— Давай по-честному, — Андрей разложил на столе листы с расчётами. — Квартиру пополам. Ты же справедливый человек?
Лариса Владимировна смотрела на его аккуратный почерк: «Рыночная стоимость — 10 млн, каждому по 5 млн». Он всегда любил цифры. Они его успокаивали, придавали уверенности.
— Кофе будешь? — спросила она.
— При чём тут кофе? Лара, мы взрослые люди. Двадцать семь лет прожили. Давай без истерик, цивилизованно.
Она налила себе. Ему не стала — он всё равно не пьёт кофе после шести, боится бессонницы. Эти мелочи знаешь о человеке после стольких лет, что кажется — вот они и есть сама жизнь. Оказывается, нет.
— Квартира оформлена на меня, — сказала она спокойно. — До свадьбы купила. На бабушкины деньги.
Он кивнул, будто она сообщила, что сегодня облачно.
— Знаю. Но мы же семья. Я работал, деньги в дом приносил. По закону это называется «совместно нажитое». Ты юрист? Нет. А я консультировался.
В его голосе не было ни агрессии, ни обиды. Только деловая уверенность человека, который сделал домашнее задание.
— Консультировался с кем?
— Да какая разница. Главное — я прав. Алёнка, кстати, говорит, что ты сама поймёшь. Что ты умная.
Алёнка. Двадцатидевятилетняя коллега с длинными ногами и привычкой хохотать над его шутками. Лариса видела её один раз — случайно, у торгового центра. Андрей вышел из машины, открыл ей дверь, поправил выбившуюся прядь волос. Такой заботливый.
Лариса стояла у остановки с тяжёлыми сумками и вдруг поняла: он никогда не открывал ей двери. Даже в начале. Просто не приходило в голову.
— Алёна разбирается в семейном праве?
— Она разбирается в людях. Говорит, ты не станешь судиться. Слишком интеллигентная.
Лариса усмехнулась и отпила кофе. Он уже остыл.
Память
1997 год. Февраль. Бабушка ушла во сне, тихо, как и жила. Оставила Ларисе деньги от проданной дачи — восемьсот тысяч. Тогда это были серьёзные деньги.
Они с Андреем снимали комнату в коммуналке на Октябрьской. Соседка пила, по ночам устраивала скандалы. Общая кухня. Общий душ. Лариса работала менеджером за три тысячи в месяц, Андрей таксовал на отцовской машине.
Она добавила свои накопления, взяла кредит и в октябре купила двушку на окраине. Сама выбирала, сама оформляла, сама расплачивалась. Андрей тогда сказал: «Умница. Я бы не справился со всей этой бумажной волокитой».
Расписались в марте следующего года. Он въехал в готовую квартиру — с мебелью, шторами, посудой. Всё это Лариса купила на свои деньги, работая в две смены.
Но это было так давно. Двадцать восемь лет. Кто теперь вспомнит?
— Ты знаешь, когда я купила эту квартиру? — спросила она.
— Какая разница. Мы потом в ней вместе жили. Я батареи менял, обои клеил. Киску мы здесь растили. Это наше общее гнездо.
«Гнездо». Он явно репетировал речь. Может, с Алёной. Или перед зеркалом.
— Андрюш, имущество, купленное до брака или полученное в наследство, не делится при разводе. Статья тридцать шестая Семейного кодекса.
Он нахмурился. Потом пожал плечами.
— Это теория. А на практике судьи смотрят на жизнь. Мы двадцать семь лет прожили. У нас дочь. Я вкладывался в эту квартиру.
— Обои и батареи. Сто пятьдесят тысяч максимум. Могу компенсировать.
— Лара, ну не будь занудой. — Он улыбнулся той самой улыбкой, которая раньше обезоруживала. — Давай по-человечески. Пять миллионов — и каждый свободен. Ты купишь себе однушку, я с Алёнкой нормальную двушку возьмём. Все довольны.
— А машина? Дача?
— Машину я оставлю. Дачу продадим, пополам поделим. Это справедливо.
Справедливо. Он произнёс это слово с искренней уверенностью. Может, даже сам верил.
— Понятно, — сказала Лариса. — Мне нужно подумать.
— Думай. Только долго не тяни. Алёнка хочет до зимы переехать, а в ипотеку банки сейчас неохотно дают.
Он ушёл, оставив на столе свои расчёты. Лариса взяла листок, посмотрела на цифры. Аккуратные столбики, точные подсчёты. Он всегда был хорош в математике. Жизнь, правда, в столбики не укладывается.
Разговор с дочерью
Ксения приехала на следующий день.
— Мам, ты что, замок поменяла?
— Поменяла. У папы был ключ, а он теперь здесь не живёт.
Дочь прошла на кухню, плюхнулась на стул. Точь-в-точь как отец — так же вздыхала, так же сжимала губы, когда злилась.
— Он мне вчера звонил. Рассказывал, какая ты молодец, что согласилась всё поделить. Я что-то не понимаю?
— Ничего я не соглашалась. Сказала, что подумаю.
— Так и думать не о чем! — Ксения стукнула ладонью по столу. — Квартира твоя, оформлена до брака. Я на втором курсе это проходила. Он ничего не получит.
— Киса, не кричи.
— Я не кричу. Я просто не понимаю. Ты что, правда собираешься отдать ему половину?
Лариса налила дочери воды. Ксения пила жадно, большими глотками — всегда так, с детства, когда волновалась.
— Нет, не собираюсь.
— Тогда зачем сказала, что подумаешь?
— Потому что так правильно. Дать человеку время успокоиться, понять самому.
— Он не успокоится! Он же влюблён. А влюблённые идиоты. Особенно в его возрасте.
Лариса улыбнулась. Дочь была права. Андрей сейчас весь как в тумане — Алёна сказала, значит правильно. Алёна хочет, значит надо. Через пару месяцев протрезвеет, а пока что он опасен. Опасен своей уверенностью.
— Мам, мне найти тебе адвоката? Хорошего. Преподаватель наш как раз такими делами занимается.
— Найди. На всякий случай.
Визит к адвокату
Марина Сергеевна была из тех женщин, которые не скрывают своего возраста. Седые волосы, морщинки у глаз, строгий костюм. Слушала внимательно, не перебивая.
— Ваш супруг заблуждается, — сказала она, когда Лариса закончила. — Или манипулирует. Скорее второе. Статья тридцать шестая Семейного кодекса чётко регулирует: имущество, приобретённое до брака, остаётся личной собственностью. У вас есть документы?
— Все. Договор купли-продажи, справка о наследстве, выписки из банка.
— Тогда он не получит ничего. Максимум — компенсация за улучшения, если докажет вложения. Но обои и батареи — это не существенные улучшения. Суд может назначить пятьдесят тысяч. Может вообще отказать.
— А если он будет настаивать?
— Пусть подаёт в суд. Проиграет. Только деньги на адвоката потратит.
Лариса вышла из офиса с ощущением странной пустоты. Она ожидала облегчения, а чувствовала только усталость. Двадцать семь лет. Больше половины жизни. И вот — закончились. Из-за девушки с длинными ногами и его желания снова быть молодым.
Шёл дождь. Октябрьский, холодный, противный. Она не взяла зонт. Шла медленно, подставляя лицо каплям. Хотелось плакать, но слёз не было. Только пустота.
Последний разговор
Андрей пришёл через неделю. Выглядел усталым — синяки под глазами, помятая рубашка.
— Я думал, — сказал он с порога. — Может, зря мы всё это затеяли?
— Зря?
— Ну... Алёнка говорит, что сейчас не время покупать. Кризис, ипотеку не дают нормально. Может, подождём полгода?
Лариса налила ему чай. Он пил, не поднимая глаз.
— Андрюш, квартиру я не продам. И пополам не поделю. Она моя.
Он поставил чашку. Посмотрел наконец.
— Я же просил по-честному.
— По-честному — это когда помнишь правду. Я купила её до свадьбы. На свои деньги. Ты об этом знал.
— Но потом...
— Потом мы жили в ней вместе. Это правда. Но она осталась моей. Такой закон.
— Значит, ты меня...
Он не договорил. Искал слово. Не нашёл.
— Машина твоя, — сказала Лариса. — Дачу продадим, поделим пополам. Это будет справедливо.
Он встал, взял куртку.
— Алёнка была права. Сказала, что ты умная. Слишком умная.
— Это упрёк?
— Не знаю. Может, комплимент.
Он ушёл, и на этот раз она поняла — навсегда. Не будет больше попыток договориться, уговорить, надавить. Он проиграл. И самое обидное для него — проиграл женщине, которую считал простой, понятной, управляемой.
Через два месяца Лариса узнала, что они с Алёной расстались. Видимо, любовь без квартиры оказалась не такой уж большой.
Новая тишина
Развод оформили к январю. Дачу продали, Лариса получила два миллиона триста тысяч. Положила в банк.
Квартира осталась за ней. Суд даже не рассматривал претензии Андрея — документы были железными.
Теперь она жила одна. Возвращалась с работы в пустую квартиру, разогревала ужин, включала телевизор. По выходным приезжала Ксения, они разговаривали обо всём — о жизни, об учёбе, о будущем.
Иногда Ларисе было грустно. Привычка — штука сильная. Хотелось спросить: «Как дела?» или «Чай будешь?». Но она наливала себе вина, открывала книгу и читала до поздней ночи. Читала всё, что не успела за эти годы.
Однажды она проходила мимо парка и увидела Андрея. Он сидел на скамейке, курил. Постарел. Или просто она раньше не замечала.
Хотела пройти мимо, но он увидел, кивнул. Она остановилась.
— Как дела? — спросила.
— Нормально. Работаю. Снимаю квартиру недалеко.
— Понятно.
Помолчали. Ветер гнал жёлтые листья по асфальту.
— Лар, я тогда... — начал он и замолчал.
— Что тогда?
— Не знаю. Наверное, дурак был.
— Наверное.
Она пошла дальше. Не оглянулась. Дома заварила какао — впервые за много лет. Андрей не любил какао, говорил, что детский напиток. Теперь можно было не оглядываться на чужие вкусы.
Лариса села у окна, смотрела на вечерний город. Где-то там жил мужчина, с которым она провела двадцать семь лет. Родила дочь. Делила радости и проблемы. И вот теперь он чужой. Совсем чужой.
Но квартира — её. Купленная когда-то на бабушкины деньги, выстраданная, заработанная. В ней больше не пахло его одеколоном, не валялись его носки, не было его вечного футбола по телевизору.
Была тишина. Новая, непривычная, пугающая тишина.
Здесь без жалоб — только про то, как находить силы и защищать своё.
Если вам близки такие истории про обычных женщин. Которые не растерялись в трудную минуту - подписывайтесь.