Найти в Дзене
От Души и для Души

Горькое счастье. Глава 1

Стремительно несёт весенние воды могучий Иртыш, но и он не в силах промчаться мимо сидящих на берегу влюблённых. Замедлила бег стихия, да и разлилась поймой к самым их ногам.

– Вот так вот и наша жизнь, – чуть слышно прошептала Федора и, подавшись вперёд, подняла с земли сухую ветку.
– Чё? – встрепенулся Евсей. Какой-то рассеянный стал он в последнее время, и это всё больше и больше беспокоило девушку, но он как будто бы и не замечал ничего, – чё ты сказала?
– Жизнь… – повторила задумчиво Федора и, размахнувшись, бросила ветку в чуть смирившую свой бег воду. – вот так же и жизнь, не успеешь и глазом моргнуть, как закрутит она тебя, подхватит, и умчит не известно куда и зачем. Попробуй, выберись. Или не так?
– Не получится у меня… – невпопад ответил Евсей и о́бнял девушку за плечи.
– Что с тобой, любый? Что не получится? – встрепенулась Федора и попыталась заглянуть в глаза парню, – что за кручина тебя одолела? Поделись! Может, вместе справимся?
– Э-э-х… – обречённо выдохнул Евсей и осторожно дотронулся до её щеки – Нет, Федорушка, не справимся, – покачал головой, – видал я, намедни, как Степка Попов смотрел на тебя, какие слова ласковые говорил. Так и сыпал, так и сыпал, словно горох из худого мешка.
– Смешной ты, Евсеюшка – прижалась к любимому Федора, – да разве ж можно ласковые слова с горохом сравнивать?
– Ну вот… – хлопнул тот рукой по коленке, – опять я не то ляпнул. Ну не мастак я говорить…
– То, Евсеюшка! Всё то! – льнула к парню Федора, – ты для меня и без слов ласковых дороже всех на свете. А что до Стёпки, так он же их всем без разбору говорит, не мне одной.
– Так, хвалится он, что ни одна перед ним не устояла. Боюсь я…
– А ты не бойся, а возьми и женись, – отстранилась от него враз ставшая серьёзной девушка, – али не люба я тебе?
– Как не люба? – встрепенулся Евсей, – Ещё как люба! Но неужто пойдёшь? За голозадого? Ведь все знают, что богатей из Михайловки тебя сколько раз сватал. Да и Стёпка, не лаптем щи хлебает.
– Ну и пусть хлебает, – разлился над водной гладью заливистый смех Федоры. – И не один он. Только я-то не за богатого хочу, за любимого. Да и не голозадый ты вовсе, главное – крыша над головой есть. Не то что у меня. Какой год по чужим людям мыкаюсь. А со всем остальным, не кручинься, вместе обязательно справимся.

В тот же вечер счастливая Федора поделилась новостью с подругой, но та, вопреки ожиданиям девушки, не разделила её радость.
– Ополоумела, чай! – всплеснула руками Аксинья, – да такую красавицу как ты любой барин не думая возьмёт и весь век на руках носить будет. А ты? За кого? За Евсейку? Ишь чё удумала!
– Да зачем же мне барин, коль я кроме Евсея и не люблю никого? – попыталась вразумить подругу Федора, но та и слушать ничего не хотела.
– Точно, совсем ополоумела! Любовь ей подавай! Да нужда-то твою красоту враз как корова языком слизнёт и любовь из дурной башки выветрит. Хватишься, да поздно будет! – не унималась Аксинья. Да только напрасно старалась, не послушалась её Федора. Хлопнула в сердцах дверью так, будто точку в неприятном для неё разговоре поставила. Крепко тогда она на подругу обиделась. Всё лето мимо её двора ходила и даже на окна не смотрела, и только к осени оттаяла. Помирилась с подружкой, но разговора о предстоящем замужестве больше не заводила.

А как только закончили с полевыми работами, попросил Евсей у соседа лошадь и поехали они с Федорой в Тобольск. Там и обвенчались. И не беда, что не было у них ни тройки с бубенцами, ни пира-застолья, но зато у них имелось главное: любовь, и вера в счастливое будущее.

Пять трудных, но, всё же счастливых лет пролетели, как один день. Единственное, что омрачало их жизнь, это то, что не давал им Бог наследников. Уж к каким только знахаркам да травницам не обращалась Федора, всё бе́з толку.
– И правильно, что не даёт! – уперла руки в боки строптивая Аксинья, когда Федора, в очередной раз пожаловалась ей на своё горе. – Наследников ей подавай! А чево наследовать-то? Штаны в заплатках, да хатёнку-завалюшку? Сами еле-еле с воды да на воду перебиваетесь, так хоть дитя пожалейте!
– Какова дитя? – удивилась Федора, – нет же ево.
– Так вот и пожалейте, покуда нет, – не унималась Аксинья, – как появится, ужо́ позно́ жалеть-то будет. Радоваться должна, да благодарить Господа за осмотрительность.
– Злая ты, Аксютка, – выкрикнула Федора и, решив насолить скорой на слово подруге, добавила: – поэтому и замуж тебя никто не берёт! Не подруга ты мне больше! Злыдня!
– Да не больно-то надо, – скривилась Аксинья, – ни замуж, ни тебя. Лучше уж одной, чем с утра до́ ночи за кусок хлеба спину горбатить, да смотреть как дети с голоду пухнут. Опять сама прибежишь. Не впервой!
– А вот и не прибегу, не жди! – всхлипнула Федора и выскочила на улицу.

Тайга, подступившая прямо к деревушке заканчивалась как раз возле дома Аксиньи. Тяжёлая и тихая, она одновременно и манила, и пугала.

-2

«Уйду! – в голове Федоры мелькнула шальная мысль, – ослобожу любимого. Погорюет-погорюет, да и женится на нормальной. Не на такой пустобрюхой, как я. Вон, хотя бы на Любаше Потехиной. Выросла девка. Сколько раз сама видела, как она Евсея глазами ест».

Федора оперлась спиной о могучий ствол векового кедра, внимательно всмотрелась в таёжную чащу и попыталась представить, как пробирается она, уже полузамёрзшая, по заснеженному бурелому, как падает, обессилившая, на гостеприимно распахнувшую объятия снежную постель и…

И тут перед её глазами, как на яву, предстала по-настоящему страшная картина: Евсей, её Евсей, вносит в избу прильнувшую к его широкой груди Любашу и бережно укладывает на их супружескую кровать.

Видение было столь реалистичным, что Федора не смогла сдержать вырвавшегося из груди стона. «Нет! – пронеслось в её голове, – не отдам! Никому не отдам! Мой он! Мой!»
Она с силой оттолкнулась от дерева, ещё раз вгляделась в чуть не заманившую её чащу и едва светящиеся окна в избе Аксиньи и, окончательно убедившись в своём желании порвать с подругой, поспешила домой. А по дороге благоразумно решила, что не будет больше тревожить любимого разговорами о детях.
Только решить, это одно, а сделать, это уже совсем другое.
Не успел Евсей отпереть заиндевелые, поскрипывающие от старости и мороза двери, как бросилась к нему Федора на грудь, и разрыдалась.

Продолжение следует

-3

☼ вам!