Он бросил чемодан к двери.
Тяжело. Со стуком.
— Ты ни дня не работала! Всё, что у нас есть — моё!
Я стояла босиком на холодном полу.
И не могла выдавить ни слова.
Моё?
Всё — его?
Когда-то он говорил иначе.
«Ты — моё счастье. Только будь рядом».
Это было семь лет назад. На нашей свадьбе.
Он держал меня за руку. Смотрел в глаза. Клялся.
«Я буду зарабатывать. Ты — создавать уют. Вместе мы — сила».
Я верила.
Мы снимали однушку.
Маленькую. Тесную. Но — нашу.
Я работала тогда. Бухгалтером. Приносила деньги. Делила пополам.
Он строил карьеру. Задерживался допоздна. Уставал.
Я готовила ужин. Ждала. Массировала плечи.
«Ты — мой тыл», — говорил он.
Потом родился Лёша.
Маленький. Кричащий. Беспомощный.
Я ушла в декрет.
— Посиди с ребёнком, — сказал муж. — Зачем тебе эта работа? Я справлюсь.
И справлялся.
Зарабатывал больше. Мы переехали в двушку. Потом — в трёшку.
«Видишь? Я же говорил — всё будет хорошо», — гордился он.
Я кивала. Благодарила.
Но постепенно что-то менялось.
Он стал возвращаться позже.
Отвечал коротко. Молчал за ужином.
Скроллил телефон вместо того, чтобы разговаривать.
— Как день прошёл? — спрашивала я.
— Нормально.
— Лёша сегодня первый раз сам оделся!
— Ага.
Ага.
Не «молодец». Не «правда?». Просто — ага.
Я списывала на усталость.
«Работа, стресс, начальник давит», — говорила себе.
Старалась больше. Готовила любимые блюда. Убирала дом до блеска. Встречала с улыбкой.
Но он не замечал.
Проходил мимо. Бросал сумку. Шёл в душ.
Молча.
А потом начались фразы.
— Что ты вообще целыми днями делаешь?
Я замерла с половником в руке:
— Как «что»? Готовлю, убираю, с Лёшей занимаюсь...
— Ну да. Тяжёлая работа, — он усмехнулся.
Сердце сжалось.
— Ты серьёзно?
— А что не так? Дома сидишь, в тепле. А я — вкалываю.
Я не ответила.
Просто развернулась к плите.
«Не обращай внимания. Устал просто».
Но обида осталась.
Тихая. Липкая.
Раньше он благодарил.
«Спасибо за ужин, солнце».
«Ты лучшая, как всегда».
А теперь — молчание.
Ел. Вставал. Уходил в комнату.
Даже тарелку не относил.
Я начала замечать детали.
Телефон — всегда экраном вниз.
Пароль сменил.
Улыбается, когда пишет кому-то — но не мне.
«Может, коллега? Друг?»
Я не спрашивала. Боялась услышать правду.
Но однажды он не пришёл ночевать.
Позвонил в полночь:
— Задержусь на работе. Не жди.
Я не спала до утра.
Лёша проснулся — я укачивала его, смотрела в окно.
«Работа. Конечно, работа».
Утром он вернулся.
Помятый. Небритый.
— Где был? — спросила я тихо.
— Говорю же, работа.
— Всю ночь?
— Да! Проект горел! Хватит допрашивать!
Хлопнул дверью в ванную.
Я стояла посреди кухни.
С Лёшей на руках.
«Он врёт. Я чувствую».
Но доказательств не было.
Только — холод в груди.
Недели превращались в месяцы.
Он всё больше отдалялся.
Я всё больше старалась.
Готовила. Убирала. Улыбалась.
«Может, вернётся? Может, всё наладится?»
Но он не возвращался.
Физически — да, приходил домой.
Но внутренне — был далеко.
А потом я нашла сообщение.
Случайно. Его телефон лежал на столе, экран мигнул.
«Скучаю. Когда увидимся?»
Без имени. Просто сердечко.
Я замерла.
«Когда увидимся»?
Руки тряслись.
Я взяла телефон. Попыталась разблокировать — пароль не подошёл.
Конечно.
Он сменил.
Вечером я спросила:
— У тебя кто-то есть?
Он поднял глаза от ноутбука:
— О чём ты?
— Видела сообщение. «Скучаю. Когда увидимся?»
Пауза.
Потом — холодно:
— Это коллега. По работе.
— Коллега с сердечком?
— Она так пишет всем. Не придумывай.
Я не поверила.
Но промолчала.
«Нет доказательств. Только подозрения».
И я боялась услышать правду.
Потому что правда разрушила бы всё.
А ещё через месяц он взорвался.
Я попросила денег на новую одежду Лёше — сын вырос из старой.
— Опять деньги? — он поморщился.
— Ему нечего носить...
— Ничего, походит ещё. Или сама заработай, раз нужно.
Я онемела.
— Сама заработай?
— А что? Сидишь дома, ничего не делаешь.
— Я воспитываю твоего сына!
— Нашего. И это не работа.
Слёзы душили.
— Ты серьёзно так думаешь?
— А как иначе? Я деньги приношу, а ты — тратишь.
— Я трачу на семью! На еду, на ребёнка, на дом!
— Ага. На дом, который я купил. На ребёнка, которого я содержу. Всё — моё.
Он встал. Схватил ключи.
— Куда ты?
— На работу. В отличие от тебя, я работаю.
Хлопнула дверь.
Я осталась одна.
Села на пол. Обняла колени.
«Всё — его?»
«А я — кто?»
Лёша выглянул из комнаты:
— Мама, почему папа кричал?
Я вытерла слёзы. Улыбнулась натянуто:
— Не переживай, солнышко. Всё хорошо.
Но он не поверил.
Подошёл. Обнял.
— Не плачь. Я тебя люблю.
И я разрыдалась.
Это длилось ещё три месяца.
Холод. Молчание. Упрёки.
Я пыталась говорить — он отмахивался.
Пыталась понять — он закрывался.
«Может, пройдёт? Может, он одумается?»
Но он не одумывался.
Просто отдалялся всё дальше.
А потом — тот самый вечер.
Он вернулся поздно.
Прошёл мимо меня. В спальню.
Я услышала — открывается шкаф, что-то достаётся.
Вышла.
Он стоял с чемоданом.
— Ты... куда? — прошептала я.
Он не посмотрел.
Молча складывал вещи.
— Ответь мне!
— Ухожу.
Сердце остановилось.
— Куда?
— К маме. Временно. Потом сниму квартиру.
— Почему?!
Он застегнул чемодан. Посмотрел на меня.
Холодно. Отстранённо.
— Потому что устал.
— От чего?
— От тебя. От этой жизни. От того, что я один всё тащу.
Слёзы потекли сами.
— Я тоже тащу! Я дом веду, ребёнка воспитываю...
— Это не работа, — оборвал он. — Ты ни дня не работала. Всё, что у нас есть — моё. Дом — мой. Машина — моя. Деньги — мои. Ты ничего не заслужила.
Мир рухнул.
Я стояла босиком на холодном полу.
И не могла дышать.
«Ничего не заслужила»?
Семь лет. Семь лет жизни.
Стирка. Готовка. Уборка. Бессонные ночи с ребёнком.
Отказ от карьеры. От друзей. От себя.
Ради него.
И я ничего не заслужила?
— Ты... ты серьёзно? — выдавила я сквозь слёзы.
— Абсолютно. Дом продам. Квартиру оставлю маме. Ты — снимешь что-нибудь. С ребёнком.
— Но это наш дом!
— Нет. Мой. Документы на меня. И я решаю.
Он поднял чемодан. Двинулся к двери.
— А Лёша? — крикнула я.
Он остановился.
— Что «Лёша»?
— Ты бросаешь и его тоже?!
Молчание.
Потом — тихо:
— Увижусь с ним по выходным.
И вышел.
Хлопнула дверь.
Я стояла.
Одна. В пустой квартире.
Слёзы лились. Руки тряслись.
«Как? Как он мог?»
Лёша выглянул из комнаты:
— Мам, а где папа?
Я присела перед ним. Обняла.
— Уехал, солнышко. На работу.
— Надолго?
— Не знаю.
Он прижался ко мне:
— А ты не уедешь?
— Нет, родной. Никогда. Я с тобой. Всегда.
Мы сидели на полу.
Обнявшись.
Мой маленький сын и я.
Брошенные.
Продолжение следует...
Как вы думаете — прав ли муж, считая, что всё нажито только им? Или вклад жены в семью бесценен, даже если она не работает? Напишите в комментариях — кто, по-вашему, больше вкладывает в семью: тот, кто зарабатывает, или тот, кто хранит дом?