Возле дома на парковке я сидела в машине. И не могла заставить себя выйти! Руки дрожали на руле, в горле стоял ком. Ещё пять минут назад я была уверенной в себе бухгалтером, которая за день провела три сложные сверки и нашла ошибку на полмиллиона.
А сейчас превратилась в измотанную женщину, которая боится зайти в собственную квартиру.
Потому что знаю — там бардак. Опять. Как всегда.
Взяла телефон, набрала подруге Свете:
— Прив. Я не могу. Не могу больше.
— Рит, что случилось?
— Я просто... устала. Так устала убирать за ним. За всеми.
— За кем — за всеми?
— За Глебом. За его мамой, которая живёт у нас третий месяц. Я прихожу с работы — а там свинарник. Каждый день!
Света вздохнула:
— Рит, может, пора поставить их на место?
— Какое место? Они даже не видят проблемы!
— Тогда покажи. Перестань убирать.
Я замолчала. Перестать убирать? Просто так взять и не трогать их бардак?
— Спасибо, Свет. Ты права.
Я повесила трубку, вышла из машины. Поднялась в квартиру. Открыла дверь — и замерла.
На кухне гора грязной посуды. В гостиной разбросаны носки, журналы, пакеты из-под чипсов. Свекровь сидит на диване с планшетом, Глеб лежит рядом с телефоном.
— Привет, — сказала я.
— О, Ритка пришла! — свекровь даже не подняла глаз. — Я тут гороховый суп сварила, попробуй потом. И кстати, ванну бы помыть неплохо — что-то грязновато.
Я посмотрела на неё. Потом на Глеба. Потом на весь этот бардак.
И поняла — всё. Больше не буду.
***
Мы с Глебом женаты пять лет. Познакомились на корпоративе. Он был программистом с зарплатой в сто тридцать пять тысяч рублей. Я была главным бухгалтером в торговой фирме, получала девяносто две тысячи.
Мы могли позволить себе хорошую жизнь — снимали трёшку в приличном районе за семьдесят пять тысяч, ездили отдыхать дважды в год, ходили в рестораны, копили на первый взнос по ипотеке.
Проблемы начались после свадьбы.
Глеб оказался... безалаберным. Разбросает носки — не уберёт. Поест — посуду в раковину. Примет душ — полотенце на пол. Придёт домой — куртку на стул.
— Глеб, убери, пожалуйста, свои вещи.
— Угу, сейчас.
"Сейчас" не наступало никогда. Я убирала сама.
Думала — привыкнет, научится. Но прошёл год, два, три. Ничего не менялось.
— Глеб, помой за собой тарелку.
— Рит, я устал. Ты же всё равно на кухню пойдёшь.
Шла. Мыла.
— Глеб, повесь полотенце.
— Потом повешу.
Не вешал. Я вешала.
Пять лет я убирала за ним. Каждый день. Приходила с работы в семь вечера, уставшая после цифр и отчётов. И начинала второй рабочий день — уборка за мужем.
А три месяца назад к нам переехала его мама.
Валентина Петровна продала свою однушку в Подмосковье и решила "пожить у детей, пока не найдёт квартиру в Москве поближе".
— Мам, конечно, живи! — обрадовался Глеб. — Правда, Рит?
Я тогда кивнула. Подумала — ну месяц максимум, пока ищет жильё.
Прошло три месяца. Валентина Петровна квартиру не искала. Вообще. Зато прекрасно обжилась у нас.
Она работала продавцом в "Пятёрочке", получала тридцать восемь тысяч. Могла снять комнату за двадцать пять тысяч. Но зачем, если можно жить у сына бесплатно?
И она жила. Превратив нашу квартиру в филиал своего дома.
— Ритка, ты чего обои такие мрачные выбрала? Надо было посветлее.
— Невестка, готовь гуляш по-другому! Вот я тебе рецепт дам — правильный.
— Ты неправильно бельё развешиваешь. Смотри, как надо.
Я сжимала зубы и молчала. Потому что это мама Глеба. Потому что "она старая, ей виднее". Потому что "не хочу конфликтов".
Но хуже всего было другое.
Валентина Петровна оказалась ещё более неряшливой, чем Глеб. Она оставляла грязную посуду везде — на столе, на диване, даже на подоконнике. Разбрасывала свои вещи по всей квартире. Готовила — и не мыла за собой плиту, раковину.
— Валентина Петровна, помойте, пожалуйста, сковородку.
— Ой, Ритка, да ладно! Ты же всё равно посуду моешь вечером!
— Но вы же сами готовили...
— Готовила для всех! Неблагодарная какая!
Глеб молчал. И я мыла. За ней. За ним. За всеми.
***
Неделю назад я сорвалась.
Пришла с работы в девятом часу. День был адский — годовой отчёт, проверка, директор орал на всех. Хотела просто рухнуть на кровать и отключиться.
Открыла дверь — и обомлела.
Квартира выглядела как после вечеринки. На кухне гора грязной посуды — тарелки, кастрюли, сковородки. На столе засохшие остатки еды. В гостиной разбросаны носки, газеты, пакеты. В ванной грязные полотенца на полу, раковина в зубной пасте.
Глеб и Валентина Петровна сидели на диване, смотрели телевизор.
— Привет, — выдавила я.
— А, Ритка! — свекровь махнула рукой. — Мы тут пельмени ели. Вкусные такие! Хочешь — в кастрюле остались.
Я посмотрела на кастрюлю на плите. Грязную, с остатками теста на боках.
— Спасибо. Не хочу.
— Ну как знаешь. Кстати, плиту бы помыть — что-то жир брызгал, когда я жарила.
Я медленно выдохнула.
— Валентина Петровна, может, вы сами помоете? Вы же готовили.
Она удивлённо подняла брови:
— Я? Да я целый день на ногах! В магазине вкалывала! Мне отдохнуть надо!
— А я целый день в офисе сидела. Тоже устала.
— Ну так ты же сидела! А я стояла! Это тяжелее!
Я посмотрела на мужа. Он уткнулся в телефон, делая вид, что не слышит.
— Глеб, ты поможешь убрать?
— Рит, я весь день код писал. Башка раскалывается.
— А у меня башка не раскалывается? Я отчёты делала!
— Ну ты же привыкла! Тебе проще!
Злая я прошла в спальню, закрыла дверь. Села на кровать, обняла себя руками.
Так больше нельзя! Я не выдержу...
На следующий день я приняла решение. Больше не буду убирать за ними. Совсем.
Пришла с работы — на кухне опять гора посуды. Я прошла мимо. Достала свою чистую тарелку из шкафа (заранее спрятала там комплект), разогрела себе еду, поела. Помыла только свою тарелку.
Остальную посуду не тронула.
Глеб вышел на кухню через час:
— Рит, а посуду когда мыть будешь?
— Не буду.
— Как это — не будешь?
— Это не моя посуда. Я свою помыла.
Он уставился на меня:
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Но... но у нас же посуды чистой не останется!
— У меня есть. Вы помойте свою.
— Рита! Ты что, забастовку объявила?!
— Нет. Я просто перестала убирать чужой беспорядок!
Он постоял, потом ушёл. Посуду не помыл.
Прошла неделя. Я держалась. Убирала только за собой — мыла свою тарелку, свою чашку, убирала только свои вещи.
Их бардак не трогала. Совсем.
К концу недели квартира превратилась в помойку. На кухне вся посуда грязная. В гостиной разбросано всё что можно. В ванной их полотенца на полу. В спальне носки, футболки Глеба повсюду.
А я ходила между этим, спокойная, собранная. Убирала только за собой.
Валентина Петровна начала возмущаться на третий день:
— Ритка, что за безобразие? У нас свинарник!
— У вас свинарник. У меня всё чисто.
— Как это у нас?! Ты хозяйка дома!
— Я хозяйка, но не уборщица. Каждый убирает за собой сам.
— Глеб! — она пошла жаловаться сыну. — Ты слышал, что твоя жена говорит?!
Муж вышел из комнаты, посмотрел на меня растерянно:
— Рит, мама права. Надо убраться.
— Убирайтесь. Я не мешаю.
— Но ты же жена! Ты должна следить за домом!
Вот оно. Я ждала этой фразы.
— Нет, Глеб. Жена не обязана убирать за взрослым мужчиной и его мамой. Вы способны сами помыть за собой тарелку.
— Рита, что на тебя нашло?!
— Здравый смысл, — я посмотрела ему в глаза. — Я устала быть бесплатной прислугой.
— Прислугой?! Ты о чём?!
— О том, что пять лет убираю за тобой. Каждый день. После работы. А последние три месяца ещё и за твоей мамой.
— Но я же работаю! Приношу деньги!
— Я тоже работаю! Девяносто две тысячи — это не деньги?
Он растерялся:
— Ну... работаешь. Но я больше зарабатываю!
— Разница в сорок три тысячи не даёт тебе права превращать меня в уборщицу!
Валентина Петровна вмешалась:
— Ритка, ты обнаглела совсем! Глеб тебя обеспечивает!
— Я себя сама обеспечиваю, Валентина Петровна! И, кстати, аренду этой квартиры мы делим пополам. Я плачу тридцать семь с половиной тысяч каждый месяц.
— Ну и что?! Жена должна дом содержать!
— Должна содержать свой дом. А не убирать за двумя взрослыми людьми, которые сами способны помыть тарелку.
Я развернулась и ушла в спальню. Заперла дверь.
***
Снаружи слышались голоса — Валентина Петровна возмущалась, Глеб что-то отвечал невнятно.
Ночью он постучал в спальню.
— Рит, открой.
Я открыла. Муж вошёл, сел на кровать.
— Так жить нельзя.
— Согласна.
— У нас бардак.
— У вас бардак. У меня порядок.
Он потёр лицо:
— Рит, ты чего добиваешься? Чтобы я убирался?
— Хочу, чтобы ты убирал за собой. Как взрослый человек.
— Но я не умею! Не привык!
— Глеб, тебе тридцать четыре года. Ты прекрасно умеешь мыть посуду. Просто не делаешь этого, потому что есть я.
— Ну... ты же лучше справляешься...
— Я не лучше! Я просто делаю, а ты перекладываешь на меня!
Он молчал. Потом тихо спросил:
— И что теперь?
— Теперь у тебя два варианта. Либо ты начинаешь убирать за собой и попросишь маму делать то же самое. Либо я съезжаю.
Он вскинул голову:
— Съезжаешь?! Рита, ты о разводе?!
— Пока нет. Но готова. Я не буду жить прислугой в собственном доме.
Утром Глеб начал убираться. Помыл посуду — всю, огромную гору. Вытер стол, плиту. Собрал мусор.
Валентина Петровна наблюдала с дивана:
— Глебушка, да брось ты! Ритка отойдёт, сама всё сделает!
— Нет, мам. Не сделает. И нам пора тоже начать за собой убирать.
— Что?! Глеб, я твоя мать! Я в твоём возрасте троих детей растила и дом содержала!
— Мам, у Риты тоже работа. Она устаёт не меньше нас. Давай будем справедливы.
Валентина Петровна надулась, но промолчала.
А я стояла в дверях и смотрела. Впервые за пять лет Глеб убирал за собой сам.
Прошло две недели. Глеб держался — мыл за собой посуду, убирал вещи, вытирал ванну. Иногда забывал, но я напоминала.
Валентина Петровна сопротивлялась первую неделю. Оставляла грязную посуду, думала, что я не выдержу и помою.
Не помыла. Глеб помыл и объяснил матери:
— Мам, каждый моет за собой. Это правило.
— Какое ещё правило?! Я старая, мне тяжело!
— Мам, ты работаешь восемь часов в день. Значит, сил хватает. Помыть одну тарелку после себя — не проблема.
Она фыркнула, но начала мыть. Нехотя, со скрипом, но начала.
А потом случилось неожиданное.
Третья неделя. Валентина Петровна вдруг заявила:
— Я нашла квартиру. Съезжаю.
Глеб удивился:
— Мам, но ты же говорила, ищешь в Москве...
— Нашла в Мытищах. Комната за двадцать четыре тысячи. Нормальная.
— Но зачем? Живи здесь!
Валентина Петровна посмотрела на меня, потом на сына:
— Глебушка, мне тут некомфортно стало. Я привыкла по-другому.
Я промолчала. Глеб растерянно моргал.
— Мам, ну если тебе комфортнее одной...
— Комфортнее. Извини, Ритка, — она повернулась ко мне. — Я, наверное, неправильно себя вела...
Я кивнула:
— Ничего страшного. Просто мне тяжело было убирать за всеми.
— Понимаю теперь.
Она съехала через три дня. Мы остались вдвоём с Глебом.
Продолжение:
Буду признательна вашей поддержке❤️