Дождь барабанил по карнизу, словно настойчивый гонец дурных вестей, но в квартире Надежды Петровны теплился хрупкий огонёк предвкушения.
На столе, рядом с остывшей чашкой чая с лимоном, красочно пестрели глянцевые брошюры, манящие лазурными далями морей и радужными брызгами аквапарков.
Три заветных билета на поезд и распечатанный ваучер в скромный приморский пансионат – плод трёх лет неустанной экономии, её маленькая победа над серостью будней.
В воображении отчётливо рисовались две вихрастые головки, две пары лучистых глаз – её внучки-близняшки, Аня и Маша, семилетние солнечные зайчики дочери Ольги, впервые познающие безбрежную красоту морской стихии.
Улыбка, нежная и трепетная, сама собой расцвела на её лице. Резкий, словно удар грома среди ясного неба, дверной звонок ворвался в эту идиллическую картину.
Надежда Петровна вздрогнула, словно от внезапного толчка, и, едва сориентировавшись, почти бегом, прижимая к груди заветные брошюры, бросилась открывать дверь.
На пороге стоял Игорь, её сын. Хмурый, словно грозовая туча, с глазами, мечущими обиженные молнии. Он бесцеремонно вторгся в квартиру, не обмолвившись приветствием, дыша тяжело и прерывисто, как загнанный зверь.
– Здравствуй, сынок. Что случилось? – с тревогой в голосе спросила Надежда Петровна, инстинктивно заслоняя рукой яркие морские пейзажи.
Игорь заметил это движение. Его взгляд, словно хищный орёл, выхватил из её рук краешек билета, и что-то в его душе окончательно надломилось.
– Случилось? – он презрительно фыркнул, и голос его дрогнул от сдерживаемой ярости.
– Мама, Оля случайно проговорилась… Про море. Про то, что ты везешь её девчонок. Это правда?
Надежда Петровна почувствовала, как земля уходит из-под ног, оставляя её в зыбкой пустоте. Она беспомощно кивнула, не находя слов, способных смягчить удар, объяснить мотивы.
– Да, Игорёк. Я… я копила. Хотела сделать им подарок. Они такие маленькие ещё, никогда моря не видели…
– А мои дети?! – крик Игоря полоснул по воздуху, словно удар хлыста.
Он ткнул пальцем в пустоту, словно там стояли его невидимые дети.
– Кирюша, Света, Данилка – они что, не твои внуки?! Они что, меньше заслужили?! Или они тебе не родные?!
– Игорёк, успокойся, пожалуйста! – Надежда Петровна отступила на шаг, словно защищаясь от надвигающейся бури.
– Твои дети – мои самые родные внуки, я их люблю! Просто…
– Нет никаких "просто"! – перебил он, не давая ей шанса оправдаться.
– Жаба душит родных внуков на море свозить?
– Игорь! – в голосе матери прозвучало не только возмущение, но и острая боль. – Дело не в «жабе»! Посчитай сам: у тебя трое детей! Трое! Разного возраста! Десять, восемь и пять лет! За ними нужен глаз да глаз! В поезде, на пляже, везде! Я одна, мне шестьдесят пять! Я физически не справлюсь с тремя! Это просто опасно! Я не хочу рисковать их здоровьем, а тем более жизнью!
– А с двумя справишься? – язвительно процедил Игорь.
– С Аней и Машей справишься? Они что, ангелы? Не бегают, не шумят? Или ты считаешь, что Ольгины дети лучше моих?!
– Они близняшки! – отчаянно пыталась объяснить Надежда Петровна.
– Им всего семь, они более самостоятельные, всегда вместе, помогают друг другу! И их всего двое, Игорь! Двое против троих разновозрастных! Это огромная разница в нагрузке! Я просто не смогу уследить за Данилкой, который в пять лет лезет везде, и одновременно за Кирюшей и Светой! Это физически невозможно для одной бабушки!
– Значит, ты берёшь на море только любимых? – голос сына леденел с каждой секундой.
– Потому что Ольга – доченька, а я – так, сынок? Её детей баловать можно, а мои – обуза? Так получается? Чего молчишь? Скажи уже правду!
– Нет! – Надежда Петровна почувствовала, как к горлу подступает ком, а глаза наполняются слезами.
– Я не могу взять троих, я и по финансам не потяну, а взять из твоих детей двоих и оставить третьего – это жестоко! Представь: вот я везу Кирюшу и Свету, а маленький Данилка остаётся дома? Он подумает, что его бросили, что бабушка его не любит! Это же травма для ребёнка! Я не могу так поступить! Это хуже, чем вообще никого не взять!
Игорь замер, словно поражённый громом. Казалось, логика матери на мгновение дошла до его сознания. Но обида, ревность и жгучее чувство несправедливости оказались сильнее.
– Значит, выход один, – произнёс он тихо, но с такой злобой, что Надежда Петровна ощутила леденящий озноб.
– Либо ты берёшь на море всех моих детей, либо… либо никого не берёшь. Точка.
– Что?! – Надежда Петровна не верила своим ушам. – Ты что такое говоришь?!
– Говорю ясно: либо все трое моих едут с тобой, либо Аня и Маша сидят дома. Третьего не дано. Я не позволю, чтобы мои дети чувствовали себя обделёнными, пока дети Ольги купаются в твоей любви и щедрости!
– Это шантаж! – выдохнула Надежда Петровна, чувствуя, как её сердце бешено колотится в груди.
– Ты не имеешь права ставить мне такие ультиматумы! Я копила эти деньги! Я планировала эту поездку! Для Ани и Маши!
– А мои дети для тебя – не дети, да? – Игорь снова вспыхнул, словно сухой хворост. – Видно, кого ты больше любишь! Скупердяйка! Вези всех или сдавай билеты! Так хоть справедливо будет!
Последние слова прозвучали как пощёчина, звонкая и унизительная. Надежда Петровна выпрямилась, собирая остатки гордости.
Вся её материнская боль, усталость от прожитых лет и ощущение чудовищной неблагодарности спрессовались в груди в тяжёлый, невыносимый ком.
Слёзы мгновенно высохли, словно их и не было. Взгляд стал жёстким и решительным, словно сталь, закалённая в огне.
– Нет, Игорь, – произнесла она тихо, но так, что каждое слово врезалось в память, словно удар молота.
– Я ничего не буду менять. Я не поддамся твоему шантажу. Я не поеду с тремя маленькими детьми одна – это безответственно. И я не лишу Аню и Машу их долгожданной поездки из-за твоей обиды и несправедливых обвинений. Они поедут на море, как и планировалось.
Игорь смотрел на мать несколько долгих секунд, словно видя перед собой незнакомого человека. Его лицо исказила гримаса ненависти и горечи, словно маска, надетая злобным актёром.
– Понятно, – прошипел он сквозь зубы.
– Мне всё понятно. Значит, так. Запомни, мама: раз ты сделала свой выбор в пользу Ольгиных детей, то можешь теперь общаться только с ними. Мои дети тебе не нужны, и я тебе не нужен. Не звони. Не приезжай. Не пытайся даже с ними увидеться. Ты для меня больше не мать.
Он резко развернулся и вышел, с силой захлопнув дверь так, что задребезжали хрустальные рюмки в старинном серванте.
Надежда Петровна стояла посреди комнаты, оглушённая тишиной, нарушаемой лишь мерным тиканьем часов на стене.
На ватных ногах она медленно подошла к окну. Дождь усилился, заливая мутным потоком стёкла.
Внизу, дёрнув ручку с яростью, в свою машину садился Игорь. Он даже не обернулся.
Надежда Петровна тяжело вздохнула и опустилась на стул, машинально поглаживая ладонью заветные билеты.
Море для Ани и Маши… и ледяное молчание сына. Цена этой поездки оказалась непомерно высока, намного дороже, чем все её сбережения.
Она прикрыла глаза, пытаясь представить звонкий смех близняшек на лазурном берегу, но вместо этого перед её внутренним взором вставали печальные, полные укора глаза внуков сына.
Весь вечер Надежда Петровна не могла найти себе места, терзаясь противоречивыми чувствами. Она усиленно думала над тем, как поступить правильно.
Однако, взвесив все "за" и "против", женщина пришла к горькому, но твёрдому выводу, что не стоит идти на поводу у эгоистичного сына.
– Уступишь один раз, придётся уступать всегда, – решительно проговорила она вполголоса, словно убеждая саму себя.
Через две недели Надежда Петровна вместе с любимыми внучками уехала на море. Игорь, узнав об этом, пришёл в ярость и заблокировал мать во всех социальных сетях, запретив детям общаться с ней под страхом наказания.
Теперь они, при виде родной бабушки, перебегали на другую сторону улицы, отворачиваясь и кривя маленькие личики в презрительной гримасе.
РЕКОМЕНДУЕМ ПОЧИТАТЬ: