Татьяна Павловна не хотела идти на вечер встречи выпускников. Это лет двадцать назад, может быть, было интересно, но сейчас, в сорок семь, любая встреча со свидетелями минувшей юности казалось болезненной: многих, несмотря на нестарый возраст, уже забрали на тот свет помолодевшие болезни, других поглотили различные пагубы, третьим просто не повезло.
Нет, не хотелось. Зачем? Одноклассники ее уже не интересовали. В социальных сетях она многих нашла. С некоторыми обменивалась дежурными открытками. На похороны Вити Горелова, например, она даже приезжала, благо тот жил не очень далеко. Просто раньше он был очень хорошим парнем, таким хорошим, что Тане казалось – святой.
Ну и что? С годами обрюзг. Потучнел. Обабился. Наплодил таких же тучных девок. Девки, все в черном, выглядевшие старше своих лет, рыдали над отцовским гробом. Жена, подобие и образ которой передался дочерям, баобабом возвышалась над почившим супругом и ненатурально скорбела.
Когда Таня возложила свои гвоздики в ноги покойника, Витькина половина недобро покосилась в ее сторону, агрессивно раздув ноздри. Таня тогда подумала: если бы не толпа народа на кладбище, Витькина супружница точно вцепилась бы ей в волосы. И правильно подумала: одноклассница Светка, которая и затеяла это паломничество в последний Витькин путь, по секрету шепнула:
- Ревнует Маша Витю. До сих пор. Ей повсюду сегодня любовницы мерещатся. И тебя в любовницы записала. Витька, царство ему небесное, в свое время давал стране угля. Малого, да до..я!
Татьяна смотрела на лицо Вити, восковое, пустое, некрасивое. На его возвышающийся живот, прикрытый белоснежным саваном, и не понимала, чего там бабы в нем находили. Мужик и мужик, такой же, как все среднестатические мужики. Как там модно сейчас говорить в молодежной среде? Скуф? Ага, да, типичный скуф, а не герой-любовник.
- А ты помнишь, каким он был? – спросила Светка. - Таким парнем был. Первый сорт. Глаза его помнишь? Глаза – зеркало души! Это он сейчас лежит себе и глаз не открывает. А если бы открыл…
- Типун тебе на язык, Света! – одернула ее Таня, - вечно мелешь фиг знает что. Да не дай Бог ему сейчас глаза открыть! Совсем ты сдурела…
Светка, она такая. В каждой ж… затычка. Ей с детства спокойно не жилось. Ее, чтобы хоть немного угомонить, в актив класса выбрали. Лучше бы этого не делали. На пару с классной, такой же ненормально энергичной, Светка всю школьную жизнь не давала покоя ни одноклассникам, ни их родителям. И после школы – тоже. Вечно названивала, вечно всех куда-то созывала. Ну ладно, на вечер встречи собирала всех. Так теперь, как выяснилось, и на юбилеи, и на похороны. Своей личной жизни у Светки отродясь не было, так она и другим личную жизнь портила. Маринку Семенову, помнится, в родилке достала. Та ей объясняет:
- Не могу, Света, я Юльку только что родила, три шестьсот, пятьдесят сантиметров, восемь баллов по шкале Агбар.
И что Светка?
- Это ничего, это даже хорошо! Это ты успела, через три дня собираемся в школе, в восемнадцать ноль-ноль, ага?
Дур-а-а-а-а…
А у Витьки и в правду глаза были, как голубые озера. Глубокие, лучистые, сказочные… А еще его кошки любили. Кто-то из девчат говорил, что кошки не всех мужчин любят. Кошки от мужчин вообще стараются держаться подальше. Но если кошки вьются около мужика – все – никогда за такого замуж не выходи. Пропащие мужики. Бабники. Прирожденные. Проверено.
Непонятно, как велась проверка – девчонкам по семнадцать лет было, где они такого опыта набрались… Но видимо, это правда. Судя по агрессивно раздутым ноздрям Витькиной жены – правда. Бедная. Весь женский род ей – враг. Помотал нервы муженек. А таким парнем был, господи. Никогда бы не подумала, что он бабником станет, никогда!
Никогда бы Таня не подумала, что Витька, влюбленный по уши в Настю Светлову, вдруг женится на этой Маше. А вот – женился. И в сорок семь лет умер. Наверное, совпадение. Подумаешь, школьная любовь. У всех были первые любови, обычно несчастные-разнесчастные, когда некоторые пытались даже счеты с жизнью свести. Но все лечилось, проходило, все выходили замуж за других, и женились на других, на таких, как Маша, например. Школьную любовь вспоминали кто как, кто с теплотой, кто с равнодушием или даже – юмором.
Но у Вити с Настей было все серьезно. Настолько серьезно, что мурашки по коже…
- А почему Насти нет? – пришлось дернуть за рукав Светку, активно в это время обсуждавшую с кем-то, на чем ехать в кафе на поминки, на автобусе или автомобиле с родственниками.
Светка сделала «глаза». Вроде того, что Настя и Витя – это все, содом и гоморра, лед и пламень. Явление Насти здесь подобно святотатству.
- Господи, она же не спать с ним будет, а просто прощаться. Что здесь такого. Такая любовь была, - Татьяна пожала плечами.
Над глинистым холмиком уже высился крест, украшенный венками и цветами. Заплаканная Маша деловито переговаривалась с дочерьми. Народ стекался к автобусам и такси, предвкушая приятное угощение в довольно неплохом кафе. Там подавали чудесные блинчики и салатик «лисья шубка». Ну, и водочку, конечно. В запотевших графинчиках, с соком «ассорти» для запивона. Миленько, чистенько, благопристойно. Пожилые дамы розовели от хорошего настроения. Пожилых хватало.
Всем уже было все равно. Был человек, и нет человека. Даже друзья Вити уже не пытались сохранить на лицах маску скорби. О чем скорбеть – нынче мужик живет недолго, привычное дело. Все там будем. Главное – помянуть человека добрым словом. Сорок семь, не двадцать семь. Вот когда двадцать семь – это страшно. А так…
Тане было обидно за Настю. Не пригласили? Конечно, не пригласили. Кто она такая? Да и пригласили бы – сама не пришла. Может, в других странах принято бывшим с бывшими поддерживать подобие интеллигентных отношений, или спокойно воспринимать бойфрендов своих супругов – в России это как-то не принято. Россия – страна официальных однолюбов. Наверное.
Виктор и Настя дружили еще в детском саду. Уже тогда, Таня помнит, Виктор всегда был рядом с Настюшкой, хорошенькой такой девчушкой, пухленькой, румяной, с толстыми косами. Таня помнила яркие ленты и ровный пробор в Настиных волосах. Обрывки памяти выуживали на божий свет картины беспечного детсадовского детства.
Вот Настя в трусиках и маечке, стоит возле воспитательского стола в спальне. Спальня – большая такая веранда, полная солнечного света. Летом все окна открыты. Зимой законопачены. Насте не хочется спать, и она сворачивает свои яркие ленты в рулончик раз за разом. Свернет – распустит. Снова свернет. Воспиталка выдергивает у нее рулончики и гонит хитрюгу в кровать.
Та идет, и слезы блестят в ее круглых, как у ходячей куклы Оксаны, глазенках. Для Насти дневной сон – каторга. Она – типичная неваляшка. И вот, лежит несчастная девочка в своей кроватке, застеленной чистым, в клеймах, бельем, и плачет от обиды. Да, она никогда не терпела насилия над собой. Витя, чья койка расположена рядом, не выдерживает.
- Давай считать овец!
Настя удивленно сверкнула на него своими кукольными очами. Витя ей объяснил, что счет овечек способствует легкому и здоровому сну. Он прямо так и сказал: «способствует легкому и здоровому сну». Таня это сама слышала – ее кроватка находилась рядом с Витькиной.
Ну, стали считать. И Таня тоже стала считать. Как уснула – не помнила. Но на полднике Настя капризно поджимала красивую губку и по-взрослому вздыхала:
- Нет, мне даже с овечками не спится.
- Ты не поддаешься науке, - авторитетно заявил Витя и запросто умял свой омлет со сгущенкой.
Надо понимать, какой интерес разжег в Насте сей образованный не по годам мальчик. Другие ничегошеньки не понимали: носились, как угорелые, по площадке, да в машинки играли. А этот – мыслитель! Мыслитель с чистыми, лучистыми глазами.
И началась у них самая настоящая любовь. Практически – взрослые, осмысленные отношения. Не так, как у пубертатных подростков, а как у пожилых супругов. Платонические, душевные и духовные. Танька тогда маленькая была, объяснить это не могла, но чувствовала: у Насти с Витей что-то такое… народилось… прекрасное, как солнце, небо и первомай!
Они всегда ходили парой. Им посчастливилось пойти вместе в одну и ту же школу, в один и тот же класс. Может быть, так решили их мамы, молодые, веселые соседки и подружки по совместительству. Все праздники – вместе, Новый Год – вместе, даже бабушек и дедушек перемешали и считали общими. Может, и удивляться не стоит, что Витя и Настя были просто обречены на любовь.
А может быть (это уже Таня в романтичном подростковом возрасте решила), эти двое раньше были навеки влюбленными, спаянными «одной цепью», жили долго и умерли в один день. А потом переродились в Настю и в Витьку, и, бог мой, какие они красивые, и не то что смерть, их даже классуха не может разлучить, рассадить на разные парты! Сколько раз мам вызывали к директору, сколько раз их предупреждали: как бы чего не случилось! Разный пол, вы же понимаете, о чем мы?
Мамы не боялись. Мамы говорили, что в стране теперь гласность, и давить на них никто не имеет права. И на детей давить никто не имеет права! И пускай директор идет лесом со своими сталинскими пережитками!
Это так мамы считали. Но директор вскоре уволился сам вместе со своими сталинскими пережитками. Впоследствии, уже через каких-то пять лет, многие родители поминали старого, заслуженного педагога с теплотой и гордостью. Золотой был человек! Школу в ежовых рукавицах держал, и школа образцовой была, не то, что сейчас, в девяностых - форменный бардак и анархия.
Покойного директора вспоминают и сейчас с теплотой. Все. Особенно зашуганные учителя. Разве посмел бы при нем какой-нибудь зарвавшийся сопляк что-то вякнуть против? Даже подумать об этом побоялся! А сейчас – дурдом. Учитель вроде служки. Все, кому не лень, пинка могут отвесить. Или посадить за не слишком трепетное отношение к «обожаемому митрофанушке»…
Перед выпускными экзаменами немного притушившая свою активность классуха (возраст, семейные проблемы и всеобщий, тотальный дефицит в магазинах) предложила ребятам сходить в поход с ночевкой. Мол, пусть хоть немного проветрят дети головы, да и хорошие воспоминания не повредят. Светка-активистка ей все уши прожужжала с этим «прощальным» походом. Классной вовсе не до походов было – после школы ну-ка, помотайся по очередям! Но что делать – надо оставить о себе и о школьных «чудесных» годах хорошие воспоминания. Детки хорошие, класс, считай, образцовый, хулиганов и второгодников отродясь не было. И папы из родительского комитета обещали помочь: выделить автобус, личное сопровождение, ответственность и контроль. Пусть будет этот поход!
Не прогадала: помимо пап и детей в поход отправились и мамы. Некоторые ползли за автобусом на личных автомобилях. Это детям – поход. А им – пикник. Классуха насторожилась: за кем еще следить придется: у некоторых в сумках побулькивал не только лимонад. Ну а че, сухой закон уже отменили – можно ради такого случая смочить горлышко под шашлыки? А если, не дай бог, перепьют?
Автор: Анна Лебедева