Найти в Дзене
Объектив времени.

Дмитров в воспоминаниях. Часть 2.

Решил разбавить фотографии воспоминаниями о прежней жизни - от 20-х годов до начала 80-х. Это воспоминания моей мамы. В деревне, помню, просыпались зимой, в избе холод. Мама затопляет печку. А печка большая, русская. Детей, кто поменьше, она сажала на шесток, поближе к огню. И как это было интересно. «Убирались» в избе по хозяйству два раза в день: кормили скот, приносили воду и дрова, подметали пол. По субботам мыли полы. Они были из некрашеных досок, поэтому их скоблили ножами, терли голиками, а то и битым кирпичом. Зато уж и хорош был чистый пол: белый с желтизной, теплый, так и хотелось походить по нему босиком. Парились в печке. Бань у нас в деревне не было. Мама мыла всех детей в печке по очереди, а кто постарше – мылись сами. В печке тепло и темно, потому что заслонка закрыта, в уголке чуть видны в «горнушке» под пеплом дотлевающие угольки. На под печи постелена солома. (Под печи – это там, где выпекается подовый хлеб). Мама растирает тело, массирует, приговаривает: вот по ребры

Решил разбавить фотографии воспоминаниями о прежней жизни - от 20-х годов до начала 80-х.

Это воспоминания моей мамы.

В деревне, помню, просыпались зимой, в избе холод. Мама затопляет печку. А печка большая, русская. Детей, кто поменьше, она сажала на шесток, поближе к огню. И как это было интересно. «Убирались» в избе по хозяйству два раза в день: кормили скот, приносили воду и дрова, подметали пол. По субботам мыли полы. Они были из некрашеных досок, поэтому их скоблили ножами, терли голиками, а то и битым кирпичом. Зато уж и хорош был чистый пол: белый с желтизной, теплый, так и хотелось походить по нему босиком.

Парились в печке. Бань у нас в деревне не было. Мама мыла всех детей в печке по очереди, а кто постарше – мылись сами. В печке тепло и темно, потому что заслонка закрыта, в уголке чуть видны в «горнушке» под пеплом дотлевающие угольки. На под печи постелена солома. (Под печи – это там, где выпекается подовый хлеб). Мама растирает тело, массирует, приговаривает: вот по ребрышкам, по плечикам, по спинке… Из печки вылезали распаренные и чистые, но часто с пятном сажи на лбу, если не остерегся и высоко поднял голову. И до чего же приятно это чувство чистоты. Но спали на плохих постелях. Не помню уж, была одна деревянная кровать в избе или две. На досках положены постельники, набитые овсяной соломой. Не помню, были ли простыни. Одеяла лоскутные без пододеяльников, конечно. И то на всех не хватало. По нескольку человек ребятишек под одним одеялом. Часто одевались по верх одеяла еще пальто, шубой или еще чем-нибудь. Туалетное мыло было практически предметом роскоши, его мама берегла, умывались с ним только по праздникам.

Верным другом и помощником в хозяйстве была лошадь. У нас был Васька Длинный, прозванный Длинным за действительно длинное тело. Работник он был под стать хозяину.

Отец окончил церковно-приходскую школу, так что по тем временам был человеком в деревне грамотным. Учился он с другими ребятами у священника, которого прозвали Голубчиком, потому что это было его любимое обращение ко всем людям. Отец рассказывал, что они не раз подсматривали, как в постные дни у Голубчика на обед была курятина или баранина. В молодости отец пел в церковном хоре, часто ходил в церковь. Но все изменилось после пожара. Дело было летом, в жару, когда все взрослое население было в поле, а дома оставались только малые дети и совсем дряхлые старики. Тетка Домна Кулянова, которая жила прямо напротив нас, вытопила рано утром печь, а угли сгребла в чугун, вынесла в сени, но закрыла его не плотно, и ушла в поле. Угли «раздышались», рядом была солома, загорелась, вспыхнул весь дом. Погода была ветреная, вспыхнул соседний дом, через дорогу – наш. Ведь крыши то соломенные, достаточно искры. Люди в поле увидели дым, когда пылала, казалось, вся деревня. У нас дома за старшую была Фрося, которой в то время было около 10 лет. Она схватила из люльки грудного младенца – Тонечку, отнесла ее на усадьбу к тетке Нениле. Сережа и Аня, которые были пяти и трех лет, со страху убежали в другую деревню, в Постниково, где их приютила какая-то женщина. Нашли их уже после пожара. Тогда сгорела половина деревни. Наш дом со всеми постройками и имуществом сгорел дотла. Сгорели заготовленные отцом для строительства нового дома бревна и другие строительные материалы. Это была страшная беда. Мама рассказывала, что отец прибежал с поля на пепелище, схватил спасенную кем-то (!!!) икону Николая-чудотворца, которого он особенно почитал и которому молился, бросил ее на землю, закричал, зарыдав: «Николай Угодник! Не я ли тебе молился, не почитал ли я тебя, что же ты со мной сделал?!». Отец разбил икону и с тех пор перестал молиться Богу, а вскоре вступил в партию.

С трудом можно сейчас себе представить, что стоило отцу поставить новый дом. Нужны были деньги, чтобы купить строительный лес, нужно самому заготовить его и вывезти, заплатить плотникам. И это при том, что пожар взял все: и хлеб, и одежду, осталась только куча маленьких детей.

В первые годы советской власти и при начале коллективизации отец играл видную роль в деревне. Были попытки организовать трудовые товарищества по обработке земли, пробовались разные формы коллективного труда. Отец чаще всего был одним из первых. Одно время он был председателем сельского совета. В него однажды стреляли, мама не могла объяснить, чем это было вызвано. Он возвращался ночью из Кузнецова, и возле нашего оврага, в него стреляли, ранили, но он дополз до дома.

Много инициативы отец проявил, чтобы вырыть в деревне колодец. До этого воду брали в речке. Хотя вода в речке была и хорошая, особенно по нынешним меркам, но носить ее приходилось из оврага в гору. Да и речка была очень не велика. Однажды, в особенно сухое лето, она так пересохла, что вода осталась только в наиболее глубоких местах. Мы ловили в этих лужах рыбу корзинками, рубашками, просто руками. Рыба, конечно, была мелочь, не больше, чем в ладонь длинной.

Году в 1928 отец был делегатом на каком-то всесоюзном съезде в Москве. Им там можно было купить кое-какие промтовары. И он привез два вязанных шерстяных платка – вязенки – коричневые, очень хорошие. Привез тюль для занавесок на окна. Таких вещей мы раньше не видывали. А на окна мама выстригала занавески из бумаги.

В эти годы отец много сделал для улучшения жизни своей деревни. Так он организовал ККВП – кассу крестьянской взаимопомощи. На основе этой организации он в городе открыл две пекарни: на Оборонной улице около старого военкомата и на Московской улице рядом с типографией, где теперь находится редакция районной газеты. Там тогда стоял деревянный двухэтажный дом. Наверху был магазин, а в нижнем, полуподвальном этаже, и устроили пекарню, в которой пекли баранки. Будучи слесарем – водопроводчиком, отец сам с сыном Сережей проводил к этой пекарне воду.

В Кузнецове он также вырыл колодец и открыл начальную школу.

В сложные и трудные годы начала коллективизации должен был, как председатель сельсовета, принимать участие в раскулачивании. Его усилиями удалось спасти от раскулачивания семьи из нашей деревни, только из Постникова кого-то выселяли. Помню, что в эти годы у нас дома часто собирались мужики решать свои общественные дела. Помещения сельсовета не было, поэтому собирались у нас. Составлялись какие то акты, протоколы, распределялись по хозяйствам налоги. Все это горячо обсуждалось, страсти кипели.

Первая часть воспоминаний находится тут - https://dzen.ru/a/aPcpJbMqPHUSc71o