Лето вступило в свои права с ленивой, томной уверенностью. Пару дней в неделю мы с бандой совершали набеги на дачу Гали, а в остальные дни я была предоставлена самой себе. Вернее, себе и своему новому, стремительно стареющему мозгу.
Именно в один из таких дней меня накрыло. Я сидела на лавочке в парке, наблюдала за молодыми мамами с колясками и пыталась вспомнить формулу фотосинтеза. Самую простую, которую я когда-то щёлкала как орешки. И… ничего. В голове была пустота, затянутая липкой паутиной. Я могла с лёгкостью перечислить все болячки Михаловны и график приёма таблеток, но формула, вбитая в нейроны за годы учёбы, испарилась.
Паника подкралась тихо и по-кошачьи цепко. А что, если это оно? Возрастная когнитивная деградация? Синапсы, которые я так старательно выстраивала, теперь рушатся с треском сухих веток? Мозг, как и тело, стареет. Нейропластичность снижается, миелиновые оболочки изнашиваются, гиппокамп, отвечающий за память, усыхает, как яблоко прошлогоднего урожая. Я, студентка-биолог, прекрасно знала теорию. Но столкнуться с этим на практике было жутко.
«Успокойся, – сказала Михаловна. – Все мы что-то забываем. Я вот иногда ищу очки, а они на лбу».
– Это не «что-то», Михаловна! – мысленно взмолилась я. – Это я! Мои знания! Если я их забуду, то кто я тогда? Просто глупышка в чужом теле? Нет, я не сдамся. Надо тренировать мозг. Как мышцы. Надо дать мозгу работу!
«Да, ты права. В условиях нехватки данных
наш мозг придумывает сам:
врагов, картину мира, Бога
и мнения других людей!»
Решение пришло мгновенно: библиотека. Царство знаний, тишины и… пыли. Местная библиотека помещалась в старом здании с высокими потолками и скрипучим паркетом. Воздух там был особым – пахло старыми переплётами, временем и дешевым чаем.
За столиком у входа, как суровый страж этого царства, восседала библиотекарь. Женщина лет пятидесяти с строгой причёской «гулька» и взглядом, способным остановить любого нарушителя спокойствия. Её имя было Маргарита Степановна, и ходили легенды, что она может найти любую книгу с закрытыми глазами и одним мановением руки.
«А это наша Маргарита. Я про неё стишок придумала.
Библиотекарь Маргарита,
увидев рваный переплет,
душила Игоря, но тихо,
чтоб соблюдалась тишина!»
Подкованная этой информацией, я, подобно доблестному рыцарю, двинулась навстречу своей цели.
– Зоя Михайловна, здравствуйте, – сказала Маргарита Степановна, смерив меня пронзительным взглядом. – Новый роман Марининой уже забронировали, но я вам оставлю, как только…
– Маргарита Степановна, – перебила я её, стараясь говорить твёрдо. – Мне, пожалуйста, не Маринину. Мне нужны свежие научные журналы. По биологии. «Природа», «Science and Life», если есть что-то по молекулярной биологии или нейробиологии – буду очень благодарна.
В библиотеке повисла тишина. Такая густая, что, казалось, её можно было резать ножом. Даже пылинки, плясавшие в луче света, застыли на месте. Пожилая читательница у полки с детективами замерла с книгой в руках. Студент, готовящийся к экзаменам, удивлённо поднял голову.
Маргарита Степановна медленно сняла очки.
– Вы… повторите, Зоя Михайловна? – произнесла она с лёгким tremor в голосе. – Вам… какие журналы?
– Научные. По биологии, – чётко повторила я, наслаждаясь производимым эффектом. – Хочу мозги размять. А то они, знаете ли, без нагрузки совсем закиснуть могут. Синапсы ослабевают, нейронные связи рвутся. Надо стимулировать нейрогенез.
Я произнесла это с таким видом, будто обсуждала рецепт борща. В глазах Маргариты Степановны читался настоящий когнитивный диссонанс. Её мозг отказывался складывать в одну картину образ милой, немного чудаковатой пенсионерки Зои Вороновой и слова «синапсы» и «нейрогенез».
«Браво, детка! – захихикала у меня в голове Михаловна. – Смотри, у неё аж лицо перекосило! Она думала, ты кроме детективов и книг о вязании ничего не читаешь!»
– Нейро… что? – наконец выдавила библиотекарша.
– Нейрогенез, – любезно повторила я. – Процесс образования новых нервных клеток. У взрослых млекопитающих он, конечно, идёт в основном в гиппокампе, но его можно стимулировать интеллектуальной активностью. Так что, журналы?
Маргарита Степановна молча, с видом загипнотизированной, поднялась и направилась вглубь зала, к стеллажам с периодикой. Она шла, как сомнамбула, изредка оглядываясь на меня.
Я устроилась за читательским столом. Через несколько минут она вернулась и с почтительным трепетом положила передо мной стопку свежих журналов с яркими обложками.
– Вот… всё, что есть, – прошептала она.
– Великолепно! – воскликнула я и, открыв первый же журнал на статье о CRISPR-Cas9, погрузилась в чтение.
Я читала, делая пометки на клочке бумаги (рука, к счастью, ещё слушалась), и чувствовала, как мой мозг просыпается. Он скрипел, сопротивлялся, как несмазанная дверь, но понемногу шестерёнки начинали вращаться. Я вспоминала термины, логические цепочки, лабораторные работы. Это было трудно, но невероятно приятно. Как после долгого перерыва встать на велосипед и понять, что ты ещё не разучился крутить педали.
Я чувствовала на себе взгляды. Студент с любопытством заглядывал в мою сторону. Пенсионерка с детективами смотрела на меня с подозрением, будто я была шпионкой, внедрённой в их ряды. А Маргарита Степановна украдкой наблюдала за мной из-за своего столика, и в её глазах читалось нечто новое – уважение, смешанное с лёгким страхом.
Когда я, спустя пару часов, возвращала журналы, она спросила:
– Зоя Михайловна, а вы… всё поняли в этих… генах?
– Не всё, конечно, – честно ответила я. – Но мозг получил отличную тренировку. Спасибо вам огромное.
– Не за что… – она проводила меня задумчивым взглядом.
С того дня я стала завсегдатаем библиотеки. Мои визиты за научными журналами стали местной легендой. Меня звали «наш учёный» или «бабушка-нейрон». Иногда ко мне подходили студенты и робко спрашивали, не могу ли я объяснить какой-нибудь сложный момент из учебника. И я, счастливая, объясняла.
Я не знала, смогу ли я окончательно остановить старение мозга. Но я точно знала, что пока я заставляю свои нейроны танцевать вальс сложных терминов и научных концепций, я жива. И не просто жива, а жива полной жизнью – и двадцатилетней Зои, и восьмидесятилетней Михаловны. А против такого тандема никакой маразм не устоит.
****
Наступила короткая пауза между весенним севом и летними хлопотами на даче. В свободное время я ходила в библиотеку, но и оставалось время на привычные посиделки. И мы, «банда Михаловны», в полном составе устроились на нашей лавочке у подъезда.
В один из таких дней я почувствовала, что назревает момент истины. Я слишком часто ловила себя на том, что в разговоре с подругами готовы были сорваться с языка «краш», «хайп» или «рофл». Пора было легализовать свои знания.
– Девочки, – начала я – Пока мы тут отдыхаем от трудов праведных, я хочу поделиться с вами ценными знаниями. Меня Костя, внук, просветил. Оказывается, молодёжь сейчас говорит на каком-то своём, тайном языке.
– А, это который «ёшки-матрешки»? – фыркнула Валя, переворачивая шашлык. – Так мы его и сами знаем.
– Нет, там посерьёзнее! – загадочно улыбнулась я. – Я вам сейчас устрою ликбез. Итак, первое слово – «Хайп».
Все с интересом наклонились ко мне.
– «Хайп» – это шум, ажиотаж, – объяснила я. – Например, когда Галя в прошлом году вырастила тыкву размером с колесо, это был настоящий хайп во всём дачном посёлке!
Галя с гордостью выпрямила спину.
– А, ну это я понимаю! Значит, я – хайповая бабка!
– Именно! – подтвердила я. – Следующее слово – «Лайк». Это значит «нравится». Раньше говорили «ах, как здорово!», а теперь – «лайк». Вот, например, Валя недавно пожарила шикарный шашлык. Ей – лайк!
Я подняла вверх большой палец. Подруги, хихикая, стали повторять этот жест, одобряя Валю.
– Теперь – «Кринж», – продолжила я, наслаждаясь ролью лектора. – Это когда смотришь на что-то и тебе аж неловко, стыдно за другого. Ну, например, когда наш сосед Николай Петрович в прошлое воскресенье надел короткие шорты и носки до колен, и пошёл так до магазина. Вот это был кринж!
– Ой, да-да-да! – замотала головой Аля. – Я аж за него покраснела! Настоящий кринж!
– Дальше – «Рофл», – сказала я. – Это когда так смешно, что ты падаешь от смеха. Сокращение от «rolling on the floor laughing». Ну, например, когда ты, Валя, в прошлый раз рассказывала, как гонялась за соседским котом с веником, потому что он всю рассаду потоптал. Мы все тогда просто рофлили!
Валя смущённо хмыкнула, но было видно, что ей приятно.
– А есть слово «Краш», – продолжила я, понизив голос для важности. – Это объект тайной или безответной симпатии. Тот, от кого бабочки в животе и все дела.
Воцарилась заинтересованная тишина.
– Ну, например, – подмигнула я, – для кого-то наш общий знакомый эндокринолог Виталий Андреевич со своей итальянской бородкой – настоящий краш!
Все ахнули, а потом разразились хохотом. Аля даже сделала вид, что обмахивается платочком.
– Ой, Зойка, прекрати! Я вся покраснела!
– А «Шеймить» – это что? – вдруг спросила практичная Галя. – Это, случайно, не про то, как мы Людку Валерьевну в прошлом месяце за её дурацкие галоши на смех подняли?
– Совершенно верно! – обрадовалась я. – Шеймить – это стыдить, позорить кого-то. Но мы, конечно, так не делаем, мы просто… мягко указываем на ошибки.
– А «Мерч»? – подхватила Валя. – Это, наверное, когда мерчутся, то есть, торгуются на рынке?
– Э-э-э, нет, – замялась я. – Мерч – это одежда и аксессуары с символикой какой-нибудь группы или бренда. Вот, например, если бы мы заказали себе футболки с надписью «Банда Михаловны» – это был бы наш мерч.
Идея всем понравилась, и мы на несколько минут погрузились в обсуждение, какие бы футболки мы хотели.
– Ну что, девочки, – подвела я итог, – Теперь мы в теме. Теперь мы не просто бабки на лавочке. Мы – хайповые, лайковые бабки, которые знают, где рофлить, а где кринжовать. И пусть весь мир готовится!
Мы смеялись и упражнялись в новом языке. Валя, показывая на новую сумку Гали говорила: «Лайк!». Аля, вспомнив неловкую ситуацию, кричала: «Кринж!». А Галя даже попробовала составить предложение: «Хайп вокруг моей тыквы такой, что можно мерч выпускать, а сосед Николай Петрович – это просто сплошной кринж, но он, кажется, мой краш, так что не шеймите его».
Мы чувствовали себя продвинутыми старушками, владеющими тайным языком зуммеров. И пусть мы использовали эти слова не всегда к месту и с диким акцентом, но мы веселились от души.
А я сидела и слушала этот новый, странный и такой живой гомон. И ловила на себе взгляды. Прямо напротив, на другой лавочке, восседали «классические» бабки. Фундаментальные, совдеповские. С суровыми лицами, в практичных платочках и с сумками-тележками, полными не столько продуктов, сколько житейской горечи. Они наблюдали за нами с таким выражением, с каким учёные наблюдают за неопознанным объектом в телескоп – смесью любопытства, неодобрения и лёгкого страха.
И я поняла: мы для них – еретики. Мы нарушали все каноны поведения «нормальной» старушки. Мы не осуждали молодежь, мы пытались понять её язык. Мы не жаловались на болячки, мы шутили над ними. Мы не говорили «ах, раньше трава была зеленее», мы строили планы на будущее.
«А ведь и правда, – задумчиво сказала Михаловна. – Раньше мы с подружками на лавочке только о двух вещах и говорили: о болезнях да о том, как всё плохо. А сейчас… Словно заново родились».
– Знаете, девочки, – сказала я вслух, прерывая спор о хештегах. – Мы же сейчас – не просто «бабки на лавочке». Мы – «продвинутые юзеры возрастной категории 80+».
Все засмеялись. И в этот момент с противоположной лавочки донёсся обрывок фразы, знакомый до боли: «…а вот раньше…»
Мы замолчали и переглянулись. Валя закатила глаза. Аля вздохнула. Галя скептически поджала губы.
– А вот раньше, – тихо сказала я, – эта фраза меня просто выводила из себя. Казалось, ну что они всё «раньше да раньше»? Живите сейчас!
«А теперь? – спросила Михаловна.
– А теперь я понимаю, что это не просто ностальгия. Это – защита. Им страшно в этом новом мире, где правят смартфоны и хештеги. Проще сказать, что «раньше было лучше», чем пытаться понять настоящее.
– Ну, у нас-то страх перед настоящим прошел? – с иронией спросила Галя, как будто услышав мои мысли.
– У нас он превратился в азарт, – ответила я. – Как в компьютерной игре. Новый уровень, новые правила. Разбирайся!
В этот момент мимо нашей лавочки прошла ватага подростков. Громких, смеющихся, с наушниками в ушах. Классические бабки проводили их уничижительными взглядами и покачиванием голов. А я на них смотрела и вдруг вспомнила одно стихотворение, которое мне как-то рассказала Михаловна.
– Девочки, а хотите, я вам одно современное стихотворение прочту? – предложила я.
– Ещё один «рофл»? – оживилась Аля.
– Хуже, – загадочно улыбнулась я и прочла:
"Сижу я старый на скамейке и молодежи вслед кричу:
«Эй, нapкoманы-пpocтитyтки, Возьмите, блин, меня с собой!»
Наступила секунда ошеломлённой тишины, а потом нашу лавочку потряс взрыв хохота. Валя хохотала так, что у неё слёзы текли по щекам. Аля схватилась за бок. Даже Галя, скептик и бухгалтер, издавала странные фыркающие звуки.
– Ой, не могу! – давилась смехом Валя. – Это ж гениально! Вот именно! Не осуждать их, а проситься с ними! Вот оно!
Мы смеялись до слёз, вызывая всё более неодобрительные взгляды с противоположной лавочки. Наш смех был вызовом. Вызовом унынию, старческой апатии и этому вечному «а вот раньше».
Когда мы, наконец, успокоились, я сказала:
– Понимаете, в этом вся и суть. С годами, конечно, приходят опыт и рассудительность. Но вместе с ними налипают и вредные привычки. Ворчать, осуждать, бояться нового, думать, что жизнь закончилась. И эти привычки не дают весело и интересно жить. А ведь можно же по-другому! Можно кричать вдогонку молодёжи: «Возьмите с собой!». Хотя бы мысленно.
– Ага, – протёрла слёзы Валя. – Только они нас, таких продвинутых, всё равно не возьмут. Слишком мы для них медленные. Но хоть посмеёмся!
– Главное – чтобы нам самим с собой было интересно, – мудро заключила Галя.
Мы просидели на лавочке ещё с час. Мы были теми же старухами, с теми же болячками и скрипучими суставами. Но наши души отчаянно сигналили миру: «Мы ещё в игре! Мы живы! И мы возьмём от этой жизни всё, что можно взять, даже с нашей-то пенсией!».
И когда мы, наконец, разошлись по домам, я поймала на себе взгляд одной из «фундаментальных» бабок. В её глазах уже не было одного лишь неодобрения. Там читалось лёгкое, едва уловимое любопытство. И, возможно, капелька зависти.
А это, как говорится, уже начало. Может, и они когда-нибудь крикнут вдогонку молодёжи: «Возьмите с собой!». Или, на худой конец, просто перестанут говорить «а вот раньше».
Все опубликованный главы смотрите здесь
Как купить и прочитать мои книги целиком, не дожидаясь новой главы, смотрите здесь