Вера стояла на кухне, опершись ладонями о холодную столешницу. За окном уже сгущались сумерки, и тусклый свет от уличного фонаря ложился на кафель серовато-жёлтыми пятнами. Воздух в квартире был густой, спертый, и Вера морщилась каждый раз, когда пыталась глубоко вдохнуть.
Этот запах она ненавидела. Он был смесью всего, что Артём приносил с работы: сладковатого аромата подгнивших фруктов, кисловатого оттенка старого молока и чего-то металлического, напоминающего ржавчину.
Из прихожей донёсся шелест пакетов и глухой стук — муж снова что-то поставил на пол.
— Ну всё, Вера, сегодня нам повезло! — раздался его бодрый голос.
Артём появился на пороге кухни, запыхавшийся, с покрасневшим лицом. На нём была растянутая водолазка и серые джинсы, заляпанные чем-то белым.
— Картошка, представляешь, целый мешок! Списали, но нормальная. Немного мягкая, зато бесплатно. А ещё сырки — целая коробка, их даже не вскрывали!
Он улыбался так, будто только что выиграл в лотерею.
Вера молча посмотрела на холодильник — дверца едва закрывалась. Внутри уже лежали такие же «находки»: йогурты, сметана, ветчина, салаты с вчерашним сроком.
— Артём, — тихо сказала она, — ты хоть понимаешь, что нам это не нужно? Холодильник полный.
— Ну и что? — он пожал плечами. — Лучше пусть будет с запасом, чем пустой. Люди бы радовались, а ты всё недовольна.
Он вытащил из пакета несколько помятых сырков и поставил их на стол.
— Смотри, какие! Их только сегодня списали, можно спокойно есть.
Вера сжала губы, не отвечая. Её глаза скользнули к мусорному ведру, где уже лежала плесневелая булка, принесённая им на прошлой неделе.
Внутри у неё поднималось раздражение и усталость, смешанные с жалостью. Она понимала: он не злой, просто застрял где-то между бедностью прошлого и страхом потратить лишнюю копейку.
Но жить среди запаха тухлой еды становилось невыносимо.
Артём не замечал её взгляда. Он с довольным видом расставлял «трофеи» по полкам, словно солдат, выполняющий священный долг.
—————————————————————————————————————
Извините, что отвлекаю. Но... В моём канале Еда без повода в начали выходить новые рецепты. Подпишись чтобы не пропустить!
—————————————————————————————————————
Разговор, который назревал
— Артём, — сказала Вера, стараясь, чтобы голос не дрожал, — ты купил йогурты?
Он остановился, не оборачиваясь.
— Йогурты? Нет, — ответил небрежно. — Их завтра спишут, я возьму. Сегодня ещё хорошие.
— Я же писала тебе утром, — Вера сжала пальцы в замок. — Нужны были именно сегодня. Для Кати.
— Да подумаешь! Один день ничего не изменит, — отмахнулся он. — Пусть съест сырок, ей они нравятся.
— Нет, не нравятся, — резко перебила Вера. — Ей надоело это всё. И мне тоже.
Он нахмурился.
— Что «всё»? Я приношу нормальную еду! Её просто сняли с продажи! Что в этом плохого?
— В том, что она испорченная! — голос Веры дрогнул. — В холодильнике половина продуктов с истёкшим сроком! Ты хоть раз читал эти наклейки?
— Господи, — раздражённо сказал он, — там же написано «годен до вчера». Один день! Что с ней станет за сутки?
— А если испортится? — Вера шагнула ближе. — Если Катя отравится? Ты хоть об этом подумал?
— Не начинай, Вера, — буркнул Артём. — Я экономлю ради нас! Я не транжира, как некоторые.
Она закрыла глаза, пытаясь совладать с дыханием.
— Мы не нищие, Артём. Мы можем купить нормальные продукты. Я не хочу питаться тем, что другие выбросили.
Он резко повернулся к ней.
— Это еда! Её просто списали, ты понимаешь? Её выбросили бы на помойку, а я спас! Я кормлю семью, я стараюсь!
— А я устала есть мусор, — тихо сказала Вера. — Мне противно открывать холодильник. Мне стыдно, когда к нам приходят гости.
— Стыдно? — он усмехнулся. — Значит, тебе стыдно за меня, да?
— Мне стыдно за то, что ты не слышишь, — прошептала она.
Артём отступил, сжав кулаки. Некоторое время они молчали, слушая, как за стеной работает холодильник.
И этот равномерный гул вдруг показался Вере символом их жизни — наполненной до краёв, но всё равно пустой.
Столкновение
— Экономишь? — переспросила Вера, голос её дрожал, но не от злости — от усталости. — Мы не на улице живём, Артём. Мы можем позволить себе нормальную еду! Зачем ты превращаешь наш дом в склад отходов?
— Не называй так, — резко сказал он. — Это не отходы! Это хорошие продукты, просто их сняли с полки!
— С полки — потому что их срок закончился, — парировала Вера. — Это не забота, Артём, это какая-то мания.
Он швырнул на стол полотенце, брызги воды разлетелись по кафелю.
— Да ты ничего не понимаешь! — рявкнул он. — Я тружусь, я обеспечиваю семью! Я не пью, не гуляю, а ты мне устраиваешь истерики из-за йогуртов! Может, тебе ещё икру подавай?
— Не нужно искажать мои слова! — Вера повысила голос. — Я не прошу икру. Я прошу уважения. Элементарного! Чтобы в доме была нормальная еда, а не просрочка, которой место в мусорке!
Он отступил на шаг, словно её слова ударили его. В глазах — растерянность, обида и непонимание.
— Ты называешь дерьмом то, что я добываю? — глухо произнёс он. — Мы с отцом когда-то неделями жили на каше и хлебе, а ты — «дерьмо»!
— Это не про голод, — Вера схватилась за виски, чувствуя, как пульс бьётся в ушах. — Это про жизнь. Про то, как мы живём. Я не хочу превращать семью в проект по выживанию.
Она подошла к холодильнику и резко распахнула дверцу.
— Вот, смотри! — почти крикнула она. — Сметана — два дня просрочена, колбаса — вчера, салат — сегодня! Мы едим «вчера» каждый день!
Артём молчал. Его плечи опустились. Казалось, он впервые действительно посмотрел на содержимое холодильника — и увидел не еду, а упрямое отражение собственной зависимости.
— Я просто хотел, чтобы у нас всё было, — наконец сказал он, тихо. — Чтобы ни в чём не нуждаться.
— Мы и не нуждаемся, — ответила Вера устало. — Только счастья от этого «всего» нет.
Между ними повисла тишина — тяжёлая, как воздух перед грозой. Вера закрыла холодильник, и резкий хлопок дверцы прозвучал, будто точка в разговоре, который давно должен был закончиться.
Грань усталости
Артём сидел на краю табурета, ссутулившись, глядя куда-то в пол. Его пальцы нервно теребили край полотенца. Вера стояла напротив, скрестив руки. Оба молчали.
— Знаешь, — сказал он после долгой паузы, — ты никогда не ценила, что я делаю. Для тебя я просто грузчик, да? Мужик, который притащил просрочку. А ведь я стараюсь. Каждый день.
— Это не про твою работу, Артём, — мягко ответила Вера. — Я уважаю, что ты трудишься. Но я не могу жить в этом запахе, среди тухлого молока и салатов с прошлой недели. Это не жизнь.
Он вздохнул, глядя куда-то мимо неё.
— Думаешь, мне легко? Думаешь, я не понимаю, как это выглядит? Каждый раз, когда несу эти пакеты, охранник на складе смотрит, будто я вор. А я просто не хочу, чтобы что-то пропало зря.
— Я понимаю, — сказала Вера. — Но между заботой и унижением — тонкая грань. Ты перешёл её.
Он поднял взгляд, в глазах — боль и горечь.
— Так ты считаешь, я унижаю тебя?
— Нет, Артём, — ответила она после паузы. — Ты унижаешь сам себя.
Он откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками.
Вера тихо вышла в комнату, где за столом рисовала их дочь Катя. Девочка подняла глаза и улыбнулась.
— Мам, а папа принёс йогурт? Я хочу с клубникой.
Вера села рядом и обняла её.
— Нет, солнышко. Папа не купил. Завтра купим вместе, хорошо?
— А почему он не купил? Забыл?
Вера замерла.
— Наверное… просто не успел, — выдохнула она.
Катя кивнула и снова принялась рисовать, ничего не подозревая.
А Вера смотрела на рисунок — дом, солнце, мама и папа держатся за руки — и чувствовала, как сердце сжимается от боли.
Пока для дочери они семья, но сколько ещё это продлится?
Поздно вечером она убрала со стола пакеты, вымыла посуду и села у окна. За стеклом моросил дождь.
«Он не злой, — думала она. — Просто заблудился в своей экономии».
Но где-то глубоко внутри она уже знала — что-то в ней надломилось. И этот треск не починить обещаниями.
Последняя попытка
Ночь была тихой, только холодильник гудел из угла, как напоминание о недавней ссоре.
Вера лежала на боку, отвернувшись к стене. Она не спала, но делала вид, будто уснула.
Артём стоял у двери спальни, переминаясь с ноги на ногу.
— Вера, — сказал он неуверенно. — Завтра я куплю йогурты. Настоящие, свежие. Какие скажешь.
Она не ответила. Только чуть сжала плечи под одеялом.
Артём постоял ещё немного, вздохнул и тихо вышел. Дверь мягко щёлкнула.
На следующее утро он действительно принёс йогурты. Четыре свежих — и двенадцать просроченных.
— Вот, смотри, — сказал он с привычным воодушевлением. — Эти купил, а эти списали. Почти такие же! Разницы нет, честно.
Вера смотрела на этот «улов» и молчала. Она даже не чувствовала злости — только опустошение.
— Артём, — произнесла тихо, — ты хоть понимаешь, что не слышишь меня?
Он нахмурился:
— Что ты опять начинаешь? Я же купил! Как просила!
— Да, купил, — сказала она, — и снова принёс мусор. Потому что не можешь иначе. Потому что тебе нужно спасать. Не еду — себя.
Артём опустил взгляд, не зная, что ответить.
— Я просто стараюсь... — пробормотал он. — Я хочу, чтобы у нас было всё. Чтобы ты не считала копейки. Чтобы Катя жила лучше, чем я в детстве.
— А получается наоборот, — сказала Вера. — Мы не живём лучше. Мы просто едим чужие остатки.
Он сжал кулаки, глядя на пол.
— Ты всегда недовольна. Что бы я ни делал.
— Потому что я больше не могу притворяться, что всё нормально, — ответила Вера. — Я устала от этой борьбы с твоим упрямством.
Она прошла в комнату, где Катя играла с куклой. Девочка подняла голову, улыбнулась:
— Мам, а теперь папа купил йогурты?
— Купил, — сказала Вера и ласково погладила дочь по волосам. — Но завтра мы купим другие. Вместе.
В ту ночь Вера долго сидела у окна. Внизу мерцали редкие огни, ветер бился в стёкла.
Она знала: наступает момент, когда нужно перестать спасать человека, который не хочет меняться.
И отпустить — пока не потонешь вместе с ним.
Решение
На следующее утро, пока Артём завязывал шнурки, Вера стояла посреди кухни.
На столе лежала небольшая сумка с документами. Она говорила спокойно, даже слишком:
— Артём, мы с Катей уезжаем к маме.
Он замер, не поднимая глаз.
— К маме? Зачем?
— Потому что я больше не могу жить так. Завтра я подам на развод.
Артём выпрямился, глаза расширились от удивления.
— Развод? За что? Я же стараюсь! Я кормлю, я...
— Ты кормишь нас тем, что другие выбросили, — перебила она. — Я не могу больше. Не могу есть испорченное, дышать этим запахом. Не могу объяснять дочери, почему у нас всё всегда «вчера».
— Да ты с ума сошла! — вспылил он. — Другая бы радовалась, что муж заботится!
— Пусть другая и радуется, — спокойно сказала Вера. — Я — нет.
Он резко отвернулся, швырнув полотенце в раковину.
— Да и катись, раз уж решила!
Вера не ответила. Только покачала головой и пошла собирать вещи.
Катя стояла у двери с рюкзачком, растерянно глядя то на маму, то на отца.
— Мам, а папа с нами не поедет?
— Нет, солнышко, — Вера присела перед ней, стараясь улыбнуться. — Он останется.
Они ушли молча. За спиной хлопнула дверь, и тишина накрыла квартиру.
Артём остался стоять посреди кухни. На столе — пакеты с просроченными продуктами, холодильник гудел, пахло кисло и тяжело.
Прошло три месяца, прежде чем их развели. Артём пытался вернуть Веру, писал, звонил, приходил — но всё было напрасно.
Он по-прежнему таскал домой списанные продукты. Только теперь ставил пакеты на пустой стол, где никто не ждал ужина.
Иногда, разбирая очередной «улов», он вдруг останавливался, глядя на просроченный йогурт с клубникой.
И шептал:
— Свежие, как ты хотела, Вера…
Но йогурт, как и всё остальное в его жизни, уже давно был «вчера».
Ещё больше захватывающих сюжетов ждут вас! Переходите к другим рассказам!