Мама стояла у плиты, помешивала суп.
— У Саши штрафы, — сказала не оборачиваясь. — У Любы — пени.
— А у нас — коммуналка, счёт пришёл на двенадцать тысяч.
Нина молча отсчитала семьдесят тысяч, разложила по конвертам:
— Саше — 25,
— Любе — 20,
— родителям — 25.
Остальное — 17 500, спрятала в кошелёк. Там уже лежали три монетки и чек из «Пятёрочки»: хлеб, молоко, яйца.
— Спасибо, дочка, мы без тебя пропадём.
Телефон зазвонил, Люба.
— Алло?
— Ты перевела?
— Только что.
— Спасибо… А то банк звонил, грозят продать квартиру.
Нина молчала.
— Ты слышишь?
— Слышу.
— Ладно, бывай.
Положила трубку, через минуту снова звонок, Саша.
— Получил?
— Да, а то у меня завтра суд, если не заплачу — арестуют палатку.
— Какую палатку? Ты же не открывал.
— Ну… почти открыл.
— Ладно.
— Спасибо, сестрёнка, ты у нас — опора.
Вечером Нина пошла в ванную. Посмотрела в зеркало, лицо — бледное.
— Ты чего такая бледная? — мама заглянула в дверь.
— Ничего, устала.
— Ну ладно, завтра опять на работу?
— Да.
Вернулась на кухню, выпила стакан воды, села у окна, рука легла на живот. Вспомнила разговор год назад.
— Ты чего в декрет хочешь? — кричал Саша по телефону. — Кто за меня платить будет?
— Я… подумала…
— Думать не надо, ты у нас — опора.
Тогда она заплакала, а потом перевела деньги.
На работе подруга подошла к ней у раздевалки.
— Познакомишься?
— С кем?
— С Андреем работает на автовокзале, вдовый, дочка взрослая.
— Зачем?
— Да просто пообщайся, он хороший.
— У меня нет времени.
— А на Сашу есть? На Любу?
Нина опустила глаза.
— Ладно.
Встретились в «Кофемании» у метро, Андрей пришёл с термосом.
— Ты выглядишь уставшей, — поставил термос перед ней. — Ешь.
Открыл — внутри куриный суп, с лапшой и зеленью.
Нина взяла ложку, ела медленно, потом заплакала.
— Что? — спросил он.
— Ничего… Просто… никто так не делал.
Не стал ничего спрашивать, просто налил ещё.
Через месяц зашёл после смены, принёс булку и молоко.
— Ты худая, ешь.
Сидела за столом, смотрела, как он моет чашки.
— Ты сильная, но ты имеешь право жить для себя.
Нина замерла, рука снова легла на живот, тест ещё не делала, но уже знала.
Андрей приходил каждую неделю, иногда с термосом, иногда с пакетом из магазина. Никогда не спрашивал: «А у тебя есть?» Просто ставил на стол и говорил: «Ешь».
Однажды принёс овсянку с яблоками.
— Варил сам, дочка учила.
— Почему ты это делаешь? — спросила она вдруг.
— Потому что вижу — тебе тяжело.
— А если я не захочу?
— Тогда не ешь, но я всё равно принесу.
Взяла ложку, ела молча.
На работе коллега спросила:
— Ну как, с Андреем?
— Хорошо.
— А серьёзно?
— Не знаю, он… не как другие.
— То есть?
— Он не просит, не требует, а просто… рядом.
Коллега усмехнулась.
— Ну, пока не женился — все ангелы.
Нина не ответила.
Вечером зазвонил Саша.
— Ты где?
— Дома.
— А деньги?
— Какие деньги?
— Ну… на штрафы, опять пришло.
— Я больше не плачу, Саша.
— Как это — не платишь?
— Так, я устала.
— Да ты с ума сошла?! У меня завтра суд!
— Значит, иди и объясняй, что ты взял кредит, который не можешь отдать.
— Ты же у нас одна…
Нина положила трубку, выключила звук.
Андрей зашёл на следующий день, принёс чай и булочки.
— Ты чего такая тихая?
— Устала.
— От работы?
— От всего.
Сел напротив, не стал говорить «всё наладится», просто сидел рядом.
Через минуту Нина вдруг сказала:
— Меня с 32 лет используют. Сначала родители — на учёбу брата, потом Саша — на палатку, Люба — на ипотеку, а теперь… все вместе.
— А ты?
— А я… забыла, что у меня есть право сказать «нет».
— Ты можешь начать сегодня.
— А если они скажут — я их бросаю?
— Пусть говорят, но это не твоя вина.
Ночью Нина не спала, вспоминала, как в 32 года Саша привёл её в банк.
— Подпиши, это временно, через месяц всё верну.
Подписала.
Люба звонила в слезах:
— У меня дети! Что я им скажу?
И Нина платила.
Утром Андрей прислал сообщение: «Привезу суп, не отказывайся».
Когда он пришёл, она впервые налила ему чай.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не просишь ничего взамен.
Он улыбнулся.
— Я не торгуюсь с людьми, которым плохо.
Через неделю пришёл с дочкой, девушка лет двадцати пяти.
— Это Катя, решила познакомиться.
Девушка протянула пакет.
— Пирог испекла с яблоками.
Нина растерялась.
— Зачем?
— Папа сказал вы одинокая, а у нас дома всегда пироги.
Они сидели за столом, ели пирог, говорили о погоде, работе, о том, как Катя учится на бухгалтера.
Никто не спрашивал: «А деньги есть?»
Никто не говорил: «Ты нам должна».
Никто не плакал: «Мы пропадём!».
Нина впервые за много лет почувствовала: что это нормально.
Вечером, когда они ушли, пошла в ванную, посмотрела в зеркало, под глазами всё ещё синяки, но в глазах не пустота, а что-то новое.
Рука легла на живот, она больше не сомневалась.
На следующий день звонила мама.
— Ты где?
— На работе.
— А Саше?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Ты же его сестра!
— Я не его кошелёк.
— Ты с ума сошла? После всего, что мы для тебя сделали!
— Что вы сделали?
— Вырастили! Обучили!
— И с 32 лет начали брать по семьдесят тысяч в месяц.
Мама замолчала, потом голос задрожал:
— Ты нас бросаешь?
— Нет, я просто перестаю быть вашим банкоматом.
Положила трубку.
Андрей зашёл вечером, принёс молоко и хлеб.
— Ты плакала?
— Нет.
— Глаза красные.
— Просто… решила кое-что.
— Что?
— Что я больше не их опора, я — человек.
— Тогда ешь, человеку надо есть.
— Спасибо.
— Не за что, это нормально.
Нина собрала всех за ужином, сказала утром по телефону: «Приходите сегодня, это очень ажно».
Родители пришли первыми. Мама в домашнем халате, папа с газетой под мышкой, Саша заявился в мятой футболке, с телефоном в руке, Люба с двумя детьми.
— Ну что случилось? — спросила мама, садясь за стол. — Деньги есть?
Нина поставила чайник на плиту, ничего не ответила, дождалась, пока все усядутся.
— Я выхожу замуж, и всё будет иначе.
— Это хорошо… — начала мама. — А деньги как?
— С этого месяца я перестаю платить за кредиты и ипотеку.
Тишина.
— Как это не будешь платить? — мама отложила ложку. — У Саши штрафы! У Любы — пени!
— Это их проблемы, я не брала эти кредиты.
— Ты с ума сошла?! — вскочил Саша. — Кто теперь за меня платить будет?!
— Ты сам.
— Да у меня нет работы!
— Значит, найди.
Люба заплакала.
— У меня дети! Что я им скажу?
— Скажи, что мама взяла кредит, который не могла отдать.
— Ты жестокая! — крикнула мама. — После всего, что мы для тебя сделали!
— Что вы сделали?
— Вырастили! Обучили!
— И с 32 лет начали брать у меня по семьдесят тысяч в месяц, пятнадцать лет подряд и ни разу не спросив, хватает ли мне на еду.
Папа молчал, потом вдруг поднял голову.
— Если не будешь помогать — у тебя больше нет родни.
— На нет и суда нет.
Она встала, пошла в свою комнату, за спиной крики:
— Ты нас бросаешь?! — мама бежала следом.
— Я ухожу от вас, — сказала Нина, открывая шкаф.
— А мы старые! Кто за нами ухаживать будет?
— Не знаю.
— Ты эгоистка!
Нина молча достала чемодан, начала складывать вещи.
— Ты не вернёшься! — крикнула мама, стоя в дверях
— Не вернусь.
В зале Саша орал в телефон:
— Она с ума сошла! Больше не платит! Что мне делать?!
Люба плакала, прижимая детей к себе.
— Мама… — шептал мальчик. — Почему тётя злая?
— Она не злая, а просто… устала.
Нина вышла в коридор, взяла чемодан, на пороге остановилась.
— Прощайте.
— Ты не имеешь права! — закричала мама. — Мы тебя растили!
— Вы меня использовали, разница есть.
На лестнице встретила соседку с третьего этажа.
— Уезжаешь?
— Да.
— Надолго?
— Навсегда.
— Правильно, пора. Я смотрела — пятнадцать лет ты их кормишь, а они даже спасибо не сказали.
— Спасибо говорили, только после того, как брали деньги.
— Ну вот, теперь живи для себя.
Андрей ждал у подъезда.
— Всё? — спросил, увидев чемодан.
— Всё.
— Куда теперь?
— К тебе.
— Уверена?
— Уверена.
Нина смотрела в окно машины, не плакала, просто дышала.
Когда подъехали, Андрей выключил двигатель.
— Дома, — сказал он.
Квартира маленькая, две комнаты.
— Садись, — сказал он. — Я сварил кашу.
Села, еда молча.
— Никто не будет требовать денег, никто не будет плакать, что ты их бросила.
Вечером зазвонил телефон, Мама.
— Алло?
— Ты же не бросишь нас? Мы же родители!
— Я платила пятнадцать лет, теперь, моя очередь жить.
— Это твой долг!
— Долг — не вечный.
Положила трубку. Андрей сидел на диване, читал газету.
— Кто звонил?
— Никто.
— Ложись спать. Завтра — новый день.
За окном стемнело, в квартире тишина.
Никто не кричал: «Ты же у нас одна!»
Никто не спрашивал: «Перевела?»
Никто не плакал: «Мы пропадём!»
СМС пришло утром: «Банк грозит продать квартиру! Ты же не бросишь нас?»
Нина прочитала, положила телефон, не ответила.
Через час — новое: «Меня арестовали за долги! Приезжай, забери из отделения!»
Убрала телефон в ящик комода, поставила чайник на плиту.
Андрей вошёл с работы, снял куртку.
— Кто звонил?
— Никто.
Вечером в почтовом ящике лежало письмо от ЖКХ — на имя Нины, старый адрес. Принесла его домой, не вскрывая, положила в папку с другими.
— Что это? — спросил Андрей, увидев папку.
— Старое.
Свадьбу сыграли в будний день. Нина надела простое платье, купленное на последние деньги. Свидетели — подруга с работы и коллега Андрея.
Родные не пришли, не позвонили, не написали, когда вышли из ЗАГСа, Андрей взял её за руку.
— Теперь ты, моя семья.
Прошёл год.
Дома всё было просто: кроватка у окна, пелёнки на батарее.
Андрей вставал рано, варил кашу.
— Ты не одна, — говорил он. — Я рядом.
Она верила.
Витя рос тихим ребёнком. Никто не требовал денег, не жаловался.
Через год пришло письмо от приставов: «В отношении Людмилы инициирована процедура банкротства…»
Нина прочитала, положила в ящик комода — к другим письмам.
Андрей играл с Витей на полу, мальчик смеялся, хватал его за нос.
— Ты чего задумалась? — спросил Андрей.
— Да так…
Вечером уложила Витю спать, села за стол, Андрей поставил перед ней тарелку с супом.
— Ешь.
Еда и слушала, как сын посапывает в кроватке.
Думала: Я платила пятнадцать лет, теперь — моя очередь быть счастливой.
За окном стемнело, в квартире — тишина. Не та тишина, что была в родительском доме — напряжённая, тихая, тёплая, домашняя.
Андрей вымыл посуду, подошёл, обнял её.
— Всё хорошо?
— Да, всё хорошо.
Она прижалась к нему, закрыла глаза.
Интересно Ваше мнение.
Благодарна за каждую подписку на канал.