Во время обедни я держалась спокойно, но когда запели «Отче наш», потеряла самообладание и захотела выбежать из храма. Но иеромонах, стоявший рядом, не позволил мне этого сделать. Я побледнела, начала дрожать, и как только вынесли Святые Дары, со мной случился страшный приступ. Священник даже был вынужден вернуться с Дарами в алтарь, опасаясь, что я могу вытолкнуть чашу.
Вот удивительная история, рассказанная С. А. М.
В 1880 году я завершила обучение в институте. Третьего февраля 1881 года я основала школу с пансионом, где обучались дети обоих полов. Мы с мамой открывали это учебное заведение без единого рубля в кармане, поскольку покинули дом своего женатого брата, который не пожелал нам помочь.
Моя мама была глубоко верующим человеком. Когда я спросила её, на чью помощь она рассчитывает, начиная дело без средств, она спокойно указала на большой образ Спасителя и ответила: «Вот на Кого я уповаю! Он мне поможет».
Меня возмутил такой ответ, и я с раздражением бросила: «И что же, Он вам что-то скажет?» Но мама вновь ответила со смирением: «Да, Он мне скажет!»
Несмотря на моё сопротивление и возражения сестёр, моя мама всё же решительно взялась за создание школы. Уже в первый месяц наше начинание оказалось успешным, и к концу года нам стало тесно в прежнем помещении — пришлось арендовать просторную квартиру.
К сожалению, мне довелось недолго трудиться вместе с любимой мамой. В 1882 году она неожиданно заболела и ушла из жизни всего за три дня. Я осталась одна, но продолжала вести дела, и они пошли ещё успешнее. Я уже планировала открыть прогимназию.
Однако Всевышний распорядился иначе: в моей жизни произошёл крутой поворот, ставший для меня полной неожиданностью.
26 августа 1887 года, завершив школьные занятия, я отправилась в имение к подруге на празднование именин. В тот день я чувствовала себя прекрасно, была в приподнятом настроении и необычайно жизнерадостна.
После праздничного обеда одна из подруг предложила провести эксперимент по передаче мыслей на расстоянии. Хотя я увлекалась такими опытами, в тот раз почему-то упорно отказывалась. После долгих уговоров я всё же согласилась.
Суть эксперимента заключалась в том, чтобы мысленно заставить человека переместить какой-либо предмет с одного места на другое. Я подошла к комоду, на котором находилось множество различных предметов, среди которых была и девятичинная просфора, привезённая священником для именинницы.
Недолго думая, я взяла просфору и переложила её на умывальник. Затем объявила присутствующим: «Друзья, Женя (подруга) должна перенести эту просфору обратно на комод». Все согласились.
Я пригласила Женю из соседней комнаты, завязала ей глаза, взяла за руки и начала усиленно внушать ей мысленный образ: подойти к умывальнику, взять просфору и отнести её на комод. Женя быстро подошла к умывальнику, но, постояв немного, начала кружиться на месте и внезапно упала без сознания, даже не прикоснувшись к просфоре.
Её подняли, отнесли на балкон и вскоре привели в сознание. А я тем временем направилась в столовую, присела за стол и лишь успела произнести: «Господи, как страшно», — как тут же рухнула в сильнейшем приступе. Приступы повторялись примерно раз в час, до двадцати раз, отчего я совершенно обессилела. Меня уложили в кровать и вызвали врача.
Несмотря на это, всю ночь, до четырёх часов утра, со мной продолжались припадки. В конце концов я попросила отвезти меня домой. По возвращении домой приступы возобновились. И, несмотря на все лечение и заботливый уход, болезнь только прогрессировала. К концу сентября, после врачебного совещания, доктора настоятельно рекомендовали закрыть школу и отправить меня в деревню.
Однако даже полная изоляция в деревне не принесла облегчения; напротив, к приступам добавилась ещё и невыносимая тоска. В таком состоянии я провела у племянника, земского врача, три года. Затем он уехал в Москву, оставив меня снова у своей матери. Там мне становилось всё хуже и хуже.
Помню один особенно тяжёлый день, когда тоска мучила меня настолько сильно, что я решилась на самоубийство. В глубочайшей тоске я отправилась к сестре, плакала, металась и говорила, что больше не могу жить. Сестра начала меня уговаривать и, среди прочего, попросила причаститься, поскольку я три года — с начала болезни — не посещала церковь и не принимала Святых Таин.
Но я категорически отказывалась даже слушать о причастии. Каким-то образом сестру всё же удалось меня уговорить. На следующий день меня отвезли в Троицкий мужской монастырь, где я отстояла обеденную службу. После службы ко мне подошёл иеромонах, которого просила сестра, и пригласил пройти в келью для исповеди.
Я исповедалась и сразу заявила ему: «Батюшка, а завтра на причастие я не приеду». Он стал уговаривать меня, но я была непреклонна. Однако на следующее утро всё-таки приехала на утреннюю и обеденную службу.
Во время обедни я держалась спокойно, но когда запели «Отче наш», потеряла самообладание и захотела выбежать из храма. Но иеромонах, стоявший рядом, не позволил мне этого сделать. Я побледнела, начала дрожать, и как только вынесли Святые Дары, со мной случился страшный приступ. Священник даже был вынужден вернуться с Дарами в алтарь, опасаясь, что я могу вытолкнуть чашу.
Восемь монахов с трудом справились со мной, подвели к причастию и причастили. Я ничего не помнила в тот момент, но после пришла в себя и успокоилась. Иеромонах, увидев, что со мной произошло, порекомендовал мне как можно чаще причащаться, и я последовала его совету.
Каждый раз перед причастием у меня случались страшные приступы, и я ужасно страдала. В конце концов я отправилась в Воронеж к святому Митрофану. Там перед причастием у меня начался сильный приступ — я выбежала из храма, порвала на себе кофту и чуть не опрокинула священный сосуд.
В Воронеже меня отчитывал иеромонах. Когда он начал читать надо мной Евангелие, мне стало настолько тяжело, что я сломала кресло, на котором сидела, и вырвала крест из рук священника.
После возвращения из Воронежа, видя, что молитвы не приносят облегчения, я окончательно утратила веру в Бога и даже начала богохульствовать. Я снова обратилась к врачам и по их совету легла в психиатрическую больницу. Там моё состояние только ухудшилось: за месяц у меня случалось 90 приступов, и я настолько ослабла, что не могла ходить.
Проведя в больнице три месяца, я была переведена в хроническое отделение — в приют. Приступы стали происходить реже, но их сменила невыносимая тоска. Тоска была настолько сильной, что я неоднократно пыталась покончить с собой. Я постоянно думала о самоубийстве и даже предпринимала попытки, но они никогда не удавались.
Так продолжалось 18 лет, но постепенно я научилась причащаться Святых Таин без приступов. Последний приступ невыносимой тоски случился 3 июня 1905 года. Тоска была настолько сильной, что я начала душить себя, и лишь благодаря другой больной женщине мне не удалось это сделать.
После этого случая я написала сестре письмо с просьбой забрать меня из приюта и устроить где-нибудь в деревне. Мне казалось, что именно больничная обстановка вызывает мою тоску, и я надеялась, что смена места поможет избавиться от неё.
Сестра приехала ко мне, но вместо деревни предложила отправиться в Оптину пустынь. Монастырь располагался в живописном месте среди леса, а вокруг на многие вёрсты простирался сосновый бор, который, как она считала, мог пойти мне на пользу. Мысль о полном уединении и лесной жизни меня очень привлекла, и я согласилась поехать туда примерно на месяц, как на дачу.
Однако когда пришло время отправляться в Оптину, я вдруг начала яростно противиться, сердиться на сестру за то, что она отправляет меня в незнакомую местность. Я волновалась и говорила ей: «Вы с мужем хотите окончательно меня погубить! Куда я поеду одна, больная? Не поеду!» Сестра рассердилась на меня, и у нас вышел спор.
Несмотря на это, я всё же решилась на поездку. В Оптину пустынь я прибыла 7 июля 1905 года. На следующее утро направилась в скит к старцу. Он быстро принял меня и сообщил, что долго гостить у них нельзя, да и делать мне здесь особо нечего.
Прошли сутки-другие, а мне всё было не по душе — ничто не радовало. В храм заходила лишь на минутку, долго стоять не могла. 10 числа неожиданно возникло сильное желание почитать жизнеописание старца Амвросия. Попросила книгу у монаха-гостиника и зачиталась до глубокой ночи. Во время чтения я испытала какое-то необыкновенно светлое душевное состояние, подобного которому никогда прежде не знала.
Тогда я решила отслужить панихиду на могиле старца Амвросия. На следующий день поспешила на раннюю обедню, а после неё стала просить отслужить панихиду. Долго ждала иеромонаха, который проводил службы на других могилах. Ожидая, я осталась у могилы старца Амвросия и начала плакать — так горько, словно внутри открылся родник слёз. Во время панихиды я не переставала плакать, и слёзы лились весь день.
В тот же день мне предстояло исповедаться. Старец направил меня к духовнику. Пришла к нему в слезах и стала рассказывать о своей измученной душе. Он очень бережно отнёсся к моим страданиям. После исповеди прочитал надо мной особый молитвенный чин, во время которого мне стало очень плохо, и я умоляла его поскорее закончить. Когда молитва завершилась, я ощутила необычайную слабость. Выйдя от него, я успокоилась и слёзы прекратились.
Несмотря на все колебания, я всё-таки собралась с духом и отправилась в путь. На следующее утро я безмятежно причастилась Святых Таин и в тот же день направилась в Тихонову пустынь.
Когда я прибыла на вокзал после пребывания в Оптиной пустыни, со мной случилось нечто поразительное: вся моя внутренняя сущность словно преобразилась. Мне стало невероятно тяжело расставаться с Оптиной пустынью — настолько, что если бы мне предложили выбирать между несметными богатствами всего мира и Оптиной пустынью, я бы без раздумий выбрала последнее.
Вот уже целый год, как я словно заново родилась; за этот год у меня не случилось ни единого приступа тоски, я стала гораздо спокойнее, у меня пробудилась искренняя вера в Господа и в жизнь после смерти, я наконец-то осознала истинный смысл своего бытия. Мысли о самоубийстве навсегда покинули мой разум, и теперь я ощущаю себя поистине счастливым человеком, хотя внешние обстоятельства моей жизни остались прежними.
Я глубоко убеждена, что именно Господь исцелил меня по молитвам старца Амвросия от тяжкого недуга, который терзал меня на протяжении 18 лет. Да, моё телесное здоровье оставляет желать лучшего, что не даёт мне возможности покинуть приют, но разве можно сравнивать телесные недуги с душевными страданиями? Это просто несопоставимо.
После первого посещения меня словно какая-то неведомая сила влекла обратно в Оптину пустынь. И по воле Божией мне довелось ещё трижды побывать на могиле старца Амвросия: в сентябре того же года, на Пасху 1906 года и совсем недавно.
Прошел год, как я психически здорова, и не знаю, как мне благодарить Бога и старца Амвросия за такую великую милость».
В дополнение к сказанному отметим, что летом 1911 года мы встретились в Оптиной пустыни с исцелённой женщиной. Она полностью подтвердила правдивость всех изложенных событий и с искренней радостью и глубокой признательностью к Богу и к старцу Амвросию сообщила, что за прошедшие шесть лет после её чудесного исцеления прежнее ужасное состояние с невыносимой тоской и приступами ни разу не возвращалось.
Она ощущает себя умиротворённой и полной жизненных сил, несмотря на непростые внешние обстоятельства своей жизни. Врачи, которые лечили её прежде, глядя на её нынешнее состояние, утверждают, что она излечилась благодаря гипнозу, но это абсолютно неверно.
Когда её лечили в Москве с помощью гипноза в больнице, ей не только не становилось лучше, но даже ухудшалось состояние. Настолько, что при отъезде из Москвы её приходилось вносить в вагон на руках, хотя по дороге в Москву на лечение она ещё могла передвигаться самостоятельно.
Благоприятный климат Оптиной пустыни также не мог оказать на неё никакого влияния, поскольку она провела там всего лишь пять дней.
С. А. обладает непоколебимой верой в то, что отец Амвросий, избавивший её от тяжёлой болезни, продолжает заботиться о ней и по сей день. С момента чудесного исцеления в Оптиной пустыни эта обитель, как она сама пишет в своих воспоминаниях, стала для неё особенно значимой. Более того, она превратилась в незаменимый источник душевных сил и духовного подъёма. У С. А. появилась потребность ежегодно посещать святое место для обновления души и укрепления веры.
Однако из-за тяжёлого материального положения она не могла позволить себе такие поездки. И тут вновь проявилась забота отца Амвросия. Каждый летний сезон удивительным образом складывались обстоятельства: у С. А. появлялись необходимые средства для путешествия. Уже шестой год подряд она регулярно посещает Оптину пустынь и проводит там некоторое время — и всё это исключительно по милости милосердного старца Амвросия.
Вышеупомянутая С. А. поведала ещё одну удивительную историю:
«В сентябре 1908 года сиделка из приюта святой Елизаветы при Т. губернской больнице, Л. Г., заболела тяжёлой формой возвратного тифа вскоре после возвращения из Оптиной пустыни. У больной постоянно держалась очень высокая температура, и особенно её мучили сильнейшие головные боли.
В ночь с 9 на 10 октября (в канун дня памяти батюшки Амвросия) она впала в беспамятство и ясно увидела, будто лежит больная на полу в зале квартиры господина N. В дверь входит батюшка Амвросий, подходит к ней и, протягивая просфору, велит съесть её. Но больная отвечает, что не может есть из-за пересохшего и потрескавшегося языка. Батюшка Амвросий говорит ей: „Поспеши домой (в приют) и там возьми у высокой дамы, которая часто ко мне ездит, артос и воду из моего колодца, размочи артос в этой воде и съешь!“
После этого видения больная очнулась, температура поднялась до 41 градуса, и она чувствовала себя крайне плохо. В тот же день её навестила сослуживица, сиделка Е., которую больная с нетерпением ждала. Как только та пришла, Л. стала умолять её поскорее сходить ко мне и взять артос и воду, рассказав при этом о своём видении».
Ко мне пришла сиделка Е. и передала просьбу больной. Я, разумеется, тут же вручила ей артос и воду, но была крайне поражена, поскольку никто, кроме меня, не знал о том, что у меня хранятся артос и вода из скитского колодца, привезённые из Оптиной ещё в августе.
После того как больная съела артос, она крепко заснула. Проснувшись, она уже не испытывала головной боли, температура нормализовалась, и её охватил сильный пот. После этого она начала идти на поправку.
Выписавшись из инфекционного отделения, Л. вновь приступила к своим обязанностям сиделки и лично поведала мне о своём видении. Я поинтересовалась, знала ли она о том, что у меня есть артос и вода из колодца батюшки. Она ответила, что не знала, и это действительно так — она не могла знать, ведь я никому об этом не рассказывала.
Очень хочется поблагодарить всех вас, дорогие наши читатели, за вашу любовь, за вашу молитвенную поддержку, за всестороннюю помощь нашему каналу,который существует во многом благодаря вашей милости.
Молимся и подаём свечи в Алтарь за здравие всех жертвователей канала.
👆 Читайте наши новые статьи, рассказы, проповеди.
Смотрите новые видео на нашем канале "Духовный бисер" на Рутубе: https://rutube.ru/channel/25620467/videos/
БОЛЬШАЯ просьба подписаться на наш Телеграмм канал "Духовный бисер":https://t.me/duhovniybiser
Мы в МАХ https://max.ru/kovalchuk75
🙏Помочь каналу и внести посильную лепту на продвижение контента:https://dzen.ru/kovalchuk75?donate=true