- Когда я вырасту большая. Глава 65.
- Это Лев Андреевич, -не глядя на мужа, сообщила Маруся.
- И чего это он с утра пораньше к тебе припёрся? - мужчина насупился, сунул руки в карманы и пошёл по тротуару, не оглядываясь.
- Данила, - попыталась остановить его жена, но он лишь пренебрежительно отмахнулся кистью руки, напомнив Марусе покойного свёкра с его нелюдимым характером.
Она поправила тёплый шарф на шее, и подошла к машине. Лев Андреевич открыл дверь изнутри и с ожиданием смотрел на Марусю. Она же, вопреки ему, подошла к водительской двери и остановилась, высоко подняв подбородок.
Мужчина беззлобно усмехнулся и вышел из машины, натягивая светлые, почти белые, кожаные перчатки. Богатая грива то и дело спадала на высокий лоб и он с деланной театральностью взмахивал головой, что выглядело весьма комично при его далеко не богатырском росте.
- Хотел Вас подвезти. Обсудить кое-что заодно. Как смотрите на это?
- Никак, - сохраняя уверенно-спокойное выражение на лице, ответила Маруся. - Не думаю, что у нас есть повод для беседы. Я работаю на Вашего сына. Всё, - она смотрела на внезапную пелену снега, лёгким белым пухом укрывающая следы Данилы.
- Вот именно, - Лев Андреевич потянулся перчаткой к рукаву Марусиного пальто и бережно смахнул густые снежинки. - Этот зас_ранец Вас в такую халупу поселил, с детьми, с больной матерью...
- Валентин обсуждает с Вами личную жизнь сотрудников? - удивилась Маруся.
- Ах, какая неожиданность! - деланно удивился Лев Андреевич и снова тряхнул волосами, ненадолго освобождая от них лоб. - Вы, конечно же, никогда себе подобного не позволяли. Впрочем, разговор сейчас не об этом. - Он повторил свой вкрадчивый жест, и Маруся спрятала руки за спиной. - Кое-кто готов пушинки сдувать с такой дамы, как Вы, Марья Егоровна. Так что, прокатимся? Заодно поболтаем. Вы ведь понимаете, что наше общение неизбежно?
- Нет, - просто ответила Маруся, будто в хлебном ларьке у неё спросили мелочь. - Прощайте, - она развернулась и торопливо, почти бегом, наискосок пересекла двор, сокращая путь.
Лев Андреевич смотрел ей вслед с откровенным самодовольством. Состоятельному мужчине, которым он, без сомнения, являлся, осточертели молоденькие особы. Легко доступные, легко усвояемые и так же легко перевариваемые благодаря его ненасытному желанию. Он знал, как вскрыть очередную неприступную с виду раковину и добраться до мясистой попискивающей устрицы. В этой с виду деревенской простушке оставалось что-то чистое, открытое и заманчивое своей откровенностью. А её сопротивление подливало масла в огонь. Да что там масла, чистой нефти!
***
Маруся вошла в офис раскрасневшаяся тем лёгким румянцем, какой бывает только от морозного зимнего воздуха. Под тонкой кожей на шее билась голубоватая жилка, мочки ушей белели, как парное молоко. Запах духов, огранённый зимним утром, и смешанный с запахом здорового женского тела ударил Валентину в голову.
- Мария Егоровна... - начал он и запнулся, начав листать исписанный крупным размашистым почерком, органайзер.
Маруся тем временем повесила пальто в шкаф, предварительно стряхнув в ванной крупные капли от растаявшего снега. Подошла к своему столу и опустилась в кресло. Вскоре заурчал компьютер, синеватый свет мягко пролился на блестящий полированный стол. Она откинулась на спинку и закрыла глаза. Нужно было сосредоточится на работе. Череда последних событий, казалось, не помещалась в голове. Дочь с её новой причёской. Муж с его отчаянными попытками вести себя, как ни в чём не бывало. Свекровь... Тут вообще никаких слов нет уже...
Маруся открыла глаза от внезапно надвинувшейся на лицо тени. Она не успела опомниться, как мягкие губы Валентина накрыли её рот. Радостно брякнул колокольчик на двери, оповещающий о посетителе. Раздалось сухое покашливание, и женщина с силой оттолкнула Валентина. События этих нескольких секунд были похожи на разворот театрального веера, явившего их неожиданную череду. Она выпрямилась в кресле и встретилась глазами с Данилой. Муж взял со стола подготовленные накануне путевые листы, пробежался глазами, проверяя наличие синих печатей, и молча вышел из офиса. Колокольчик снова брякнул, и этот тонкий протяжный отзвук заставил Марусю тревожно сглотнуть.
***
Лена сидела на кухне, глядя в прямоугольник тёмного окна с загорающимися тут и там цветными огоньками. Она ждала весну. Девушке казалось, что с её наступлением всё изменится. Растает одиночество неразделённой любви и боль от того, что ты - одна во всей Вселенной. Лена больше не рисовала сердец, букв и таинственных вензелей. Принц выбрал на роль принцессы самую популярную девочку в школе. Ту, которая была дочерью состоятельных родителей. Ту, с которой занимались педагоги по вокалу. Ту, которой шили на заказ сценические костюмы, в которых она сияла с высокой сцены не хуже золотой рыбки или сказочной жар-птицы. Фигура у Софии была такая, при которой портнихи спрашивают, где будем делать талию. Волосы не отличались густотой, зато были промелированы в дорогой парикмахерской. Коротенькая шубка была предназначена не для того, чтобы сопровождать умалишённую бабку на долгой зимней прогулке. Да и ресницы у «Принцессы» были такими короткими и редкими, что даже французской туши не удавалось скрыть сей недостаток. Ножки были прямыми, с упругими ляжками, которыми София старательно покачивала, прохаживаясь по длинным школьным коридорам, и неразвитыми икрами.
Подводя итоги, скажем: Лена поняла, что у Принца плохой вкус. И это откровение было вдвойне болезненным для неё. Она потеряла огромную любовь, которая, может, и вовсе не была любовью. Оставалось только ждать весны с её журчащими ручьями, согревающими солнечными лучами и просыпающимися головками жёлтых одуванчиков.
- Мам... - девушка стояла неловко прислонившись к дверному косяку одним плечом.
Маруся поставила утюг на железную подставку и принялась сворачивать простынь с голубыми полосками по краям.
- Да, дочь?
- Тебя в школу вызывают, - Лена натянула рукава на ладони, спрятав в них пальцы.
- Что-то случилось? - Маруся с удовольствием положила ровный квадрат хрустящей простыни, увеличив стопку глаженного белья.
- Это из-за учёбы, - девушка оттолкнулась худеньким плечом от косяка, и повернулась, чтобы уйти на кухню.
- Подожди, подожди, - остановила её мать. - Но ты каждый вечер на кухне сидишь, уроки учишь. Что, какая-то сложная тема? По какому предмету? - Маруся замерла, и наволочка, натянутая её руками, тоже.
- По всем, мам. Я двоечницей выхожу. Вот так.
Маруся посмотрела на наволочку так, будто это она была во всём виновата. Скомкала с ненавистью в тугой белый комок и швырнула на диван. Тупая боль давила на виски изнутри, разрывая череп.
- Что же у нас всё так... - прошептала она, растерянно опускаясь на стопку свежевыглаженного белья.
Лена успела спасти жертву, и мать приземлилась на диван как-то боком.
- Как? - спросила дочь, не теряя надежды если не исправить положение, то не усугубить его.
- Не как у людей, - ответила Маруся, задумчиво покусывая нижнюю губу.
- Откуда ты, мам, знаешь, как у людей? - Лена положила бельё на подоконник и села рядом с матерью. - Прости меня...
Глухое отчаяние в голосе дочери заставило Марусю пристально посмотреть на неё.
- За учёбу? - уточнила она.
- Вообще, за всё, - пожала плечами Лена и обняла мать.
***
Ночевать этим вечером Данила не пришёл. Однако, утром был на работе во время. Начисто выбритый, сияющий и благоухающий новым парфюмом, своей крепостью похожий на приторные женские духи, которыми нередко пользуются дамы «в возрасте».
- Продолжение следует.