— Держись, Дашутка.
Лето пахло спелой земляникой, пылью на проселочной дороге и беззаботностью. Воздух над асфальтом колыхался, словно живой, а с горки доносились ликующие крики мальчишек, гоняющих на велосипедах.
Алина, старше сестры на четыре года, аккуратно промыла ссадину на коленке сестры. Даша, вся взъерошенная, с размазанной грязью по щеке, всхлипывала, сжимая в кулачке оборванные во время падения цветы иван-чая.
— Ду-у-урак этот Сережка, — выдохнула она, сдерживая новые слезы. — Специально меня подрезал.
— Он не дурак, ты просто не смотрела куда едешь, — мягко сказала Алина, доставая из кармана платочек и прижимая его к ране. — Как всегда.
Девочка поморщилась от боли, но не отдернула ногу. Она всегда слушалась сестру. Алина была ее защитой от всех бурь, которые сама же Даша и навлекала своим неуемным характером.
Алина внимательно посмотрела на сестру, потом внезапно обняла ее и прижала к себе:
— Ты знаешь, мы с тобой должны всегда держаться вместе. Что бы ни случилось.
— Конечно! — с готовностью откликнулась Даша. Ее глаза загорелись. — Давай поклянемся! Как в книжке про индейцев!
Она вытянула вперед руку, испачканную в земле, мизинчик торчал в сторону. Алина улыбнулась ее наивности, но тоже протянула свою — чистую, с аккуратно подстриженными ногтями.
— Клянемся всегда быть вместе, — начала Алина.
— И все делить пополам! — звонко дополнила Даша. — И конфеты, и беды, и радости! Навеки!
— Навеки, — тихо, но твердо подтвердила Алина.
Солнце ласково гладило их склоненные головы — темную и аккуратную у Алины и светлую, вихрастую у Даши. В тот момент клятва казалась нерушимой, как сама земля под их ногами. Они не могли и представить, что однажды между ними встанет нечто большее, чем конфета или разбитая коленка. Нечто такое, что пополам не поделишь. Никогда.
Прошло много лет.
Дежурство в больнице всегда проходило по-разному. Это была нелегкая работа, но Алина не мыслила себя нигде больше. И вот, словно по злому умыслу судьбы, ночью случилось страшное. Страшное для обычного человека, но не для нее. Для нее это было просто работой. «ДТП…лобовое… на скорости… множественные…»
Грохот распахивающихся дверей, гулкие шаги и металлический скрежет каталки. На ней лежало нечто бесформенное, испачканное в грязи и крови. Молодой мужчина. Лицо его было разбито и опухшее, одна рука неестественно вывернута. Но Алину, как хирурга, в первую очередь интересовали не внешние повреждения.
— Давление падает! Восемьдесят на сорок пять! — крикнул кто-то из фельдшеров, передавая историю.
— Сатурация восемьдесят пять! Дышит едва-едва.
— Интубировать! — ее голос прозвучал металлически четко, без паники. Она действовала с быстротой и точностью механизма. Ввела ларингоскоп, установила трубку, подключая легкие к аппарату ИВЛ. Его грудь ритмично поднялась — первая маленькая победа в этой войне.
— Узи брюшной полости, срочно! Подозрение на внутреннее кровотечение!
Пока аппарат вырисовывал на экране призрачные тени органов, ее взгляд скользнул по лицу незнакомца. Под ссадинами, отеком и грязью угадывались мужественные черты, резкая линия скулы. Он был молод, возможно, всего на несколько лет старше ее. И он умирал. Прямо здесь, на ее глазах.
— Есть! Жидкость в брюшине! — прошептал врач УЗИ.
— Готовим к операции! — скомандовала Алина, уже откатывая каталку в сторону предоперационной. — Группу крови и резус, перекрестную пробу! Плазму и эритроцитарную массу наготове!
Следующие минуты слились в один сплошной адреналиновый кошмар. Яркий свет ламп в операционной, холодок скальпеля в ее руке, монотонный писк мониторов, отслеживающих угасающую жизнь. Они вскрыли брюшную полость, и Алина увидела то, чего опасалась, — рваную рану печени, из которой сочилась темная кровь.
Работа закипела. Прижигание, ушивание, промывание… Она не думала ни о чем, кроме анатомии, сосудов, протоколов. Она была просто инструментом, продолжением скальпеля и зажима. Но где-то в глубине сознания, в том уголке, который она старательно запирала на работе, жила мысль: «Он же совсем молодой. Он должен жить».
— Давление стабилизируется, — донесся голос анестезиолога, и в операционной впервые за последний час кто-то выдохнул.
Они стояли над ним почти три часа. Когда последний шов был наложен, а Алина сняла окровавленные перчатки, ее вдруг охватила мелкая дрожь. От напряжения, от выброса адреналина, от понимания того, насколько тонка грань, которую они только что отвоевали.
Она вернулась в палату реанимации уже тогда, когда его, все еще без сознания, подключили к мониторам. Ритмичный гул аппаратуры звучал теперь как победный марш. Он дышал. Ровно, механически, но дышал.
Алина подошла ближе, ее взгляд упала на его руку — сильную, с длинными пальцами, на одном из которых виднелась тонкая бледная полоска от кольца. Она машинально поправила капельницу, проверила дренажи. И в этот момент, в мертвой тишине на нее снизошло странное чувство. Это была не профессиональная удовлетворенность. Это было что-то другое. Она не знала его имени. Не знала, кто он, что любит, о чем мечтает. Но она знала каждый сантиметр его израненного тела, слышала шепот его угасавшего сердца и заставила его биться вновь.
«Живи, — мысленно приказала она ему, глядя на бледное, искаженное трубками лицо. — Просто живи».
Кто-то хочет чашечку кофе? Мы бы не отказались. Копим денежки с вашей помощью здесь
Не забываем про подписку, которая нужна, чтобы не пропустить новые истории! Спасибо за ваши комментарии, лайки и репосты 💖
Продолжение: