Трехкомнатная сталинка всегда казалась Вере билетом в счастливую жизнь.
Когда пять лет назад свекровь, Наталья Захаровна, с царственной милостью вручила им с Сашей папку с документами на дарение, Вера поверила – вот он, светлый горизонт их семейного счастья.
Они въехали с трепетом, вдохнули новую жизнь в старые стены, вырастили сына Сергея.
Наталья Захаровна жила в своей скромной однушке через два подъезда, заглядывала в гости с пирогами, словно добрая фея.
Все было… почти идеально, как в красивой сказке.
Но спустя двадцать лет грянул гром среди ясного неба.
В тот роковой день свекровь явилась, как обычно, с пирогами.
Поставила на стол блюдо, поправила кружевную салфетку под вазочкой с вареньем и будто невзначай обронила:
– А Риточка-то наша решила вернуться… Муж у нее там, в Питере, не сложилось. Совсем.
Вера натянуто улыбнулась, подливая свекрови горячий чай:
– Как жаль. Но дома, конечно, ей будет легче. У вас же есть место.
Наталья Захаровна откашлялась, избегая взгляда невестки:
– Место-то есть… Вот только… Я подумала. Ей с ребенком тесно у меня. Да и начинать заново тяжело без крыши над головой.
Саша, уткнувшись в телефон, промычал:
– Ну, поживет с тобой, мама, оклемается, работу найдет. Куда ей спешить?
– Временное часто становится постоянным, – сухо отрезала свекровь.
– И потом… Я уже приняла решение, чтобы Рите было легче встать на ноги… Я отдаю ей эту квартиру.
В гостиной повисла давящая тишина.
Вера почувствовала, как холодок прошелся по коже.
– Какую… квартиру? – прошептала она, хотя догадывалась, о чем пойдет речь.
– Эту, – Наталья Захаровна кивнула.
– Вашу, вернее, мою. Ту, что я вам… двадцать лет назад отдала.
Саша оторвался от телефона, на лице – полное недоумение:
– Мам, ты чего? Ты же нам ее подарила! У нас дарственная! Документы! Мы тут живем!
Наталья Захаровна вскинула руку, словно отмахиваясь от возмущений сына.
Ее голос стал холодным и твердым, как лед:
– Дарственная, Саша, дарственной рознь. Я вам передала квартиру с правом пожизненного проживания, моего проживания. Формулировка точная. Юрист составлял. Я имею полное право распоряжаться своей собственностью, как считаю нужным. Сейчас нужда Риты для меня важнее. Она дочь с внучкой. Она будет жить здесь вместо меня!
Вера вскочила, как ужаленная, чашка звякнула о блюдце.
– Вашего проживания?! Вы тут не живете! Вы приходите в гости! Это наша квартира! Мы вложили в нее все! Ремонт, годы жизни! Здесь вырос Сережа! – голос женщины дрожал, в глазах закипала ярость и обида.
– Вера, успокойся, – свекровь говорила с ледяным спокойствием.
– Никто вас на улицу не выгонит. Я же не зверь. Вы будете жить здесь… пока я не решу иначе. Но Рита въедет через месяц. Вам придется потесниться. Возможно, выделить ей комнату.
– Выделить? Моей сестре в нашей квартире? – Саша наконец проснулся, его лицо побагровело.
– Мама, это безумие! Как ты могла? Ты же знаешь, у нас с Верой автокредит, мы на дачу копим…
– Твоей сестре Рите, – поправила его Наталья Захаровна.
Вера смотрела на эту женщину, когда-то казавшуюся ей мудрой и справедливой, и видела лишь неприступную каменную стену.
– Значит, все эти годы… "Подарок"… Это была просто уловка? Чтобы мы тут сидели, как сторожевые псы, охраняли вашу собственность, вкладывались в нее, а вы в любой момент могли все забрать и отдать своей любимой доченьке? – голос Веры дрожал, но она держалась из последних сил.
– Вы нас использовали. Хладнокровно и расчетливо.
– Я дала вам крышу над головой на годы вперед, – парировала Наталья Захаровна, поднимаясь.
– Безвозмездно. Вы должны быть благодарны. А теперь у меня дочь в беде, и я помогаю ей, как могу.
– Как можешь? За наш счет! – выкрикнул Саша.
– Это подло, мама! Очень подло!
Наталья Захаровна лишь вздохнула, собирая свою дорогую сумочку.
– Вы не понимаете. Рита – моя кровь, а вы… – она не договорила, но смысл висел в воздухе.
– Через месяц она приедет. Будьте готовы. Ключи от квартиры у меня уже есть, – добавила она, демонстрируя новенький брелок с двумя ключами, которых Вера раньше не видела.
– Я твой сын, которого ты обманула! – крикнул Саша.
– Квартира на нас, мама, я тебе напомню…
– Но с моим пожизненным проживанием, – уточнила свекровь.
– Могу я к вам перебраться, а Риту в однушке поселить. Имею полное право, но не хочу возиться. Рита с внучкой приедут через месяц!
Наталья Захаровна двинулась к выходу.
Вера стояла посреди гостиной, которую так любила, каждую деталь которой выбирала с такой любовью.
Обои, светильник, вид из окна на старые липы – все вдруг стало чужим и временным, как декорации к чужому спектаклю.
– Саша… – прошептала она, глядя на мужа.
Он сидел, опустив голову на руки.
– Саша, что мы будем делать?
Он поднял на нее полные боли и растерянности глаза.
– Я не знаю, Вера. Я… я не знаю. Она же мать… Как она могла? Наверное, правда, она все продумала… – голос Саши был полон безысходности.
Тридцать дней пролетели в лихорадочном марафоне отчаяния.
Вера металась между яростью и бессилием, Саша безуспешно консультировался с юристами, которые лишь подтверждали правоту Натальи Захаровны.
Они были не хозяевами, а лишь временными жильцами, обязанными обеспечить "проживание" дарителю.
Звонок в дверь прозвучал как похоронный колокол.
Вера открыла дверь.
На пороге стояла Рита.
Это была не измученная жизнью женщина, а ухоженная дама в дорогом, но слегка поношенном пальто, с холодным, оценивающим взглядом хищницы.
Рядом стояла девочка лет десяти, миниатюрная копия Натальи Захаровны, смотревшая на все свысока.
– Ну, вот мы и приехали, – произнесла Рита без тени смущения или извинения. Ее голос неприятно резанул слух металлическими нотками, напоминающими голос матери.
– Мама сказала, вы нас ждете. Где наша комната?
Вера молча отступила, пропуская их в прихожую.
Запах незнакомого парфюма быстро наполнил пространство.
Саша вышел из гостиной, бледный, сжав кулаки.
– Рита… – начал он, но Рита оборвала его на полуслове.
– Где вещи можно разместить? Кира, не трогай ничего! – это было адресовано дочери, потянувшейся к статуэтке на полке.
Вера кивнула в сторону маленькой комнаты, которую они когда-то мечтали превратить в кабинет или детскую для второго ребенка, которому так и не суждено было родиться.
Теперь там стояли два раскладывающихся кресла и пустой шкаф.
– Здесь. Ванная – направо, кухня – налево. Правила дома: кухня убирается после каждого использования, громкая музыка после десяти вечера запрещена, гости – только по предварительному согласованию, – автоматически проговорила Вера, пытаясь хоть как-то обозначить границы.
Рита усмехнулась и пошла осматривать комнату с явным презрением.
– "Правила дома"? Милая, это теперь мой дом, так что правила здесь буду устанавливать я. А пока… это сойдет. На первое время. Кира, разбирай чемодан. Только аккуратно.
Жизнь супругов под одной крышей с незваной гостьей превратилась в медленно тлеющий кошмар, в войну на истощение.
Рита вела себя не как гостья, а как хозяйка, проверяющая работу слуг: переставила вазу в гостиной ("Так лучше смотрится"), повесила свое полотенце на самый удобный крючок в ванной, а ее дочь быстро оккупировала самый удобный диван перед телевизором.
Рита постоянно критиковала кулинарные способности Веры ("Мама всегда делала начинку сочнее"), оккупировала плиту, готовя сложные блюда для себя и дочери, и оставляла горы грязной посуды.
Запахи ее кулинарных изысков, которые когда-то казались Вере приятными, теперь стали навязчивыми и чужими, как напоминание о ее поражении.
Через неделю Рита "деликатно" поинтересовалась, не собираются ли они освободить большую комнату.
– Вам с Сашей две маленькие, наверное, удобнее? А нам с Кирой тесно.
Саша взорвался, тряся перед сестрой выцветшей копией дарственной:
– Тут черным по белому написано – мать имеет право проживать, а ты лишь пользуешься этим правом вместо нее! Ты не собственник до ее смерти!
Но Рита лишь холодно улыбнулась:
– Формально – да. Но мама хочет, чтобы я здесь жила, и я буду. Со временем… все станет моим. Лучше привыкайте.
Присутствие Риты отравило отношения Веры и Саши.
Она винила его в слабости, в том, что он не смог противостоять матери, в его вечном "Она же мать…" Он злился на ее постоянные упреки и чувствовал себя униженным дважды – и матерью, и женой.
Их сын Сережа, приезжавший из университета на выходные, был шокирован гнетущей атмосферой в доме.
После одного визита он перестал приезжать.
Прошло полгода.
Квартира превратилась в поле битвы, разделенное на два враждующих лагеря. Ели в разное время и по отдельности.
Наталья Захаровна звонила редко, интересуясь только Ритой и Кирой.
Однажды вечером девочка потребовала, чтобы Вера немедленно освободила стиральную машину.
– Мама сказала, что я должна постирать сейчас! – скомандовала Кира.
Вера в слезах закрылась в комнате.
Саша сидел на кровати, тупо уставившись в стену.
– Саша, – тихо произнесла она.
– Я больше не могу… Я ухожу.
Он поднял на нее усталые глаза, в которых уже не было удивления.
Лишь обреченность и понимание.
– Куда? К маме? У тебя же нет денег на съем…
– Сначала – к маме. Потом – куда угодно. На две работы. В общежитие. Но не здесь. Не в этом… сумасшедшем доме, который Наталья Захаровна нам "подарила". Я задыхаюсь. Ты со мной? – в ее голосе звучала не надежда, а последняя проверка.
Саша долго молчал.
За стеной раздался громкий смех Риты и Киры, смотревших телевизор в их гостиной.
Он вздрогнул.
– Я… я не могу бросить квартиру, Вера. Это же все, что у нас есть. И Сереже потом… Может, что-то изменится… Мама… – он опять запнулся.
Вера кивнула, но ни одна слезинка не скатилась по ее щеке.
В ее глазах читалась только ледяная решимость.
– Тогда прощай, Саша. Желаю тебе счастья… с твоей новой семьей. – Она начала молча собирать вещи, складывая их в чемодан.
Первое время Вера жила у матери, а потом сняла крошечную комнату на самой дальней окраине города.
Работала на износ, чтобы оплачивать жилье.
А в "подаренной" квартире жизнь шла своим чередом.
Сестра Рита утверждалась в своей власти, словно цветок, пересаженный в плодородную почву, а брат Саша, напротив, таял, как дымка, призрак в собственном доме.
Вера, стиснув зубы, решила: если за год в сердце мужа не забрезжит просветление, развод станет неизбежностью.
Восемь месяцев спустя телефонный звонок Натальи Захаровны ворвался в жизнь Веры, словно гроза:
– Позвонила внуку, а он… представляешь? Сказал, что не желает со мной и разговаривать! Предательницей, видите ли, меня считает. Это ты его науськала, да?
– Он что, дворовый пес, чтобы его науськивать? – усмехнулась Вера, в голосе прозвучала сталь.
– Сережа не хочет с вами говорить, потому что видит страдания отца и нашу разрушенную семью. Он не марионетка, Наталья Захаровна, и прекрасно понимает, кто дирижер этой трагедии.
– Фи! Ну и пусть обижается, – презрительно фыркнула свекровь и бросила трубку, словно отмахнулась от назойливой мухи.
Она, казалось, торжествовала, получив желаемое: дочь и внучку под крышей своей квартиры, словно добычу, принесенную хищником в логово.
Десять месяцев спустя Саша, сломленный и опустошенный, окончательно выдохся и съехал из подаренной матери квартиры, оставив за собой пепелище надежд.
– Раз съехал, переделывай документы на Риту! – безапелляционно потребовала Наталья Захаровна, словно отдавала приказ слуге.
Сын не возражал, не протестовал, не пытался спорить.
Он просто вернул ключи и отказался от имущества, отдав матери всё, что от него осталось.
В сорок лет Саше и Вере пришлось начинать всё с чистого листа, строить новую жизнь, заключив себя в кабалу ипотеки на крохотную однушку, словно в символ новой, скромной реальности.
Отношения с Натальей Захаровной и Ритой окончательно рассыпались в прах, словно карточный домик, под порывом ледяного ветра.
Разрыв был окончательным и бесповоротным.