— Нет, ну ты послушай, Оксана! — Клавдия Анатольевна, свекровь, влетела в прихожую квартиры, едва не сбив с ног собственного сына. Её массивное тело в леопардовом пальто заполнило собой всё пространство, а запах детсадовской столовой и дешёвых духов «Красная Москва» ударил в нос. — Мы же семья! Антон — мой сын, кровиночка моя! А значит, и его семья — это мы. И доля в этой квартире по праву положена ему. А значит — нам!
За её спиной, картинно вздыхая, маячила Жанна, младшая сестра Антона. Пять лет после школы она успешно симулировала поиски работы, на деле же просиживая дни в телефоне и мечтая о богатом принце на белом «Мерседесе». Её тонкие, недовольно поджатые губы скривились в знакомой Оксане гримасе.
— Мама права, — протянула она капризным голосом. — Мы столько для вас сделали! Помните, когда вы только поженились, мама вам сервиз подарила? Настоящий, гэдээровский! А я… я вам помогала обои выбирать для съёмной конуры. Целый день с вами по рынку таскалась!
Оксана стояла посреди комнаты, залитой бледным октябрьским солнцем, и улыбалась. Эта улыбка, спокойная и немного загадочная, выводила родственников из себя куда сильнее, чем крики или слёзы. Она смотрела на их раскрасневшиеся от возмущения лица и видела не грозных хищников, пришедших рвать добычу, а растерянных, напуганных людей, чьи примитивные манипуляции вдруг перестали работать.
Антон, её муж, переминался с ноги на ногу у двери, избегая смотреть жене в глаза. Его лицо выражало всю гамму страданий человека, зажатого между молотом и наковальней. Он, водитель Яндекс.Такси, привыкший к чётким маршрутам навигатора, совершенно терялся в лабиринтах семейных интриг.
— Мам, ну что ты начинаешь… — промямлил он, теребя ключ от машины в кармане потёртой куртки. — Мы же просто посмотреть пришли…
— Посмотреть? — взвилась Клавдия Анатольевна, и её голос, которым она обычно успокаивала плачущих малышей в ясельной группе, зазвенел металлом. — Да что тут смотреть! Трёшка! В хорошем районе! А моя Жанночка в однушке со мной мается! Ей личную жизнь устраивать надо, а где кавалеров принимать? На кухне, в хрущёвке? Ей комната нужна! Просторная, с балконом!
Оксана обвела взглядом квартиру, доставшуюся ей в наследство от двоюродной бабушки, тёти Лиды. Старая, но добротная мебель из карельской берёзы, книжные полки до потолка, трогательный фикус в углу, который тётя Лида называла Иннокентием. Здесь пахло не пылью, а жизнью — книгами, сушёными травами и воспоминаниями о женщине, которая заменила Оксане и мать, и лучшую подругу. Тётя Лида, бывшая преподавательница литературы, всегда говорила ей: «Оксаночка, запомни, самое ценное у женщины — это её независимость. Свои деньги, своё жильё и своя голова на плечах. Всё остальное — приятное дополнение, но не основа». И сейчас, глядя на наглую, алчную родню мужа, Оксана понимала, насколько пророческими были эти слова.
— Клавдия Анатольевна, Жанна, Антон, — её голос прозвучал ровно и спокойно, разрезая их гневные тирады, как острые ножницы портного разрезают дорогой шёлк. — Проходите, пожалуйста. Раз уж пришли, давайте поговорим цивилизованно. Чай будете? У меня с чабрецом, тётя Лида сама собирала.
Свекровь и золовка переглянулись. Такая реакция сбивала их с толку. Они готовились к битве, к слезам, к скандалу, а им предлагают чай с чабрецом. Это было частью какого-то непонятного им плана, и от этого становилось тревожно. Но отступать было не в их правилах.
— Некогда нам чаи распивать! — отрезала Клавдия Анатольевна, но всё же проследовала в комнату, с хозяйским видом оценивая обстановку. — Вопрос решать надо. По-хорошему. Мы же не чужие люди. Ты сирота, мужа своего ценить должна, его семью уважать. Мы тебя в семью приняли, а ты…
Оксана молча прошла на кухню, поставила старый эмалированный чайник на плиту и достала чашки. Её руки не дрожали. За последние две недели, с тех пор как она получила документы на квартиру, она прошла все стадии: от шока и отчаяния до холодной, звенящей решимости.
Всё началось с намёков. «Ой, Оксаночка, как тебе повезло! Теперь заживёте по-человечески! И нам, может, поможешь…» Потом пошли более откровенные разговоры. Клавдия Анатольевна звонила Антону на работу, плакалась в трубку, что у неё давление, что Жанночка совсем от рук отбилась, что им тесно. Давила на самое больное — на сыновний долг.
Антон, добрый и покладистый по натуре, начал сдаваться.
— Оксан, ну может, правда… Пустим Жанну пожить на время? — говорил он жене вечерами, когда возвращался уставший после двенадцатичасовой смены. — Ну что нам, жалко? Квартира большая. А она, может, за ум возьмётся, работу найдёт…
— Антон, ты серьёзно? — Оксана откладывала шитьё, которым подрабатывала на дому в своём мини-ателье на рынке. — Ты же знаешь свою сестру. Она и пальцем не пошевелит. Она сядет нам на шею, свесит ножки и будет требовать, чтобы её обслуживали. А следом за ней сюда переедет и твоя мама, чтобы «помогать» и контролировать каждый наш шаг. Эта квартира превратится в коммунальный ад.
— Ты сгущаешь краски! Это моя семья! Они не желают нам зла!
— Они желают себе добра за наш счёт, — твёрдо отвечала Оксана. — За мой счёт. Эту квартиру мне оставила тётя Лида. Не нам с тобой, а мне. И она хотела, чтобы я была счастлива и свободна, а не жила в постоянном стрессе, обслуживая твою ленивую сестру и выслушивая упрёки твоей мамы.
Споры становились всё ожесточённее. Антон, не умевший говорить «нет» своей матери, всё больше замыкался в себе, а дома становился раздражительным. Он перестал замечать, как устаёт Оксана, как она крутится между работой в ателье, заказами на дому и бытом. Он видел только одно — недовольство матери, которое для него было страшнее всего.
Оксана поняла, что осталась одна. И бороться ей придётся не только за квартиру, но и за свою семью, за своего мужа, которого медленно, но верно перетягивали на другую сторону. Она плакала ночами в подушку, вспоминая тётю Лиду, её мудрые советы, её веру в неё. И в один из таких вечеров, вытирая слёзы, она приняла решение. Хватит защищаться. Пора нападать.
Она потратила два дня на изучение законов. Интернет, форумы, бесплатные консультации юристов. Она читала Жилищный и Гражданский кодексы, разбиралась в понятиях «наследство по завещанию», «совместно нажитое имущество», «право пользования». Она узнала одну интересную вещь, которая и стала основой её плана. Знание — сила, как любила говорить тётя Лида. Люди часто проигрывают не потому, что слабы, а потому, что не знают своих прав и возможностей. Например, многие не догадываются, что согласно статье 17 Жилищного кодекса РФ, допускается использование жилого помещения для осуществления профессиональной деятельности или индивидуальной предпринимательской деятельности, если это не нарушает права и законные интересы других граждан, а также требования, которым должно отвечать жилое помещение. Это был её козырь.
И вот теперь, разливая по чашкам ароматный чай, она чувствовала себя на удивление спокойно. Она знала каждый свой следующий шаг.
— Вот скажи, Оксана, по-честному, — не унималась свекровь, уже усевшись в старое вольтеровское кресло, — тебе одной такая хоромина зачем? У вас с Антошкой и детей-то пока нет. А тут целых три комнаты! Одна — вам, спальня. Вторая — Жанночке. А в третью, самую маленькую, я перееду. Буду вам помогать по хозяйству, за порядком следить. Всё по-божески, по-семейному.
Жанна тут же подхватила:
— Да! И я бы шторы новые повесила. А то эти, — она брезгливо поморщилась, — как у бабушки в деревне. Сейчас такие никто не вешает. Я в интернете видела, такие стильные, в пол, серые…
Оксана поставила поднос с чашками на журнальный столик. Её улыбка стала ещё шире.
— Спасибо за заботу, Клавдия Анатольевна. И тебе, Жанна, спасибо за дизайнерские идеи. Но боюсь, вашим планам не суждено сбыться. Видите ли, на эту квартиру у меня уже есть планы. Очень конкретные.
Она сделала паузу, наслаждаясь эффектом. Свекровь и золовка замерли, а Антон, стоявший в дверях, напрягся ещё сильнее.
— Какие ещё планы? — враждебно спросила Клавдия Анатольевна. — Замуж за богатого собралась выходить, а сына моего на улицу?
— Ну что вы, — Оксана ласково посмотрела на мужа. — Я люблю Антона. И на улицу его, конечно, не выгоню. Я просто решила расширить свой бизнес.
Она вышла в коридор и вернулась с большой папкой, которую демонстративно положила на стол.
— Я уже подала документы на переоформление моего ИП. Моё ателье по ремонту и пошиву одежды «Оксана-искусница» теперь будет официально зарегистрировано по этому адресу.
— Что? — Клавдия Анатольевна даже привстала с кресла. — Какое ещё ателье? Здесь? В жилой квартире? Да кто ж тебе разрешит!
— Закон, — просто ответила Оксана и открыла папку. Она заранее распечатала нужные статьи и выделила их жёлтым маркером. — Жилищный кодекс Российской Федерации. Позволяет мне, как собственнику, вести здесь профессиональную деятельность. Одна комната, самая большая, с балконом, станет моим рабочим кабинетом и мастерской. Я уже заказала профессиональную швейную машинку, оверлок и большой раскройный стол. Вторая комната будет использоваться как склад тканей, фурнитуры и готовых изделий. А в третьей, самой маленькой, будем жить мы с Антоном.
Наступила тишина. Тяжёлая, звенящая тишина. Клавдия Анатольевна смотрела на Оксану так, будто видела её впервые. В её глазах плескались недоумение, злость и… страх. Манипуляция не сработала. Привычная картина мира, где все ей должны, рушилась на глазах.
Жанна первая нарушила молчание. Её голос задрожал от обиды.
— То есть… как? А я? А мне где жить? Ты… ты хочешь сказать, что променяла семью на какие-то тряпки?!
— Жанна, — в голосе Оксаны появился металл, — тебе двадцать три года. Ты взрослая, здоровая девушка. Тебе не «где жить», а давно пора начать работать и обеспечивать себя самостоятельно. А что касается моих «тряпок», то они, в отличие от тебя, меня кормят. И мужа моего тоже, когда у него с заказами негусто.
Это был удар ниже пояса. Все знали, что заработок в такси нестабилен, и именно Оксанино ателье не раз выручало их в трудные месяцы. Антон густо покраснел и опустил голову.
— Ты… ты… — Клавдия Анатольевна задыхалась от возмущения. — Да ты змея! Пригрели на груди! Я на тебя в опеку пожалуюсь! Ты сирота, ты не имеешь права!
— Ошибаетесь, — Оксана спокойно достала из папки ещё один документ. — Во-первых, я совершеннолетняя и дееспособная, опека тут ни при чём. Во-вторых, эта квартира получена мной в наследство по завещанию. Она не является совместно нажитым имуществом и не подлежит разделу в случае развода. Антон не имеет на неё никаких юридических прав, не говоря уже о его родственниках. Я проконсультировалась с юристом.
Она посмотрела прямо на свекровь.
— И знаете, что ещё сказал юрист? Он сказал, что ваши постоянные звонки, требования и угрозы подпадают под статью о психологическом давлении и вымогательстве. И посоветовал мне записывать все наши разговоры. На всякий случай.
Она демонстративно поправила телефон, лежавший на столе экраном вверх. Клавдия Анатольевна и Жанна инстинктивно отшатнулись.
Напряжение в комнате достигло предела. Казалось, воздух можно резать ножом. И в этот момент Оксана нанесла решающий удар. Она повернулась к мужу. Её голос звучал тихо, но каждое слово впивалось в него, как иголка.
— Антон. А теперь самое главное. Я очень устала. Я устала от того, что твоя семья пытается разрушить нашу. Я устала от того, что ты не можешь защитить меня и наши интересы. Я люблю тебя, но я не могу больше так жить. Поэтому сейчас ты должен сделать выбор. Либо ты остаёшься здесь, со мной, в нашем доме, и мы вместе строим наше будущее, уважая друг друга и поддерживая. И тогда твоя мама и сестра станут в этом доме гостями. Редкими и желанными, если будут вести себя прилично. Либо… — она глубоко вздохнула. — Либо ты сейчас уходишь вместе с ними. К маме, в хрущёвскую однушку. Помогать Жанночке устраивать личную жизнь. Выбор за тобой. Прямо сейчас.
Это был ультиматум. Жестокий, беспощадный, но необходимый. Антон поднял на неё глаза. В них был ужас. Он посмотрел на свою мать, чьё лицо исказилось от ярости, на сестру, готовую разрыдаться от жалости к себе, а потом снова на жену. На её спокойное, сильное, но такое родное лицо. Он вдруг понял, что если сейчас уйдёт, то потеряет не просто жену. Он потеряет всё. Свою любовь, свой дом, своё будущее. Он потеряет себя.
— Мама, — сказал он хрипло, и это слово далось ему с невероятным трудом. — Мама, хватит. Оксана права. Это её квартира. И это мой дом. Я остаюсь здесь.
Клавдия Анатольевна замерла. Она смотрела на сына, и в её глазах было неверие. Её мальчик, её послушный Антоша, которым она вертела всю жизнь, посмел ей перечить.
— Что?.. Предатель! — прошипела она. — Ты променял родную мать на эту… вертихвостку!
— Это моя жена, мама! — голос Антона окреп. В нём прорезались нотки, которых Оксана не слышала уже очень давно. — И я не позволю тебе её оскорблять! Мы — семья! Я и Оксана! А вы… вы приходите в наш дом и устраиваете скандалы. Всё, хватит. Пожалуйста, уходите.
Он открыл входную дверь. Это был жест. Окончательный и бесповоротный.
Клавдия Анатольевна смерила их всех испепеляющим взглядом. Она поняла, что проиграла. По всем фронтам. Молча, с гордо поднятой головой, она прошествовала к выходу. Жанна, всхлипывая, поплелась за ней.
— Ты ещё пожалеешь, сынок! — бросила свекровь уже с лестничной клетки. — Наплачешься с ней!
Дверь за ними захлопнулась.
В квартире снова стало тихо. Оксана выдохнула, чувствуя, как уходит напряжение, державшее её все эти дни. Она подошла к окну. Во дворе Клавдия Анатольевна что-то гневно выговаривала Жанне, размахивая руками.
Антон подошёл к Оксане сзади и осторожно обнял её за плечи.
— Прости меня, — прошептал он ей в волосы. — Я был таким идиотом. Слепым, глухим… Я так боялся её разозлить, что чуть не потерял тебя.
Оксана повернулась к нему. В её глазах стояли слёзы, но она по-прежнему улыбалась.
— Ничего. Главное, что ты прозрел. Бороться можно и нужно всегда, Антон. За себя, за свою любовь, за свою семью. Даже если страшно. Особенно, если страшно.
Она прижалась к нему. За окном садилось солнце, окрашивая небо в нежно-розовые тона. Впереди их ждала новая жизнь. В их собственном доме. С новой, профессиональной швейной машинкой, большим раскройным столом и фикусом Иннокентием в углу. Жизнь, которую они отстояли вместе. И это была самая главная победа.