсеем были на всём белом свете. Не к кому горемыкам приткнуться.
Ребятишки маленькие, бестолковые совсем. Бегают, вьются вокруг матери, а об отце и не вспомнят. А у неё сердце кровью обливается. Безотцовщинами расти будут. Какая судьба их ждёт?
«Не придёшь, — плакала ночами похожая на тень Федора обнимая мокрую от слёз подушку, — и как нам дальше жить не подскажешь». А жить как-то надо. Все ма́ло-ма́льские припасы ещё до беды закончились, кабы не Матрёна с мужем, давно бы все с голодухи по́мерли, и надо было куда-то вна́ймы идти. Чтобы и самой выжить, да и детей сберечь. И пошла Федора в «люди» наниматься, а деток Матрёна так у себя и оставила. Уж больно они ей к душе пришлись.
«Куда ты с ними, – сказала, – заработаешь чего, принесёшь. А не принесёшь, так и без того прокормим. Не бедствуем. Своих Господь не дал, так с твоими нам с хозяином утеха. Ты, главное, себя для них сохрани»
Поплакала Федора, поплакала, да делать нечего. А тут и место, как она по́перву посчитала, неплохое подвернулось. Пристроилась она к жене барина, к которому Евсей её лесорубом подрядился, в помощницы, и всё хорошо поначалу было. Барыня, на удивление и вопреки пересудам, оказалась женщиной хоть и болезненной, но незлобивой и не капризной, работой Федору не перегружала и кроме оплаты обещанной, ещё и продукты для детей давала. Да и саму Федору, за хорошую службу, нет-нет, да побалует чем. То полушалок с барского плеча отдаст, то кофтёнку какую пожалует. А в последствии они даже подружиться сумели. Радовалась, на сколько могла, Федора, такому счастью, уже и деток домой забрать планировала, да только снова судьба ей испытание устроила.
А надо сказать, что слава первой красавицы не зря за Федорой шла. Ни, смерть мужа, ни долгая болезнь, не смогли пригасить красоты её необыкновенной. Да и сытая жизнь в семье барина пошла ей на ползу. А какими волосами Господь её одарил… Бывало, пойдёт она на речку купаться, как распустит косу, так и утонет вся в шёлковом дурмане. Никто не мог спокойно мимо такой красоты пройти.
И хоть шёл ей уже тридцать третий год, по тем временам возраст для женщины серьёзный, и родила она троих, а всё её за молодуху принимали.
Не однажды сватались к ней после смерти мужа, и с тремя детьми брали, да только не могла никак она представить, что вместо любимого, другой с ней рядом лежать будет. Может быть и хотела бы согласиться, чтобы жилось полегче, да только никак не могла себя пересилить.
А когда в наймички подалась, да у хорошей хозяйки оказалась, решила, что сжалился над ней Господь и что жизнь обязательно наладится. Да только ошиблась. Приглянулась она, на свою беду, хозяину и на́чал он ей всяческие знаки внимания оказывать, однако Федора сразу их пресекала, но вскоре строптивость её против неё же и обернулась. Охватил хозяина такой азарт, что и сам сладу ему дать не мог. В мыслях только одна Федора была. И вознамерился он, во что бы то ни стало и любыми путями, своего добиться.
Сначала золотые горы обещал, но не прельстилась Федора на это, а вот когда рукам волю давать начал, поняла, что быть беде. Что не совладает она со здоровым, охваченным животной страстью мужиком. Решила тогда она от него к другим уйти, да не тут-то было. Прижал её хозяин в сенцах и пригрозил: «Уйдёшь, на всю округу так ославлю, ни в один дом не пустят».
Хотела Федора о беде своей с хозяйкой переговорить, да потом побоялась, что нарушит покой доброй к ней женщины, а у неё и без того здоровье слабое, не известно, как она такую новость примет. Пусть уж лучше в неведении живёт, да и вряд ли что изменить сможет.
И тогда пошла Федора за советом к Матрёне, которая ей к тому времени заместо сестры стала, и рассказала ей про свою беду. И совета попросила. А что тут посоветуешь, коль заступиться за неё некому? Позвала Матрёна мужа. Долго думали, и решили, что надо Федоре из родных краёв куда подальше уходить. А там, глядишь, время пройдёт и успокоится окаянный. Да только куда идти, когда нигде никого нет?
И тут вспомнил сосед, что под Тюменью, в деревне Шешуковой, у него родственник дальний живёт, один-одинёшенек, Матвеем кличут. Старый совсем, но зато при домишке и огороде.
– Ты, Федора, баба умная, – напутствовал сосед, – верю, что и глупостев не наделашь, и жизнь свою наладишь. А за детишков не боись. Сама видишь, что сроднились мы с вами. Жёнка, – обернулся он к жене, – ты, там, одежи́нку-то нормальную бабе справь. Чай, не в соседний дом отправляем.
– Да я и сама хотела предложить, – подала голос жена, – только не знала, как у тебя спросить.
– От дура баба, да не́уж-то я зверюга кака? – нарочито нахмурился хозяин и вышел из комнаты.
– Сам-то чем лучше? – засмеялась Матрёна, – не понимает, что всё получается так, как мне надо.
– Счастливая ты, Матрёнушка, – вздохнула Федора, – был бы мой Евсеюшка живой, и я бы ему слова по́перек не сказала.
– Не кручинься, – Матрёна обняла Федору за плечи, – хороший у тебя Евсей был, да судьба не добрая выпала. Не воро́тишь, а тебе жить надо, детей поднимать, найдётся и для тебя счастье. На кось… – бросила на постель целый ворох одежды.
Пока Федора выбирала да примеряла наряды, вернулся хозяин и протянул ей несколько купюр, да записку для родственника, в которой просил того позаботиться о подательнице сего письма.
Упала женщина к нему в ноги, да только перехватил он её, цикнул грозно.
На том и распрощались.
Подошла Федора к спящим детям, расцеловала по очереди, оросила слезами их спокойные лица, да в эту же ночь и отправилась в неизвестное.
До Тобольска доехала быстро, сосед с кумом договорился, что тот её на своей бричке в город свезёт, а там уж пусть Бог помогает.
Продолжение следует
Спасибо вам за то, что вы со мной. За то, что не даете хандрить и опускать "крылья" ☼ вам!