В 1909 году сельского старосту Демьяна Рукавишникова посетила большая радость и большое горе. На свет появилась доченька Маша, но любимая жена умерла, не оправившись после родов. Он больше не женился, а всю любовь обратил на дочь.
Помогала растить девочку его мать. Оба баловали сиротку. Сельский староста – ответственная должность. Мужик был грамотен, трудолюбив и рассудителен, за что его и уважали.
Грянула революция, нарушив прежний порядок жизни в стране, а за ней и коллективизация, в корне поменяв весь деревенский уклад. Когда стали организовывать колхоз, Демьян вступил в него, скрепя сердце, в первых рядах. Понимал, что старую жизнь не вернуть, надо как-то приспособиться к новой жизни и к новой власти. Именно приспособиться.
Появилась и реальная возможность для этого – его единогласно избрали на должность председателя колхоза. Демьян хорошо разбирался в людях, умел услужить кому надо, себя не щадя и выжимая все соки из колхозников. Выполнял планы по разнарядкам, поэтому его село чекисты особо не беспокоили. Было раскулачено и выслано из села только три семьи.
Вы читаете продолжение. Начало рассказа здесь
В душе он люто ненавидел и новую власть, и людей, но тщательно скрывал это. Демьян был суров и не особо разговорчив, но однажды, стукнул по столу кулаком и прошипел: «Ненавижу! Лентяки! Кусошники! На себя не хотели робить и сейчас в колхозе робят, спустя рукава. Голытьба! Голодранцы! Эх… кабы не семнадцатый…». Заметив испуганную дочь, он приложил палец губам: «Тссс... на улке с подружками об этом ни слова. Поняла?!» С одиннадцати лет Мария усвоила, что односельчане им совсем неровня, но об этом надо помалкивать.
Одевал её отец словно куколку. Маша была красивым подростком, а когда повзрослела, вообще стала красавицей. Брови смоляные, как у батюшки, глаза голубые с поволокой, как у покойной матушки, коса до пояса, стан стройный да гибкий. Работой отец ее не загружал, по дому всё делала молчаливая и безропотная мать Демьяна. Когда дочь повзрослела, отец поставил её к прилавку в сельском магазине. Ещё не хватало, чтобы любимая доченька – свет в окошке, на ферме или в поле спину гнула!
Парни табуном ходили за девушкой, но она никому из них не отдавала предпочтения. Но однажды прислали в село на практику молодого агронома, сердце девушки встрепенулось и растаяло. Обычный вроде бы парень, не косая сажень в плечах, немного угрюмый, но веяло от него уверенностью и спокойствием. Иногда он приходил в клуб, но обычно сидел в сторонке, слегка улыбаясь, глядел на веселящуюся молодежь. Девчонки стреляли глазками в его сторону и сами приглашали танцевать, но он отказывался, всё также улыбаясь одними уголками губ, ссылаясь на то, что не умеет танцевать.
А она стеснялась подойти к молодому человеку, куда только подевалась её бойкость и решительность. Но однажды всё-таки пересилила себя и села рядом. Они поговорили немного, и Мария засобиралась домой.
– Проводите меня, Василий Никифорович…
– Отчего не проводить такую девушку, – ответил парень, немного смутившись.
Она выходила из клуба с гордо поднятой головой, окинув девчонок насмешливым, победоносным взглядом. Грустила, когда он не появлялся в клубе, но, когда приходил, не было её задорнее и веселей. Потом он провожал её до дома.
Отец заметил перемены в дочери и понял, что Мария влюбилась. Она стала особенно тщательно наряжаться и вспыхивала до корней волос, когда речь заходила о молодом агрономе.
– Любишь что ли, Ваську агронома? – спросил отец.
У него все были Васьки, Федьки, Гришки, никого в селе он не называл полным именем, а уж по имени отчеству и подавно.
– Люблю, тятя, – вспыхнула девушка, – люблю, аж сердце замирает! Только уедет он скоро, практика-то заканчивается… – погрустнела Маша.
– Что ж… парень неплохой, работящий, городской, правда, но вижу, что землю любит. Не грусти, – привлек её к себе отец. – Хоть и не такого бы мужа я тебе желал, но что поделаешь. Стало быть, Васька зятем будет.
Девушка расплакалась, а он не переносил слёз.
– А он-то любит ли тебя?
– Не знаю… – ещё пуще разревелась дочь, – провожал до дома несколько раз…
– Ну-ну, не стоит, моя красавица. Никто не стоит твоих слёз! Женится. Никуда он не денется!
Наутро он позвал агронома в свой кабинет и спросил прямо:
– Нравится тебе моя дочь?
– Нравится, – стушевался парень, – только…
– Никаких только! – прервал его будущий тесть. – Не позволю тебе ей голову морочить! – стукнул он по столу кулаком. – Нравится – женись! Чего откладывать-то, – уже мягче, но твердо сказал председатель. – Через неделю и распишитесь. Свадьбу скромную сыграем, сам понимаешь, времена теперь не те. Жить при мне будете.
Через неделю в сельском Совете их расписали. Счастливая Маша гордо шла по селу в нарядном белом платье под руку с любимым, а Василий лишь слегка улыбался, приветствуя встречных односельчан. Свадьба и правда была скромной и немноголюдной в большом председательском доме. Были только нужные и проверенные люди. Маша заикнулась было девушек пригласить, но отец рявкнул: «Вот ещё, голытьбу потчевать! Не ровня они нам!»
Молодым отвели самую большую и светлую комнату в доме. Мария порхала бабочкой, была безумно счастлива и весела. Василий был ласков с женой, и всё улыбался своей загадочной улыбкой. Что ещё отцу надо. Только пробегала тень по лицу зятя, когда садился он за стол, на котором время от времени появлялось и мясо, и белый хлеб в то время, когда всё село голодало. На откровенный разговор с суровым тестем он так и не решился, однако попросил отдельное жильё. Дескать, негоже ему в примаках жить, и доченька умоляюще посмотрела на отца:
– Ну, тятенька…
Куда деваться, выделил отец небольшой, но добротный домик молодой семье:
– Учись хозяйствовать, дочь.
В 1934 году Мария родила здоровую и чудесную девочку Танюшку. В свободное время отец и дед её с рук не спускали, правда, мало у них было этого свободного времени. День и ночь зять с тестем пропадали то в полях, то на покосе. Демьян и Василий ломили на колхозных работах наравне с рядовыми колхозниками. Всё в семье было ровно и гладко, отец помогал с продуктами, пока не грянул гром.
В 1937 году сменилось прикормленное руководство в районе, а ещё, как на грех, Демьян исполосовал вожжами нерадивого колхозника, по вине которого чуть не погибла лошадь, увязнув в трясине.
Тот написал жалобу. В село прибыла проверочная комиссия, были выявлены серьёзные недостачи зерна, мяса и других сельхозпродуктов. Демьяна арестовали и увезли в неизвестном направлении. Чудом не тронули семью агронома. Мать Демьяна слегла и вскоре ушла в мир иной.
В колхоз прибыл новый председатель, который косился на агронома и придирался к каждой мелочи. Потом вообще привез из города нового агронома, а Василия перевел на разные работы, тот не возражал.
Мария рыдала:
– За что тятеньку увезли? Вася, как жить-то будем?
– Как все живут, так и мы станем жить, привыкай, – обнял он жену, – не плачь, Маша.
После прошел слух, что Демьяна расстреляли…
Мария очень отца любила и почернела от горя.
– Скоты неблагодарные. Кусошники! Мало ли отец пахал на колхоз! Ну, брал продукты, так в район же и оправлял начальничкам. Да, брал и себе, и что?! Да на нём рубаха от пота не просыхала! Не заслужил, что ли?! Ну, побил этого лентяка, так за дело и побил. Нет справедливости! Ненавижу всех. Всех ненавижу!
– Ты что, Машенька, – изменился в лице Василий, – разве можно так о людях говорить, – он не узнавал свою всегда ласковую и, казалось, добрую жену. Или это только казалось? Стал присматриваться и обнаружил в ней плохо скрываемое пренебрежение к людям, всё чаще замечал в ней злость.
Танюшке было уже семь лет, когда началась Великая Отечественная война. Василий в первые дни ушёл добровольцем на фронт. На полные любви письма муж отвечал скупо, больше интересуясь тем, как растет дочка. А Мария ждала с нетерпением каждой весточки от мужа, которые приходили редко. Многие в селе уже получили печальные известия о пропавших без вести солдатах или, хуже того, похоронки.
С надеждой и страхом ждала Мария почтальона, но он проходил мимо. Вернись, Васенька, вернись, родимый! Господи, защити и сбереги его, – как заклинание шептала она бессонными ночами.
И он вернулся летом 1945 года. Вечерело, когда вошёл во двор солдат, покашливая и припадая на правую ногу.
– Ва… Васенька… – бросилась к нему Мария.
– Полно, полно, Маша! – слегка отстранился муж, заметив на крыльце девочку. – Доченька! Беги ко мне, золотко мое. Такая ты уже большая стала, а я куклу привез.
– Папка… – растерялась девочка.
Таня помнила отца, его добрые, сильные руки, улыбку, но сейчас непросто было распознать в этом мужчине знакомые черты. Наконец, узнала, и со всех ног бросилась к нему:
– Папка мой вернулся!
Он поднял её на руки и вошел в дом.
Развязал вещевой мешок и достал большую красивую куклу.
– Ой, папка… – вновь кинулась к нему Танюшка.
– А это тебе, Маша, – протянул он жене кашемировый платок. – Тут вот ещё тушёнки пара баночек да хлеб.
Мария кивнула, мельком взглянув на продукты. Накинула на себя платок, засуетилась, накрывая на стол, однако всё из рук валилось, мысли путались, и она скрылась за занавеской.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди:
– Спасибо тебе, Господи! Спасибо!
Вышла в нарядном платье, почти такая же молодая и красивая, как до войны. Отодвинула тушёнку и буханку ржаного хлеба на край стола и стала подавать своё угощение. Наваристые щи с мясом и пышный каравай белого пшеничного хлеба.
– А ты совсем не изменилась, Маша, – проговорил задумчиво муж, – как хоть вы пережили эту войну?
– Пережили, да по-всякому было и трудновато порой, но не бедствовали, как остальные, я же по-прежнему в торге работаю. Кусок хлеба да копеечку всегда добуду, – с гордостью добавила жена.
Последние слова покоробили Василия, но он спрятал это чувство за свою обычную улыбку:
– Да… ты осталась прежней…
Мария расцвела, приняв это за комплимент, но Василий совсем не то имел в виду, глядя на сиротливо стоящий в стороне черный хлеб и тушёнку. Мария всё стремилась обнять мужа, но он не спускал дочь с рук, избегая ласковых прикосновений жены.
– Ладно, отдыхать пора, – Василий нехотя отпустил от себя Танюшку, – беги, доченька, спать. Я на сеновал, Маша.
– Почему? – оторопела женщина.
– Душно тут…
Нет, не так Мария представляла себе встречу с мужем. Он каким-то чужим вернулся с войны, – думала она, перемывая посуду. – Натерпелся там бедный… Вон какой худой, часто кашляет и с ногой что-то. Ранен был, видимо, так почему не писал? Но ничего, обогрею, приласкаю, откормлю, подлечим, и всё по-прежнему будет. Главное – живой.
Быстро управившись с домашними делами, она стремглав влетела к нему на сеновал.
– Родной мой, как я ждала тебя, как ждала, – осыпала она его горячими поцелуями.
Не сразу, но он ответил на ласки жены. Не сдержался…
Счастливая и разгорячённая Мария гладила и целовала шрамы на его груди.
– Поговорить нам, Маша, надо, – легонько отстранил её Василий.
– Давай. Мне так много надо рассказать тебе, я так тосковала, я так ждала, – вновь набросилась она на мужа с поцелуями.
– Погоди, Маша. Я завтра уеду, – остановил её ласки Василий.
– Как уедешь? Надолго? Куда? – не понимала Мария.
– У меня другая женщина есть, вернусь к ней, приехал только повидаться с Танюшкой.
Словно ушат ледяной воды вылили на женщину.
– Другая?! – резко вскочила на ноги Мария и ударила его по лицу со всего маху. – Другую, значит, завел! Таскался там четыре года с какой-то ша//лавой, а я, как дура, ждала тебя, молилась по ночам. Да лучше бы тебя там убили! Ненавижу! Ненавижу, – колотила она его по груди.
Василий стал спокойно одеваться.
– Что ты можешь знать о жизни на войне, Маша?
– Чем она лучше меня? Чем? – запричитала Мария, упав перед ним на колени, – не уходи, останься со мной.
– Прости, Маша, я бы рассказал тебе, да только ты не поймёшь, – тихо сказал муж и ушёл в ночь.
Продолжение здесь Начало рассказа здесь
Tags: Проза Project: Moloko Author: Шевчук Л.И.
Другие истории этого автора: повесть "Анна" и рассказы: здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь