Первое января. В квартире Степана Петровича царила утренняя, слегка помятая, но безмерно счастливая тишина. Пахло хвоей, мандаринами и вчерашним «Оливье». Мы, пять «снегурочек», разбрелись по углам – кто на диване, кто в кресле, предаваясь ленивому восстановлению после бурной ночи.
Валя, как самая закалённая, первая поднялась и, кряхтя, принялась собирать со стола пустые бокалы.
– Ой, девочки, голова-то… хоть и не пили ничего, а гудит, будто на корабле всю ночь качало.
Я потянулась к своему смартфону, чтобы проверить время, и по привычке зашла в приложение Рутуба. Просто посмотреть, не написал ли кто комментарий под нашим новогодним видео, где мы все вместе поём «В лесу родилась ёлочка».
И вот тут меня ждал удар. Не физический, а цифровой. Я протёрла глаза, думая, что это последствия вчерашнего морса. Но нет. Цифры не менялись.
– Девочки, – прошептала я хрипло. – Ко мне. Срочно.
Они подошли, недоумевая. Аля, с бигуди в волосах, Галя, с блокнотом в руках на всякий случай и Валя, с гроздью бокалов.
– Что случилось, Зой? С сердцем плохо?
– Хуже, – выдавила я, показывая им экран. – Смотрите.
На экране красовались цифры:
Подписчики: 3 578
Просмотры за последний месяц: 11 430 часов
И самая шокирующая надпись: «Доступно для вывода: $100.57»
Повисла гробовая тишина. Её нарушила Валя, поставив бокалы с таким лязгом, что все вздрогнули.
– Это что, хакеры? – спросила она, сжимая кулаки. – Взломали наш канал?
– Или мошенники, – мрачно заключила Галя, тут же достав блокнот. – Фишинговая атака. Надо срочно менять пароли.
– Ой, – испуганно прижала к себе кота Надя. – Может, мы что-то нарушили?
– Может, это новые подписчики – все боты? – предположила Аля. – Чтобы нас забанили?
Хаос нарастал. Мы, прошедшие огонь, воду и медные трубы, столкнувшись с цифровым чудом, готовы были увидеть в нём только подвог.
– Костю! – выдохнула я. – Надо звонить Косте!
Я набрала номер внука.
– Бабуль, с Новым годом! – сонный голос Кости прозвучал в трубке. – Что случилось-то? Голова болит?
– Костя, у нас тут… на канале… какие-то цифры непонятные, – залепетала я. – Доллары какие-то! Нас не взломали?
На том конце провода раздался весёлый смех.
– Бабуль, да вы что! Это же монетизация! Я вам ещё две недели назад всё подключил, как только порог прошли. Вы просто до Нового года не заглядывали в статистику! Поздравляю, вы теперь профессиональные блогеры!
Мы уставились на телефон, включённый на громкую связь. Слово «монетизация» повисло в воздухе, такое же непонятное, как «криптовалюта» или «нейросеть».
– Костя, детка, – взмолилась Валя, – говори по-русски, мы тебя не понимаем!
– Сейчас, всё объясню! – послышались на том конце быстрые шаги. – Я к вам мчу. Сейчас!
Через двадцать минут на пороге появился Костя, весёлый, помятый, но с горящими глазами. Он сел за стол, отодвинул остатки салата и, как настоящий IT-евангелист, начал свой ликбез.
– Так, бабули, слушайте сюда, – начал он, используя монитор ноутбука Степана Петровича как доску. – Вы снимаете крутые видосы. Люди их смотрят. Перед вашими видосами показывается реклама. За каждый просмотр этой рекламы вам капают денежки. Всё!
Мы сидели с каменными лицами.
– То есть, – медленно проговорила Галя, – нам платят за то, что мы… живём?
– Ну, если так грубо, то да! – обрадовался Костя. – Вы же не просто живёте, вы делитесь опытом! Ваш контент востребован! Вот, смотрите, – он ткнул пальцем в график, – пик просмотров был на видео «Как прожить на пенсию». Его посмотрели 50 тысяч человек!
Цифра «50 тысяч» прозвучала как выстрел. Мы, пять пенсионерок из спального района, оказались интересны пятидесяти тысячам человек?
– И это… это не развод? – недоверчиво спросила Надя.
– Нет! – засмеялся Костя. – Это ваш законный заработок. Эти сто долларов вам Рутуб и переведёт, как только вы решите их вывести. На карточку.
– Сто долларов… – прошептала Аля. – Это… это сколько в рублях?
Костя быстренько посчитал на телефоне.
– Примерно… десять тысяч.
В комнате повисла оглушительная тишина, которую нарушил Степан Петрович, внезапно встав и торжественно провозгласив:
– Дамы! Поздравляю вас с выходом на международный финансовый рынок!
И тут нас прорвало. Мы засмеялись, закричали, начали обниматься. Валя хлопала Костю по плечу так, что он чуть не грохнулся с табуретки. Аля плакала от счастья. Галя срочно начала составлять таблицу потенциальных доходов. А Надя сжала мою руку и прошептала: «Зоя, мы богатые!».
– Так, – опомнилась Валя. – Значит, эти деньги – наши? Общие?
– Абсолютно! – кивнул Костя. – Канал же общий.
– Тогда я предлагаю! – Валя встала, приняв вид прораба, объявляющего о премии. – Эти деньги – на общий праздник! Не в бюджет, а на гулянку! Чтобы отметить наше… как его…
– Выход на монетизацию! – подсказал Костя.
– Вот! Чтобы отметить это дело!
Предложение было встречено с восторгом. Мы сияли, как ёлочные игрушки. Мы были не просто подругами. Мы были командой. Бизнес-леди. Бабушками-миллионершами, у которых на счету целых сто долларов!
– Значит, – подвела итог Галя, – наш блог – это не просто хобби. Это актив. Приносящий пассивный доход.
– А я говорила, что мы крутые! – воскликнула Аля.
– Крутые, – улыбнулся Костя. – Самые крутые бабушки на всём Рутубе.
Мы продолжили праздник, но теперь с новым, сладким осознанием. Мы были не просто весёлой бандой. Мы были успешным стартапом. И эти сто долларов были для нас дороже любой миллионной премии. Потому что это были не просто деньги. Это было признание. Подтверждение того, что наша жизнь, наш опыт и наше упрямое жизнелюбие – это ценно. И теперь у нас был официальный, монетизированный повод продолжать жить именно так – громко, весело и без оглядки на возраст.
С выходом на монетизацию наша банда окончательно и бесповоротно взлетела на гребень цифровой волны. Настроение творить и — что уж греха таить — вытворять, зашкаливало. Мы поняли простую, но ошеломляющую вещь: наша обычная, суматошная, наполненная до краев жизнь российских пенсионерок кому-то искренне интересна. И мы с упоением принялись снимать всё подряд, превращая каждый свой день в маленькое кино.
От января до апреля на наш канал «Банда Михаловны» хлынул настоящий водопад контента. Мы уже не просто фиксировали быт, мы творили.
В январе, после новогоднего финансового чуда, мы сняли наш коронный «Шопинг-трип пенсионерки». Мы с Валей на пару разыграли целый спектакль в «Магните»: я, как «зелёная» Зоя, с азартом набирала в корзину всякую разрекламированную ерунду, а Валя, как суровый прораб жизни, с присущим ей тактом вываливала это всё обратно на полки, приговаривая: «Это — отрава, это — неоправданно дорого, а это вполне соответствует цене и качеству!».
В конце, у кассы, мы с двумя пакетами — мой, скромный, с гречкой и курицей, и её, ломящийся от стратегических запасов круп, тушёнки и стирального порошка — устроили финальный диалог о том, как пережить с пенсией от зарплаты до зарплаты. Комментаторы рыдали от смеха и ставили лайки под репликой Вали: «Молодые думают, что мы скупые. А мы не скупые, мы — стратеги!»
В феврале мы махнули в зимний лес, как в старые добрые времена. Аля, наша муза, устроила фотосессию на фоне заснеженных елей, читала стихи Есенина, а мы с Валей и Надей пытались слепить снеговика. Получилось нечто абстрактное, с шишкой вместо морковки и ведром набекрень. Сие произведение мы гордо назвали «Снежный Авангард». Галя, наш штирлиц, тем временем снимала скрытой камерой, как Валя, ворча: «Ну, искусство, понятное дело…», тайком подправляла нашему творению «лицо». Этот дуэт — возвышенная Аля и приземлённо-практичная Валя — стал хитом.
А потом к Вале приехала дочь с правнуками-школьниками. И случилось самое органичное и тёплое видео, которое мы и не планировали. Мы просто готовили на её кухне пирожки с капустой и яйцом. Внуки, почуяв невероятный запах, столпились у плиты с таким голодным блеском в глазах, что Валя скомандовала: «Снимай!».
Малыши не играли в «голодных внучков» — они и так ими были, уплетая горячие, обжигающие пирожки прямо с противня, причмокивая и закатывая глаза. А Валя, стоя у плиты в заляпанном мукой фартуке, смотрела на них таким взглядом, полным безмерной, чуть грустной любви, что в комментариях потом писали: «Плачу. Как у моей бабушки…».
Наши спонтанные съемки не были игрой на камеру. Это было лекарство. Лекарство от старости, от уныния, от одиночества. Простое, как пирожок, и такое же необходимое.
Как-то морозным солнечным денем мы прогуливались во дворе всей бандой.
— Смотри-ка, — ткнула Валя варежкой в заиндевевшую карусель. — Стоит, бедная, без дела. Надо её, что ли, разогнать? А то детишки современные забыли, как надо развлекаться.
Идея созрела мгновенно. С трудом протаптывая тропинку в свежем снеге, мы взгромоздились на старую карусельку.
— Поехали! — скомандовала Валя, и мы, оттолкнувшись, медленно и со скрипом закружились.
— Ох, голова! — засмеялась Галя, вцепившись в поручень. — Вестибулярный аппарат не тот уже.
— Зато душа — та самая! — крикнула я, ловя ветер и смех.
— А помните, как в детстве язык к железу примерзал? — подначивала Валя. — Кто нынче отважится? На спор!
Повисла пауза. Мы переглянулись. А потом хором, как ребятишки, рассмеялись.
— Да ну тебя! — фыркнула я — Мне ещё свою «французскую пикантность» беречь надо, а не к карусели её примораживать!
Мы кружились медленнее, смех наш звенел в хрустальном воздухе. Дворник смотрел на нас с нескрываемым изумлением. И мы не заметили, как издалека на телефон нас снимает Степан. Мы его, конечно, отругали потом, но это видео на нашем канале набрало рекордное количество просмотров. Зрители были в восторге! Комментарии шли сплошным потоком:
*Вау! Это круто! Я в сорок побоюсь на эту карусельку забраться, а тут бабки зажигают
*Теперь я знаю смысл выражения «здесь крутятся бешеные бабки!
*Это не настоящие бабульки – наверняка переодетые артисты. В восемьдесят лет так беситься невозможно
*А вот и нет – моей бабушке 87, и она тоже так может развлекаться.
Это был успех! Мы показывали всем, что мы — не невидимки. Мы — живые, яркие, с юмором, амбициями и своим, выстраданным опытом, который вдруг оказался важен и нужен тысячам людей.
И я, Зоя, чувствовала с каждым днём всё острее: этот год, прожитый в теле Михаловны, — это не просто мой личный квест по выживанию. Это была какая-то огромная, всеобщая работа. Работа по напоминанию. Я напоминала сама себе, своей банде, нашим зрителям, что жизнь — вот она, прямо сейчас, и она прекрасна. Что можно в восемьдесят лет спорить о нейросетях, снимать блог, влюбляться и лепить кривых снеговиков.
А потом пришла весна. И вместе с ней пришло странное, щемящее чувство. Ощущение, что огромный, важный этап подходит к концу. Что моя миссия — не только помочь Михаловне наладить жизнь, но и помочь всем «Михаловнам» в стране вспомнить о своей силе — близка к завершению. Это было не страшно. Это было… торжественно. И тревожно.
Я стала ловить себя на мысли, что часто смотрю на улицу, где на проталинах пробивалась первая травка, и думала о больнице. О той палате, где под присмотром машин лежит моё молодое тело. Я соскучилась. Соскучилась по родителям до физической боли. По маминым рукам, по папиным шуткам. По Максу… По его смеху, по его тёплому, живому плечу.
Но я боялась. Боялась ворошить свои раны и их. Боялась, что одно лишь моё появление у больницы, пусть и в теле Михаловны, всколыхнёт ту боль, которая, наверное, лишь слегка притупилась у них за этот год.
Однажды утром, в конце марта, я проснулась с чётким, кристальным решением. Солнце било в окно, за которым вовсю щебетали воробьи. Зима окончательно отступила.
— Всё, — сказала я сама себе, глядя в зеркало на мудрое лицо Михаловны. — Хватит прятаться. Пора.
Я не знала, что именно произойдёт. Может, я просто постою под стенами больницы, посылая мысленные сигналы самой себе. Может, повидаю Макса, если он будет там. А может, просто посмотрю на родителей издалека, чтобы убедиться, что они держатся.
Я надела своё самое нарядное пальто — то самое, в котором мы с Степаном Петровичем встречали Новый год — и вышла на улицу. Воздух был свежим и пьянящим. Я шла по подтаявшему асфальту, и у меня было такое чувство, будто я не просто иду в больницу. Я шла навстречу самой себе. И что бы там ни случилось — это будет правильно.
Окончание книги смотрите здесь
Все опубликованный главы смотрите здесь
Как купить и прочитать мои книги целиком, не дожидаясь новой главы, смотрите здесь