Общежитие строительного училища. 2 часа ночи. Молодая мать лупила своего новорождённого ладонью по тщедушному телу. Он заверещал ещё сильнее, видимо, обиделся! Соседка по комнате, Лида Чеснокова, вскочила с кровати, как ужаленная:
— Ты что, с ума спятила? Ты ведь его убьёшь! Дай его сюда, я его на руках укачаю!
Она завернула малыша в пелёнку, сунула ему в рот пустышку и заходила по диагонали комнаты с этим маленьким крикуном на руках, доски пола скрипели у неё под ногами. Ребёнок успокоился и заснул.
А мамаша его уже давно дрыхла без задних ног! Её волосы с синими (по-модному) прядями разметались по подушке. Да и как не спать в этом возрасте, ведь ей нет и шестнадцати! Она была обыкновенным тонконогим подростком из детдома, любила красиво одеваться, делать макияж, наклеивать ресницы.
Куратору Марине Ивановне пришлось несладко, когда дело дошло до комиссии по делам несовершеннолетних. Марину обвиняли, что она не усмотрела за девочкой. Она оправдывалась, как могла, ведь кроме неё есть воспитатели, которые круглосуточно несут вахту в общежитии этого училища, сменяя друг друга.
Света Брылина всех обвела вокруг пальца, умело скрывая беременность; ей помогали балахонистые спортивные костюмы, которые она носила. Отца ребёнка она так и не назвала, молчала, как партизан. А сейчас к Свете приставили Лиду, чтобы та помогала с ребёнком, обещали отметить ей эти дни как практику. Девочки учились на швей.
Марина пришла проведать свою подопечную. Это получалось не каждый день, ведь кроме Светы она вела ещё шестерых детдомовских ребят.
Поднявшись на второй этаж общежития, она тихонько постучала и услышала лёгкий щелчок дверного замка — ей открыла Лида. Малыш спал, молодая мамаша лежала на кровати ничком, отвернув лицо к стене. Лида прошептала:
— Она сегодня психованная! А я не выдержу ещё одной бессонной, кошмарной ночи! Приставьте к ней кого-нибудь другого! Ни днём ни ночью покоя нет!
Света завозилась и села на кровати. Марина Ивановна подошла к ней и взяла её за руку:
— Ну как ты? Привыкаешь к ребёнку?
Молоденькая мать крикнула в слезах, вырвав свою руку:
— Я не буду ни с кем говорить! Оставьте меня в покое!
Младенец заворочался, закряхтел и подал голос. Он плакал всё горше и безутешней, словно знал, что никому не нужен!
Куратор стала уговаривать Свету:
— Мы определим малыша в дом ребёнка, пока ты учишься, только не пиши отказ, а то его быстро кто-нибудь усыновит! Ведь он у тебя такой хорошенький и совершенно здоров, что сейчас большая редкость! Как хоть ты сына назвала?
Света хриплым голосом сказала:
— Кузьма!
— О, довольно редкое имя! Да, я тебе апельсины принесла, забыла отдать!
Выложив цитрусовые на тумбочку, Марина Ивановна поспешила уйти. Ей ещё нужно было посетить дом малютки, там у неё под опекой полуторагодовалый Серёжа. Он уже стал её узнавать, при встрече что-то рассказывал на своём тарабарском языке. Марина учила его твёрдо стоять на ногах и говорить.
Женщина шла по улице и вспоминала, как была на днях на даче у своего сожителя Ивана. Они уже два года состояли в «гостевом браке» — так, считали они, не надоедали друг другу и всегда были рады встрече. Он недавно купил дом в дальней деревне и даже успел вставить пластиковые окна.
Марине там очень нравилось: простор, кажущийся бесконечным горизонт, красочные закаты на озере. Озеро было большое и рыбное.
Сначала Иван покупал рыбу у соседки Зины, а потом приобрёл лодку и стал ловить сам. Соседка оказалась женщиной шустрой, средних лет, она лихо управляла своей лодкой и ставила сети в камышах у берега. Зина была, как говорят, без лишнего веса и легка на ногу.
Как раз в прошлую субботу, когда Марина приехала, Иван копался в двигателе своей старой "Нивы", а она сидела на завалинке, грелась на осеннем солнце. Из-за калитки соседнего участка послышался звонкий голос:
— Иван Сергеевич, а рыба сегодня пошла? Или опять чайки все объели?
На пороге стояла Зина, в ярком платке и резиновых сапогах по колено, держа в руках пластиковый контейнер.
— Принесла вам пирожков с калиной, они только что из печи. Мужским рукам, которые с техникой возятся, всегда перекус нужен.
Она лукаво улыбнулась, заметив Марину.
— О, Маринушка! Приехала? Хорошо, что застала. Бери и ты, не стесняйся.
Марина вежливо, но без энтузиазма взяла пирожок.
— Спасибо, Зинаида Петровна. Вы всегда так заботитесь.
— Да что вы, соседей надо жаловать! — Зина махнула рукой. — А то дом четыре года пустой стоял, мы уж думали, никто не купит. А тут Иван Сергеевич такой хозяйственный объявился. Я аж обрадовалась. Он и мне помогает — то дрова поколоть, то забор поправить. А я ему по-соседски, чем могу: то пирогом, то вареньем. Он у вас, я смотрю, совсем по-холостяцки жить привык.
— Мы справляемся, — сухо ответила Марина.
— Ну, я тогда побежала! Сети проверять надо, а то эти бакланы весь улов в лохмотья превратят. Заходите как-нибудь на уху! — И, вихрем развернувшись, Зина скрылась за калиткой.
Иван, вытирая руки о тряпку, подошёл к Марине.
— Что это ты насупилась? Зина — душа-человек.
— Очень душевная, — с лёгкой усмешкой сказала Марина. — И пирожки всегда к твоему приезду горячие. Удобно.
— Ну вот, началось... Она просто соседка. И мою собаку покормит, если я надолго уеду.
— Я вижу, как она «просто» соседка. Калитка у тебя на пятках не стоит, прямо как метеор тут носится!
— Мариш, не придумывай. Ей сорок девять, между прочим.
— В самом расцвете сил, — парировала Марина. — И сапожки у неё модные, и платок не деревенский. Смотри, как бы эта «душа-человек» твоего холостяцкого быта совсем не обустроила.
Она не стала продолжать спор, но внутри всё кипело. Идя сейчас по городским улицам, от Светиных слёз к своему подопечному Серёже, она снова думала о Зине. О её уверенных движениях, хлёстком взгляде карих глаз и этой назойливой, цепкой заботе.
«Надо бывать там почаще, — решила про себя Марина. — А то мужика из-под носа уведёт. И кому он такой нужен, неказистый лодочник? А вот, оказывается, нужен».
Она ускорила шаг, чувствуя, как тяжесть от чужих проблем и своя собственная неустроенность сплетаются в один плотный клубок. Одних чужих детей ей было мало, теперь вот ещё и борьба за чужого мужчину на горизонте появилась.
***