Прошли годы. Лето сменило осень, зима засыпала снегом старые улочки, скрыв все следы детских забав. Дети росли, взрослели, обретали характер и мечты. Многие уехали в город, возвращаться в село никто не спешил. Советский союз давно распался, а вместе с ним ушёл в небытие и привычный уклад деревни. Фермы и пастбища пустовали, их остатки быстро скупили новые бизнесмены — дети перестройки.
Старый председатель не отставал — после смерти жены Павел Григорьевич ожесточился душой, уже не видя смысла хранить прежний порядок.
— Капитализм, так капитализм, — говорил он себе.
Он сумел выкупить часть земли, полулегально, с помощью связей и поддержки городских авторитетов. Комбайны ржавели у дороги, а поля переделывали под коттеджи — дачные посёлки для богатых городских жителей. Так появилось престижное закрытое сообщество на живописном участке у реки.
Те, кто успел вовремя — жили неплохо, став зажиточными. В селе построили новую школу, поликлинику, опорный пункт полиции, кинотеатр, спорткомплекс. Повседневная жизнь вновь стала размеренной и тихой. Вдоль новой асфальтированной дороги иногда ещё встречались гордые стаи гусей, утки, привязанные косы, но коровы уже не возвращались по вечерам домой.
— Теперь и выпаса нет, — шептались старики, — кому нужны коровы? —
Современные деревенские дети уже не знали, как всем селом вечером встречать стадо, а заодно болтать друг с другом и учиться жить. Всё чаще они оставались перед новыми приставками — сперва Дэнди, потом Сега.
В доме Леси всё-таки осталась корова, рука не поднялась сдать её. Дед Афанасий умер несколько лет назад от сердца, так и не смирившись с новыми порядками. Он работал до последнего дня скотником и пытался защитить молочные породы, которых хотели пустить под мясо ради освобождения помещений под теплицы и грибные фермы.
Во время одного из споров Афанасий схватился за сердце. После этого он ещё неделю пролежал в реанимации, иногда приходя в себя и тихо беседуя с внучкой. Никто не решился прогнать её из палаты, хоть правила запрещали присутствие посторонних вне времени посещений. Одна добрая медсестра даже принесла из дома раскладушку, чтобы 14-летняя девочка могла остаться с дедом как можно дольше.
Именно тогда Леся полюбила сестринское дело, прониклась душой к самоотверженному труду врачей. Ей хотелось когда-нибудь надеть белый халат, чтобы спасать жизни и не дать людям узнать боль потери близких.
После смерти Афанасия главврач велел помочь девочке с похоронами, найти машину, собрать добровольную помощь среди работников. Решили в опеку не сообщать — больше смерти она боялась потерять дом. Срочно начали искать опекуна, готового взяться за ребёнка.
Та самая медсестра, Нелли Андреевна, начала собирать документы. Леся жила одна, потому что Нелли разрывалась между селом и городом. Спасало только лето — работы в огороде было много.
Всё чаще в дом захаживал тот самый Захар.
— Давай помогу с дровами, — предлагал он.
— Не надо, сама справлюсь, — отвечала Леся, но принимать помощь не отказывалась.
Он вместе с отцом помогал с похоронами, девочка к нему прониклась, прежние обиды исчезли.
Председатель шутил:
— Вот где невеста растёт! Придёт сын из армии, так и за свадьбу думать можно.
Парню должно было исполниться восемнадцать, и он как раз попадал под осенний призыв. Хотя с деньгами и связями Захар мог бы спокойно откосить, решил сначала отучиться на юриста, а потом уже видно будет — может, даже уедет на работу за границу.
Близились девять дней. Леся потихоньку привыкала жить одна, хотя хлопот по дому было много. Сельчане помогали, кто чем мог, но вопрос денег стоял остро: ни накоплений, ни ценных вещей.
Несколько раз она собиралась продать мамины серёжки, чтобы оплатить расходы, но Захар её останавливал.
— Не тронь память о матери, — уговаривал он.
— А как жить? — тихо плакала девочка.
— Разберёмся, — говорил парень, собирая помощь в деревне.
Леся боялась оставаться дома одна. Часто на ночь у неё оставалась соседка, добрая женщина лет шестидесяти — она знала родителей Леси, помогала по хозяйству, отводила корову Марту на луг за рекой, где старый пастух Савелий пас крошечное стадо вдали от глаз приезжих городских дачников.
— Сходи, полежи, — советовала Антонина. — Я с делами сама управлюсь.
Иногда днём Леся шла на реку, чтобы просто посидеть с Савелием, послушать истории о старых временах, когда всё было проще и добрее. Даже его бесконечное ворчание не казалось ей занудным — скорее лекарством для уставшей души.
Она скучала по деду, а Савелий, сам не зная, лечил её рассказы о тех, кого она так любила. В памяти всплывали лица, которые уже почти забыла, восстанавливая их лишь по затёртым фотографиям.
С удивлением Леся вспоминала моменты детства, которые уходили в самые глубокие уголки сознания. Некоторые истории она даже не знала, пока не послушала Савелия, слушая с открытым от восторга ртом, словно читала интересную книгу, представляя героев во всех красках.
Месяц прошёл незаметно. Документы на опеку почти были готовы, но председатель внёс поправки. Честолюбивому человеку льстило внимание к своей заботе о сироте — это прибавляло ему репутации главы сообщества, привлекало новых людей на купленную заранее землю.
Павел Григорьевич решил взять опеку над Лесей, рассчитывая на большой участок, что остался ей от родителей. Кроме того, хорошее имя могло бы помочь ему баллотироваться в главы района или даже занять депутатское место.
Леся с удовольствием согласилась на такой вариант, ей было очень жаль медсестру, которая разрывалась между двумя домами и работой. Документы оформили удивительно быстро. Уже через неделю Павел Григорьевич благодаря связям собрал все необходимые справки и оформил опеку. Оформление удочерения он пока откладывал, рассчитывая использовать этот вариант как козырь для будущих районных выборов.
Хорошую новость Леся восприняла спокойно. В её честь устроили богатый стол с приглашёнными гостями, которых она едва знала. Только некоторых могла узнать по телевизору, а сельчан среди гостей почти не было. Пиршество вышло за пределы дома и развернулось во дворе. Незнакомцы не раз предлагали четырнадцатилетней девочке выпить. Ей это казалось странным и неприятным — она отлично понимала свой возраст и считала алкоголь кощунством.
Больше всего Лесю расстраивало, что с момента похорон дедушки Афанасия прошло всего пару месяцев, а в доме уже звучит весёлая музыка и кто‑то шумно празднует.
Забрав тарелку с зефиром, девочка ушла в свою комнату, чтобы собраться с мыслями. Когда шум стал стихать, она погрузилась в глубокий, безмятежный сон.
Около рассвета её разбудил скрип двери. В дверях стоял, покачиваясь, Захар с недопитой бутылкой коньяка в руке.
— Можно у тебя заночевать?
— Что, прямо тут? — удивилась Леся.
— Да, я много места не займу. Там уже все на полу спят, а до дома я точно не дойду — перебрал... Дай плед, тоже на полу завалюсь.
Леся послушно полезла в шкаф, доставая запасные постельные принадлежности. Нашлась даже твёрдая подушка, которую обычно держала про запас — дедушка называл её ортопедической.
Импровизированное спальное место быстро сделали из вороха зимних одеял. Захар с грохотом рухнул прямо на лежанку, даже не дотянувшись до подушки, и моментально захрапел.
Леся не умела воспринимать пьяных людей — дедушка никогда себе этого не позволял. Для неё стало открытием, что у вина есть деревянная пробка, а томатный сок можно смешать с водкой прямо в побитой керамической кружке. Она заметила это у гостей, лощёных и приличных с началом застолья, но быстро растерявших вид ближе к ночи.
Сомневаясь, разумны ли перемены в её жизни, Леся решила выбросить из головы все дурные мысли и погрузиться в сон.
— Что ты делаешь? — вдруг резко раздался голос.
Леся проснулась от неожиданного толчка по кровати. Захар с грохотом сел на край, вскинул одеяло, его глаза были безумными и совершенно незнакомыми.
На полу валялись бутылки из-под коньяка, хотя даже в полутьме они были отчётливо видны. Парень полез к ней с поцелуями, но Леся увернулась.
Завязалась перепалка. Леся схватила одну из бутылок и с силой ударила Захара по лбу. Тот попытался догнать убегающую Лесю, но кровь мешала видеть, ноги едва держали его на полу, спотыкаясь об уснувших гостей. Теряя из виду девушку, он в конце концов вернулся к лежанке и мгновенно отключился.
Леся выбежала ночью, не разбирая дороги. Вначале бросилась в лес, пробежав около двухсот метров, потом поняла, что её никто не преследует.
Позади остался дом соседки. Подойдя к двери, она едва слышно постучалась, словно маленький котёнок.