Последняя фраза
Нина стояла у плиты и мешала борщ. Деревянная ложка скрипела о дно кастрюли — монотонно, привычно, как последние тридцать лет. За спиной хлопнула дверь.
— Поесть готово? — бросил Вадим, даже не здороваясь.
Муж устроился в кресле перед телевизором, расстегнул рубашку. Пульт щёлкал, переключая каналы.
— Через десять минут.
— Ладно. И чтобы тихо было. Футбол смотреть буду.
Нина отвернулась к плите. Её отражение в тёмном стекле вытяжки показалось чужим. Седые пряди, усталые морщины, застиранный халат.
Когда я последний раз смотрелась в зеркало не для того, чтобы проверить пятна на одежде?
— Нин, где мои тапки?
— На обувной полке, где всегда.
— Не вижу!
Она нашла их ровно там, где сказала — под курткой мужа. Принесла. Вадим даже не поднял взгляд от экрана.
Нина разлила борщ, накрыла на стол.
— Вадим, ужин.
Он пришёл не сразу — дождался паузы. Попробовал.
— Соли маловато.
Она придвинула солонку. Сама не ела — смотрела, как он жуёт.
— Рубашку синюю погладила? Завтра на встречу.
— Сейчас поглажу.
— Вот всегда так. Говоришь — не слышишь. Сколько раз просил заранее готовить вещи.
Уходи. Ты давно не женщина, а функция — постирай, приготовь, помолчи.
Фраза родилась в голове сама. Нина открыла рот, чтобы произнести её вслух.
Но тихо сказала:
— Хорошо. Сейчас поглажу.
Вторник, четверг, суббота
Жизнь Нины превратилась в расписание. Понедельник — стирка. Вторник — глажка и уборка. Среда — поликлиника с Вадимом. Четверг — продукты. Пятница — генеральная. Суббота — готовка на выходные. Воскресенье — навестить свекровь.
Между делами — готовка, посуда, проверка. Вадим не терпел беспорядка.
— Где мои документы?
— В верхнем ящике комода, как всегда.
— А ключи от машины?
— На крючке у двери.
— Почему нет носков в шкафу?
— В стирке. Возьми другие.
— Других нормальных нет! Ты не можешь заранее подумать?!
Нина замолчала. Научилась молчать лет двадцать назад.
Во вторник, когда гладила рубашки, позвонила дочь Алёна.
— Мам, нашла твой старый альбом на даче. Ты в платье, с партнёром — танцы бальные. Красивая какая! Почему бросила?
Нина замерла.
— Так получилось. Некогда стало.
Ей было двадцать пять, когда Вадим сказал: «Хватит ерундой заниматься. Тебе дом вести надо».
— Жаль. Ты так красиво танцевала.
После разговора Нина долго стояла с утюгом в руке. Перед глазами всплывали картинки: зал с зеркалами, музыка, лёгкость в теле.
— Нина! Чай давно обещала! — крикнул Вадим.
Она выключила утюг и пошла ставить чайник.
Разговор с зеркалом
В четверг когда ходила за продуктами, прошла мимо витрины салона красоты. Остановилась. В отражении — серый пуховик, старые джинсы, сумки в обеих руках. Усталое лицо без косметики.
Рядом сидела женщина её возраста — ей делали укладку. Женщина улыбаясь, что-то рассказывала. Выглядела счастливой.
— Может, зайдёте? — окликнула администратор. — Стрижку, покраску. Специальная цена.
Нина помотала головой.
— Некогда. Дома ждут.
Дома Вадим нервничал.
— Почему так долго? Я проголодался!
Она быстро разложила продукты, разогрела обед. Вадим поел и ушёл спать — всегда отдыхал после обеда.
Нина осталась на кухне. Посмотрела на свои руки. Сухая кожа, короткие ногти, старческие пятна.
Когда я перестала быть женщиной?
Подошла к зеркалу в прихожей. Попыталась улыбнуться — получилось неестественно.
— Кто ты? — прошептала отражению.
В углу был заткнут старый билет — на концерт десятилетней давности. Вадим отказался идти: «Зачем тратить деньги? Лучше дома посидим».
Она вытащила билет. Бумага пожелтела.
А я хотела. Очень хотела.
Звонок сестры
В субботу, когда Нина месила тесто, позвонила сестра Света.
— Нинка, еду в Питер на две недели. Подруга зовёт — музеи, прогулки. Поехали со мной!
Нина застыла, руки в муке.
— Света, как я могу? У меня дела.
— Какие дела? Тебе пятьдесят восемь! Когда ещё поживёшь? Вадим взрослый, сам о себе позаботится.
— Он не умеет готовить.
— Научится. Не маленький же!
— Не могу я.
— Почему?!
Список причин выстроился сам: стирка, свекровь, рубашки, обеды, лекарства...
— Просто не могу.
Света помолчала.
— Нина... А ты когда последний раз жила для себя? Не для Вадима, не для дома, не для детей. Для себя?
Нина медленно опустилась на стул. Мука сыпалась на пол.
— Не помню.
— Вот именно. Ты превратилась в прислугу в собственном доме. Нинка, очнись! Жизнь проходит.
После разговора Нина долго сидела. Тесто поднялось, опало. За окном гудели машины, играли дети, кто-то смеялся.
А она сидела в тишине.
Когда я перестала смеяться?
Вадим вышел из спальни, потянулся.
— Пирог не готов? А я думал, уже можно чайку...
Нина посмотрела на него.
— Вадим, давай съездим куда-нибудь? В отпуск?
Он удивился.
— Зачем деньги тратить? Дома лучше.
— Я давно нигде не была...
— Так и хорошо. Зачем тебе? Отдохнёшь дома.
Он вернулся в комнату. Включил телевизор.
Нина смотрела ему вслед. Что-то внутри медленно надламывалось.
Постирай, приготовь, помолчи.
Вот и вся моя жизнь.
Уходи
В воскресенье после свекрови Нина вернулась позже обычного. Просто шла пешком, не торопясь. Смотрела на людей — они гуляли парами, смеялись, фотографировались.
Жили.
Дома Вадим встретил недовольным взглядом.
— Почему так долго? Я есть хочу!
— Задержалась.
— Ты же знаешь, к шести ужинаю! Сколько можно говорить?!
Она достала остатки супа, поставила разогревать. Вадим ходил за ней, ворчал:
— Обнаглела совсем. Шляешься, а дома дел полно. Посуда грязная, полы не мыты...
— Вадим, — перебила Нина. — Помолчи.
Он замолчал от неожиданности.
— Что?
— Я сказала: помолчи.
Нина выключила плиту. Повернулась к мужу. В голосе не было злости — только усталость тридцати лет.
— Тебе нужна не жена. Тебе нужна домработница. Постирай, приготовь, помолчи — вот весь наш разговор. Может, и все тридцать лет.
— С чего ты взяла?! Я тебя уважаю...
— Когда ты последний раз спросил, как мои дела? Что я чувствую? О чём думаю? Когда мы разговаривали не о твоих носках?
Вадим открывал рот.
— Ну... Мы же... Семья, дом...
— У тебя есть дом. А у меня — только функция.
Она прошла в спальню. Достала старую дорожную сумку — ту самую, с которой приехала после свадьбы.
— Ты что делаешь?!
— Собираюсь.
— Куда?!
— К сестре. Потом в Питер. Посмотрю на город, на музеи. Давно хотела.
Она складывала вещи быстро. Вадим стоял в дверях, растерянный.
— Это глупости! Куда ты в твоём возрасте? У тебя никого нет!
Нина остановилась.
— Есть. Я у себя есть. Оказывается.
Застегнула сумку. Надела куртку. Вадим схватил её за руку.
— Прекрати! Что люди скажут?!
Она высвободилась.
— Уходи, Вадим.
— Что?
— Уходи. Не могу больше слушать. Тридцать лет слушала — теперь моя очередь. Уходи.
Он попятился. В глазах мелькнуло недоумение, обида, злость.
— Ну и иди! Посмотрим, как без меня проживёшь! Через неделю приползёшь!
Нина взяла сумку. На пороге обернулась.
— Не приползу. Потому что я не про ползать. Я про танцевать. Забыла только на время.
Закрыла дверь.
Новый шаг
Нина сидела в маршрутке и смотрела в окно. Мимо проплывали дома, деревья, остановки. Город жил обычной жизнью, не замечая, что у кого-то всё меняется.
Телефон завибрировал — сообщение от Светы: «Приезжай скорее! Готовлю комнату!»
Нина улыбнулась. Не натянуто — искренне.
Когда я последний раз вот так улыбалась?
Она посмотрела на отражение в окне автобуса. Та же женщина. Но что-то изменилось. В глазах появилось что-то новое.
Свобода.
Маршрутка остановилась. Нина вышла, пошла к дому сестры. Шаги были лёгкими. Дул прохладный ветер, пахло весной.
Где-то смеялись дети. Кто-то играл на гитаре. Жизнь продолжалась.
И у неё, Нины Сергеевны, пятидесяти восьми лет, эта жизнь только начиналась.
Она подошла к подъезду, нажала на звонок.
— Света, это я.
— Поднимайся скорее!
Нина взялась за перила. Начала подниматься. Каждая ступенька была как новый шаг — в неизвестность, в свободу, к себе.
А может, иногда нужно уйти, чтобы понять, что ты всё ещё здесь. Внутри себя. Живая.
Как по-вашему, стоит ли женщине в любом возрасте искать себя заново, даже если это означает разрушить привычный уклад? Поделитесь мнением в комментариях.
Если вам понравилось — ставьте лайк и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.