Дорогие мои друзья! Эту историю рассказала мне моя мама. Возможно, кому -то она покажется странной и не жизненной. Но, она была на самом деле. Поэтому имена некоторых героев рассказа изменены из этических соображений. Я её написал к дате 30 октября. 30 октября 1941 года в 16 часов 35 минут 54 береговая батарея старшего лейтенанта И. Заика открыла огонь по колонне гитлеровских захватчиков, рвавшихся в Севастополь. Началась героическая 250 -дневная оборона Севастополя. В память всем, кто жил, защищал и отстраивал наш родной Севастополь я решил посвятить этот рассказ. Итак, прошу послушать эту историю.
1.
Она началась не так давно, хотя как посмотреть.
Был май 1948 года. Четвёртая весна великого города, освобождённого от гитлеровских оккупантов и их румынских и крымско-татарских прихвостней. В город достойный поклонения, наш родной Севастополь пришла третья весна Победы в Великой Отечественной войне. Она нахлынула со всей своей неудержимой, недюжинной силой. Город, превращённый гитлеровцами в руины, обожжённый пожарами от взрывов мин, бомб и снарядов оживал. Севастопольская земля, вся пропитанная кровью защитников города, стоявших насмерть, умиравших от голода и бомбёжек в тяжёлой, героической восьмимесячной обороне, начала дышать Жизнью. Над городом стоял духмяный аромат цветущих акаций, отцветающей сирени и зацветающей степной полыни. Этот неописуемый аромат плыл над городом, взывая его к Жизни…
По улице Суворова, ныне Ивана Голубца, что на Рудольфовой слободе, ныне район горы Матюшенко, практически каждое воскресенье среди полуразвалин частных домов и неубранной, разбитой немецкой техники, прогуливалась молодая колоритная пара. Молодой, выше среднего роста моряк Черноморского Флота и юная жительница Рудольфовой слободы Маша Мешенькова. Девушки шёл 19 год. Стройная, как тростинка, с огромной до пояса чёрной косой, на фоне здоровенного моряка-богатыря, она, казалась Дюймовочкой. Подумаешь, эка невидаль, матрос в Севастополе, подумает кое кто из нас. И он будет прав.
Севастополь – город Русских и Советских моряков, матросами, пусть и в погонах главного корабельного старшины, не удивишь. И всё же. На груди у моряка был целый иконостас, как сказал дядя Саша, провожая взглядом пару и поливая свои любимые розы, посаженные в палисаднике, у своего дома. Сам, дядя Саша - бывший разведчик штаба Черноморского Флота. А посмотреть было на что! Медали «Слава» 3 степени, «За оборону Севастополя», «За взятие Будапешта», «За Победу над Германий». Ордена Красной Звезды и Отечественной войны 2 степени, украшая грудь моряка, говорили за себя больше, чем мог сказать сам хозяин этих наград. Правда, сам моряк не был любителем поговорить. Звали его Борис Беликов.
Маша и Борис привлекали к себе внимание тем, что, взявшись за руки, как дети, часами ходили по улице и всё время молчали. Два молчуна нашли друг друга. Тем более, странно, оба коренные севастопольцы. Борис с Корабелки, точнее с Аполлоновки, Маша с Рудольфы, ныне в простонародье, Матюха. Они прогуливались и молчали. Им не надо было слов. Просто им обоим было вместе хорошо и уютно. Кумушки, любящие посидеть вечерком на скамейках на улице и посудачить уже языки сточили про пару Бориса и Маши и вынесли вердикт - осенью быть свадьбе. Оспаривать это мнение никто не собирался. Молодая пара сама решила расписаться к 7 ноября. Об этом, Маша по секрету, рассказала своей лучшей подруге Людочке Ладыгиной, с которой они дружили с детства, не взирая на разницу в возрасте между ними, аж, в 8 лет. Просто, близкое соседство сблизило их, а война скрепила их дружбу на всю жизнь.
2.
Это было в начале июля 1942 года. Их родной Севастополь захваченный, но несломленный, был оккупирован гитлеровскими захватчиками. Трое севастопольских детей сделали вылазку из склепа на старом кладбище, теперь это район Пожарова, в район Карантинной балки набрать воды из ручья. Их было трое: Маруся Мешенькова(13 лет), Иосиф Грозман (9 лет), Людочка Ладыгина(6 лет). В склепе на хозяйстве остались Коля Ладыгин (4 года) и Сара Грозман (4 года). Мой друг читатель имеет право спросить, почему дети жили в склепе на кладбище? Отвечаю. Всё просто. Немцы нещадно бомбили Севастополь. Практически, центр города был разрушен, а на рабочих окраинах частные дома тоже были разбиты гитлеровским бомбами и снарядами. Куда идти жить людям? Куда угодно. В том числе на кладбище. В склепах. Тем более, фрицы кладбище «благородно» не бомбили и не обстреливали. Так и жили там целыми семьями. Родители на линии обороны или на работе, дети, если не в школе, то на кладбище.
Стояла страшная жара. Над городом стоял смрад от дыма пожарищ и разлагающихся трупов. Вдали там и тут раздавались выстрелы и команды на немецком языке. Совсем недалеко, по севастопольским меркам, в районе 175 береговой зенитной батареи шёл настоящий бой. Город и люди, простые защитники, брошенные на произвол судьбы командованием Черноморского Флота и Приморской Армии, продолжали сражаться. Они не сдавались.
Дети набрали три ведра воды из ручья, впадающего в Карантинную бухту и где пригнувшись, а чаще, ползком возвращались в свой склеп, ставший для них с декабря 1941 года, родным домом. Основной путь их опасного маршрута они уже прошли.
Вдруг, напротив татарского кладбища из развалин небольшого домика раздался стон. Дети заглянули в развалины и увидели двух раненных моряков. То, что они моряки, выдавали их тельняшки, у одного она была вся залита кровью. Ранение в плечо. У второго моряка было ранения в обе ноги. Из короткого обмена мнениями, было ясно и понятно, что в этих развалинах дома, моряки долго не продержатся. Немцы и полицаи их накроют.
Было решено перебежать через дорогу и скрыться на кладбище. Перейти дорогу в районе нынешней улицы Пожарова тогда была большая проблема. Сама дорога представляла грунтовку шириной, где две полуторки еле-ели разойдутся. Тогда, это была окраина Севастополя. По этой дороге постоянно сновали немцы на своих машинах и мотоциклах. Дождавшись, когда очередные несколько машин фрицев проехали по дороге, подняв тучу пыли, моряки при помощи детей перебежали дорогу и скрылись на кладбище. Раненого в ноги моряка Маша практически бегом тащила на своей детской спине. Дальше было проще, их разместили у старого разбитого склепа, сверху накрытого полусгоревшей акацией, разбитой снарядом. Оставили морякам одно ведёрко воды и пошли за подмогой.
К вечеру вернулась Екатерина Петровна - родная бабушка Люды и Коли Ладыгиных. Она проведала раненных моряков, оказала им первую помощь. Ранения у моряков оказались неопасными. Как сказала бабушка Катя - суровый медик: «Кости целы, мясо заживёт. Через три - четыре дня будут в строю». Бабушка Катя детям сказала строго настрого молчать и никому о моряках не говорить. Найдутся злые языки, донесут фрицам или полицаям и их всех расстреляют. Детям не надо было это говорить. Они без бабушкиного наставления всё это хорошо понимали. На войне дети быстро взрослеют и многое понимают.
Я пишу эти строки не для того, чтобы кого-то выделить из детей-героев моего повествования. Отнюдь. Помогать нашим раненным защитникам Севастополя в дни оккупации родного города было делом чести каждого севастопольца, начиная с тех, кто только начинал познавать Жизнь и тех, кто её прожил. Это где-нибудь во Франции или Бельгии, если гражданин повесил на стену на улице листовку - он становится участником Сопротивления и ему положены льготы. Он же - «герой», он же – «Маки». Мы - не Европа! Мы сделаны из другого теста, наш русский менталитет не приучен бегать за почестями и наградами. И главное- наши души выкованы из стали. Потому что к Победе в той страшной, самой кровавой в истории Человечества вёл сам - СТАЛИН. Поэтому, мы - Победили!
Через 3 дня моряки ушли. На прощанье, один из них, которого звали Борисом, сказал Марусе, что после войны он её найдёт. Своё слово Борис сдержал. Но, прежде чем состоятся их встречи, им пришлось пройти войну. Борис с другом Николаем до 1944 года будут партизанить. Как, потом, горько обронил с сарказмом сам Борис: «больше бегать по лесам и горам, да всё время голодать». В 1944 году после освобождения Крыма, оба вернутся на службу и попадут на Дунайскую флотилию. День Победы встретит на Дунае недалеко от Белграда. Николай погибнет при штурме Будапешта.
Детям, как многим детям Севастополя, придется пройти немецкий концлагерь в Мелитополе. Не все они доживут до дня Победы. Сарочку Грозман в августе 1942 года затравят собаками крымские татары, когда она выйдет из колонны пленных жителей Севастополя, которых конвоировали, выпить воды из колодца недалеко от Симферополя. Девочке так и не исполнится 5 лет. Иосифа Грозмана в октябре 1943 года убьют из винтовки в спину ради забавы пьяные украинские полицаи в Мелитопольском концлагере. Уже будет слышен грохот приближающегося фронта. Но, мальчик никогда не увидит, как советские танки Т- 34 освободят Мелитополь, а позже и его родной Севастополь…
3.
Борис и Маруся столкнулись случайно в городе. Было начало марта 1947 года. На ясном голубом до глубины синевы севастопольского неба светило солнце. Они столкнулись лбами при посадке в трамвай и сразу узнали друг друга…
В начале июня 1947 года Маруся привела Бориса домой знакомится с родителями. Маме Борис понравился сразу, а вот папе - нет. Никодим Ефимович сразу принял Бориса в штыки. Как не уговаривали его сама Маруся, мать и даже друзья - соседи с кем он работал и воевал, он упёрся и ни в какую.
После, у Маши был тяжёлый разговор с отцом.
- Дочь! Выходи замуж за кого хочешь, но не за Бориса.
- Отец! Если я не выйду за Бориса, я замуж не выйду никогда.
- Дочь! Это моё последнее слово. Я своего отцовского разрешения выходить тебе замуж за Бориса не дам.
Потом, она придёт к своей единственной подружке Людочке Ладыгиной. Сидя в маленькой комнатке на стуле, будет тихо роняя слёзы, молчать.
- Маш! А, может тебе с Борисом сбежать? Уйди к нему и всё. - вдруг сказала Люда
- Куда бежать? Тоже мне скажешь! У мамы стенокардия. Еле ходит. У отца опять обострение с лёгкими. Куда я от них сбегу? За ними нужен уход, - чуть громко с надрывом проговорила Маруся и опять замолчала, роняя горькие слёзы.
Надо отдать должное и Борису, и Маше. Они разошлись тихо. В последний вечер расставания, они так и не сказали друг другу ни одного слова. Молча встретились. Посидели молча на скамейке напротив Памятника Затопленным Кораблям и молча разошлись. Разошлись, чтобы уже никогда не встретится вновь. Добрые люди за всё платят тройной ценой.
Борис осенью 1947 года обратился к своему бывшему Командующему Дунайской Флотилии контр-адмиралу Горшкову Сергею Георгиевичу помочь ему перевестись из Севастополя куда-нибудь подальше. Хороший боцман нужен везде, на любом корабле. Так, Борис оказался на Дальнем Востоке. Через три года женился.
4.
Дни потекли своей чередой, складываясь в недели, месяцы и годы. Работа- дом- работа. Вот- весь скромный алгоритм её жизни. И, ещё, книги, которые наполняли её жизнь теплом и светом. Сначала ушёл Машин отец -Никодим Ефимович. Сказалось ранение в лёгкое и последствия газовой атаки, которую он перенёс ещё, как он говорил в Германскую, по-научному, в Первую Мировую войну. Даже перед смертью отец так и не сказал Маше почему… В начале 1976 года ушла мама - сердце. Она осталась одна. Маша так и не вышла замуж. Она любила только одного Бориса. Раз в год в отпуск из Балтийска с сыном и мужем приезжала её подруга детства Людочка. Они встречались мало говорили и много молчали. Годы шли своим чередом. В жизни Маруси всё сложилось, как в старой песне:
Бабий век, что крик журавля.
В нём печаль твоя и моя.
Грустный мотив, багряный наряд!
Ох! Листопад! Листопад!
Осень жизни Маруси наступил с выходом на пенсию. Развалился родной Союз. Тихим осенним днём 1994 года она прилегла после обеда подремать и уже никогда не проснулась. Её нашли соседи вечером, заметив, что у тёти Маруси в доме тихо. Когда соседи зашли в её комнату, тётя Маруся лежала на диване, закрыв глаза и улыбалась. По-соседски, как сказала моя мамуля, «мы с девочками сбросились и похоронили Марусю достойно». Была заминка с оформлением документов, ушедшей тёти Маруси.
У неё не было украинского паспорта или посвичения, был только паспорт гражданки СССР. Она ушла гражданкой СССР. Ушла тихо и гордо без помпезных патриотических воплей. Как она жила эти годы, без пенсии, один Бог знает и севастопольский ветер, который её сопровождал каждый вечер в её прогулках по родной, любимой улице. Она ушла, как солдат Великой Империи, не предавая своих идеалов, потому что была из Сталинского поколения. Поколения, пережившего ужасы Великой Отечественной Войны и отстроившего Великую Страну, практически, заново!
Наверное, на этом можно было закончить мой рассказ о тёте Маруси. Но, Судьба преподносит сюрпризы.
Марию Никандровну Мешенькову отпевали в церкви Всех Святых на старом кладбище, как теперь говорят севастопольцы. Перед отпеванием привезли ещё одного вновь представившегося. Им оказался Борис Андреевич Беликов. Его сразу узнали моя мама и её подруга тётя Люда Петрова. Оказалось, они ушли в один день и примерно в одно время, после обеда.
Теперь они лежат недалеко друг от друга на новом кладбище. 5 километр Балаклавского шоссе.
Дед Боровик и Боровичок.
22.10.2025
